Этот небольшой дом он купил случайно. Проходил мимо в тот момент, когда пожилой мужчина ставил у дороги треногую табличку о продаже. Дейка не сильно волновала стоимость дома, он не торговался. Просто купил этот дом, сам не зная, зачем.

Дом простоял несколько лет, прежде чем его дверь была открыта с помощью пинка и ругани. Так вышло, что у Дейка при себе не было ключа, а на улице был дождь, такой нудный, противный, холодный, как и всякий дождь в конце ноября. Хотелось где-то согреться и обсохнуть, а тут на пути попался собственный дом, что, конечно, удобно. Только вот в доме давно не было отопления, электричества, воды и газа. Коммунальные службы лишили этот дом всех полагающихся благ за неуплату.

Дейк, не найдя тепла в этом доме, к своей радости, обнаружил застеленную кровать, неполную бутылку дешёвого виски в буфете, кресло, плед и неплохой вид из окна. А ещё Дейк нашёл в этом доме тишину. В любом помещении, стоило ему только войти, начинались торжественные приветствия, подобострастие, заискивание, разговоры, просьба дать совет или какие-нибудь предложения. Ненужный шум. Зачем всё это человеку, который ничего не хочет слышать и ничего не желает знать?

А ещё лица, бесконечная череда лиц. Они все улыбаются, они деланно серьёзны, они надменны, фальшивы, скучны. Нет ни одного слова, жеста, взгляда о чём-то важном. О чём-то таком, что заставит хоть на мгновение всколыхнуться чувствам, затронуть в душе хоть одну струну. Скучно всё это, пошло, однообразно и утомительно. А ведь хочется просто говорить, и говорить как-то так, чтобы живая нить протянулась между собеседниками. Говорить, как пить, как видеть рассвет или море, как слушать музыку, как смотрит мать на своё дитя.

В этом доме тишина. Дейку она кажется живой. Она рядом, она слышит, она тихонько дышит в спину, успокаивает и дарит великую возможность побыть с собой. Хорошо сидеть в тишине, смотреть на фонарь, льющий свет на землю. Пусть светит, пока спит солнце, кто-то должен это делать. Капли дождя под его светом особенно красивы. В руке есть бокал, в бокале виски, значит в теле будет тепло. Можно смотреть на дождь, на медленно наползающий туман, и наслаждаться своим одиночеством.

Что такое? Дейк поднимает глаза. Шаги, слышатся шаги. Дыхание, от него такой шум, что закладывает уши. И вторит ему стук сердца: «она, она, она», пульсом бьёт в голову этот монотонный повтор.

– Шаги не могут быть здесь, – шепчет Дейк, её здесь не было. она не может быть здесь. – Эй вы, – уже во весь голос кричит он, – она ушла от меня! Её больше нет! Вы слышите?! Сволочи, её больше нет!

Шаги и стук сердца стихают. В голове теперь пустая тишина. Она хороша, эта тишина, в ней нет чувств, мыслей тоже нет. Особенно хороша такая тишина, когда выпьешь виски. Дейк выпивает залпом стакан, наливает второй. Тихо, только тикают часы. Вон они там, над камином.

Тиканье нарастает и всё явственнее Дейк слышит в монотонной работе механизма: «о – на, о – на, о – на». Тиканье заполняет всю комнату и голову, кажется, весь воздух пульсирует в этом ритме: о–на, о–на, о–на. Теперь уже весь дом повторяет этот монотонный распев. О–на, о–на, о–на напевают стены, мебель. Даже капли дождя лупят в стекло в ритме этого нудного распева.

Дейк начинает метаться по комнате. – Она. Она ушла от меня. нет её здесь. Я один. Один. – Тихо и прерывисто говорит он. – Оставьте меня. Тишина, где ты? Ты была такой хорошей. Ты ведь живая. Да? Тишина? – шепчет он жалобно. – Тишина, давай будешь ты, не надо их всех, – и уже срываясь на визг, кричит – Тишина! Убери их! Я не могу больше.

– Ты видел её, – спрашивает он у фотографии пожилого мужчины на стене, – она лежала там? Ты видел, как она лежала? Она ушла от меня. Она от меня, меня ушла. Я нужен всем, все идут ко мне, а она ушла. Они все, – Дейк многозначительно поднимает палец, – все. А она ушла.

Все! – Дейк кричит во весь голос – и вот эти! Ты видишь, они тоже что-то хотят от меня. а я не хочу. Только она. Вот что я хочу. Но её нет. Она ушла. И теперь её нет. просто дерево, понимаешь, дерево. Оно просто упало. Ты знаешь, что с ней стало? Я видел. Я видел это. Она лежала под ним. Уходя она погладила меня по щеке. Я не знал, что она уходит. Не знал. Но она ушла. Под деревом у неё не было щеки, у неё не было лица. Я не смог её потрогать. Понимаешь? Не смог. Она ушла. Совсем. Её нет.

Её нет! – Дейк кричит во весь голос. – Вы, слышите, все вы, нет её!

Без сил Дейк опускается в кресло и натягивает плед на голову. На мгновение его накрывает тишина. Он успокаивается. Но снова пульс в голове монотонно начинает повторять: о–на, о–на, о–на.

– Я больше не могу, тихо шепчет Дейк, - не могу, не могу. Так не могу. Мне надо встретиться с ней. Но она там. Она ушла. И я пойду. Ты слышишь?! – Скинув плед, кричит он фотографии на стене.

О–на, о–на, о–на, снова стучит в голове. Дейк, дико закричав, выбегает из дома. На пути дверь. Он толкает её. Разбивает стекло. Дверь не открывается. Он дёргает её на себя, она распахнулась. Тут же Дейк, поскользнувшись, падает. Кричит, начинает рвать зубами запястья, видит стекло, начинает резать им вены. В этот момент подъезжает полицейский патрульный автомобиль.

