Тихо на кухне, а в воздухе шуршит, копошится радостное ожидание.

Ждать осталось всего-то один денёк. Завтра будут Дед Мороз, подарки и праздничный ужин.

Над столом картина, а на картине тыква – почти спряталась под серебристой мишурой, свисающей с рамки. И хорошо, что спряталась. Ведь если бы на картине нарисовали что-нибудь вкусное, тогда другое дело, а тыква Марусе не нравится.

Из спальни доносится Данькин плач. Мама из-за этого плача всегда нервничает и злится, жалко её. И Даньку жалко. Маруся удивляется – зачем же он маму злит? Непонятный!

Пока мама убежала успокаивать Даньку, надо успеть всё, что строго-настрого запрещено. Маруся тщательно развалилась на стуле и качает ногой. Правда, именно сейчас этого почему-то не хочется, но Маруся всё равно сползла попой к краю и двигает ногой быстро-быстро. Тапочек упал, а пятка больно задевает деревянную ножку – приноровиться и не задевать никак не выходит. Но зато никто не скажет: «Прекрати качать ногой, Маруся! Сядь сейчас же ровно, Маруся! Не разваливайся на стуле, Маруся!»

Бумажные снежинки держатся за мыльные кляксы на стеклянной границе двух удивительных миров: один домашний, надёжный, а другой – неизвестный, заоконный. Снежинки хоть и приклеены с домашней стороны стекла, но Марусе за них немного боязно: ведь за окном уже темно, а они словно застыли над пугающей пропастью. Маруся никогда не глядит в окно, если на улице темно. Но сейчас она засмотрелась на затейливый узор одной из снежинок, которую вырезала мама: красивые дырочки и ровная бахрома. У мамы всё получается красиво!

Из спальни слышится мамино колыбельное мычание – значит, Данька сейчас уснёт, а мама вот-вот вернётся, и тогда они продолжат готовить праздничный пирог. Маруся смотрит на большую миску и тянется к ней указательным пальцем. При маме так нельзя, но ведь сырое тесто – такое сладкое! Маруся опускает палец в манящую вязкую массу, немного возит им, достает – весь молочно-белый – и с наслаждением облизывает, потом ещё раз, и ещё. Ммм! Готовый пирог – совсем не то. Мама этого не понимает и говорит, что от сырого может разболеться живот. Но Маруся всегда улучает момент и незаметно лакомится.

От маминого неожиданно близкого возгласа Маруся вздрагивает и так резко выдёргивает палец из миски, что опрокидывает незакрытую бутылку с молоком, стоявшую рядом. Молоко быстро заливает стол и стекает на пол, а Маруся замирает, нелепо оттопырив предательски белый палец. Встретив мамин усталый сердитый взгляд, она закрывает лицо руками, измазав лоб и чёлку.

Звучит неотвратимое, ужасное:

- Немедленно умываться и в комнату! Наказана! Праздник отменяется! Никакого Деда Мороза!

 

Тихо в комнате, а воздух дрожит, перекатывая туда-сюда горькую обиду.

Слёзы давно высохли, Маруся думает.

Как же без праздника теперь? А Дед Мороз? Она, конечно, плохо себя вела, но вдруг он всё-таки придёт? Ведь к Даньке-то он может прийти? Вот придёт, а мама его не пустит – ой, как нехорошо… Вот если бы папа жил с ними, а не на облаке, то наверняка уговорил бы маму передумать, ох…

Слабый свет ночного бра не дотягивается до двери комнаты. Маруся на кровати. Обхватила коленки и прислушивается к темноте: кажется, мама и Данька уснули. Но в кухне осталась Боня, усаженная на подоконник наблюдать за тем, как Маруся с мамой будут готовить пирог. Без Бони заснуть никак нельзя – надо сначала уложить её в кроватку, укрыть одеяльцем. Там, на подоконнике, Боне одиноко и страшно.

Маруся решается. Неуверенно, осторожно, на цыпочках выходит из комнаты и крадётся по тёмному коридору. Всё кажется ей незнакомым и опасным. Но вот и кухня. В окно, прямо сквозь бумажные снежинки, проникает свет фонаря, поэтому здесь уже не так темно. Вот стул, вот стол, а вот и подоконник. Но Бони почему-то нет. Маруся присматривается, крутит головой и находит Боню на полу: та протягивает к Марусе ручки, а одна ножка вывернута. Ай-ай-ай, бедняжка! Маруся поправляет ей ногу, прижимает к себе и шёпотом приговаривает:

- Ничего-ничего, не плачь, моя маленькая, всё хорошо, я тебя люблю… Хочешь пирога? Где наш пирог?

Правда, мама сказала Марусе перед сном, что раз не будет праздника, то и пирога тоже не будет. Но по аромату, приятно плавающему по квартире, Марусе показалось, что пирог всё-таки есть. Да вот же он, на столе, на большой тарелке, бережно укрытый полотенцем, ещё тёплый! Маруся приподнимает полотенце и отламывает кусочек:

- Сейчас-сейчас, малышка, а-а-а, не плачь, вот, попробуй!

Маруся тычет Боне пирог и причмокивает, словно это Боня жуёт.

- Ну вот, видишь, как вкусно, и совсем не нужно плакать… – кусок пирога исчезает: нежные бисквитные слои со смородиновой начинкой тают во рту, а Маруся отламывает ещё:

- Кушай, моя девочка, не плачь, а-а-а, я тебя очень-очень люблю… – и второй кусочек исчезает.

- Скучала без меня, Бонечка? Ну, всё, всё, успокойся, а-а-а… – третий кусочек исчезает.

- …Что, ножка ещё болит? Вот, возьми, только не нужно плакать, а-а-а, – приговаривает Маруся и снова тихонько причмокивает – мама говорит, что надо тщательно пережёвывать пищу, а не глотать сразу.

Мишура, спрятавшая тыкву над столом, красиво переливается блёстками под мягким светом уличного фонаря. Маруся это замечает и любуется, прижимая и укачивая Боню. Вон там блеснуло розовым, а вон – серебристым, а сейчас фиолетовым! Вдруг Марусе кажется, что тоненькие блестящие полоски шевелятся, и ей опять становится страшно.

- Не бойся, Бонечка, – шепчет Маруся, – это просто воздух потрогал серебринки! Хочешь ещё пирога?

Но Боня очень боится, и Маруся целует её в лобик:

- Тихо, тихо, не плачь!

Вдруг шумно вздыхает огромная прямоугольная фигура у стены. Маруся цепенеет и с ужасом смотрит: над ними возвышается и пофыркивает тот, кто раньше был холодильником.

- Давай спрячемся! – шепчет Маруся и заползает под стол, прижимая Боню.

Холодильник уже молчит, но Марусе не по себе. Она тихонько кладёт Боню на пол:

- Я сейчас, потерпи!

Выползает из-под стола, подтягивает к себе тарелку и утаскивает её под стол:

- Ну вот, теперь нам с тобой не так страшно. Покушай, моя маленькая…

 

Тихо на кухне, а воздух пахнет праздником. Яркое утро играет с блестящей мишурой, дразня её солнечными зайчиками. Под столом тарелка с крошками и следами от смородины, а рядом спящие Маруся и Боня. Утру не удаётся их разбудить – солнечные зайчики никак не могут пробраться под стол.

Мама изумлённо застывает у порога кухни. Потом опускается на корточки и нежно гладит Марусю, приговаривая:

- Маленькая моя… всё хорошо, моя девочка, я так тебя люблю…

Маруся открывает глаза:

- А праздник совсем-совсем отменяется? Для всех-для всех? А если Дед Мороз всё-таки придёт, ты его всё равно прогонишь? А может быть, можно оставить праздник для Даньки?..

Голосок у Маруси дрожит, а в воздухе неуклюже ворочается липкая тревога.

Мама целует Марусю:

- Не прогоню, не прогоню, моя маленькая…