 

В палате всё белое. Дейк смотрит в потолок. Приходила она, Леди. С ней был недолгий разговор.

Леди вошла на порог и остановилась, долго и пристально посмотрела в глаза Дейка. – Ты не нужен мне, – сказала она, – я не возьму тебя.

– Там она, – возразил Дейк, – только там мы можем встретиться. Ты должна это понимать.

– Она ушла от тебя, – пожимает плечами Леди, – ты не пошёл за ней.

– Ты же смерть, я не хочу жить. Подари мне покой.

– Я не дарю покой. Я продолжаю жизнь. Но у тебя нет жизни. А значит у тебя нет ничего из нужного мне. Если у тебя будет что-то ценное для меня, позови. Но больше всего тебе нужна жизнь.

Смерть ушла. Теперь белый потолок. Всё белое. Вообще всё. Появляется вдруг серый оттенок, перед глазами туман. Дейк с блаженством окунается в него. – Этот туман дарит покой, тихо шепчет он, – покой.

 

Из больницы выпустили. Дейк дал врачам много денег, чтобы о случившемся не узнал ни один папарацци. Через доверенное лицо оплатил счета по дому, в котором произошла трагедия. Велел сменить дверь и привезти ему ключи. Они сейчас лежат в кармане. Из больницы вышел вечером, в сумерках его труднее узнать на улице.

Домой дошёл без происшествий. Никто его не заметил, туман, он очень помог. Стелется, укутывает. Спокойно с ним, тихо.

Вошёл в дом. Сел на кресло. И встретился с пустотой. Она встала перед ним, она зазвенела чётким пронзительным вопросом: «Что дальше?».

От этого вопроса у Дейка перехватило дыхание. Пытаясь вдохнуть, он поперхнулся и несколько минут кашлял. Вытер проступившие слёзы, выровнял дыхание. Успокоился. Накрылся пледом. На столике подле кресла всё ещё стоял его стакан с виски. Дейк сделал глоток, тепло потекло по телу. Хорошо.

– Иди спать, говорит себе Дейк, – надо спать. Сон лучше пустоты. В нём всегда что-нибудь происходит. В нём нет пустоты.

Снилась она. Милое лицо, роскошные волосы, длинной рекой спадающие по спине. Тонкие руки, чуть острые вздёрнутые плечи. Она всегда была изящной, тонкой, возвышенной. Она всегда выделялась на фоне других. Просто она самая лучшая, и это действительно так.

– Клер, – тихо зовёт её Дейк, – Клер, ты пришла, это так хорошо.

– А ты не пришёл, – смеётся она, – ты так и не пришёл ко мне.

Она кружится, танцует. Лёгкое длинное платье. Это красиво, очень красиво. И солнце, всё залито солнцем. Там, где она, всегда много неба и солнца.

– Догоняй меня, – кричит Клер, – ну же, Дейк.

– Ты ушла от меня.

– Не сердись, дорогой. Я однажды пришла к тебе. Ты должен помнить. А ты ко мне не пришёл. Нужно было уйти, чтобы ты пришёл, иначе никак.

Дейк слушает её мелодичный смех. Любуется ею и снова повторяет – Ты ушла от меня.

– Догоняй, – говорит она и целует его в щёку. – Иди ко мне.

Но Дейк не двигается с места. Она убегает всё дальше и дальше. А он врастает в землю. Появляются корни, большие, толстые, они змеями впиваются в землю, глубоко уходят в его тело. Тело Дейка становится стволом, руки ветвями, а голова огромной зелёной кроной. Клер где-то внизу, она бежит. – Не беги, Клер, остановись, – тихо шепчет всей листвой Дейк, – не уходи, прошу. Он тянется к ней всем телом, он тянется изо всех сил. Слышится треск, дерево падает.

Он смотрит на неё. Она лежит, придавленная деревом. – Теперь её нет, – говорит Дейк, – она ушла от меня.

 

Дейк просыпается. За окном шумит дождь. Тихий его стук по стеклу, по крыше. Перед глазами она, лежит под деревом. Потом мерцание множества вспышек. Папарацци, они питаются падалью… тогда был ещё полицейский. Он появился первым. Он же разогнал всю толпу. Он тогда ещё говорил что-то, но сейчас не вспомнить. Страшное утро того дня было во всех газетах. Газеты меняются каждый день, в них всегда что-то пишут. У читающих каждый день новости людей короткая память. Им ничего не нужно помнить, им нужны свежие новости.

 

На улице лужи. Дождя уже нет, сумерки. Очень сыро, холодно. Дейк оглядывается по сторонам. Никого. Можно идти. Шаг за шагом, аккуратно, спокойно. Кончился виски, нужна хотя бы одна бутылка, тогда будет тепло, – думал Дейк, – тепло бывает только в тишине.

Дейк шёл долго, бесконечная череда улиц, окна, фонари, сырость. Наконец он увидел магазин, яркие огни его витрины разогнали туман и стала видна дверь. Дейк открыл её, вошёл.

Разумеется, его узнали. В магазине был один единственный человек, продавец. Но тут же на его лице выступила угодливая улыбка, подобострастная и заискивающая, точная копия множества улыбок, которые Дейк видел ежечасно и ежедневно. – Что вам угодно?

Дейк поморщился, вынул из кармана деньги, швырнул купюру на прилавок и велел дать бутылку виски.

– Простите, сэр, но остался только дешёвый виски.

– Он плохой?

– Да… это, простите, пойло для работяг.

– Пойло! – Радостно воскликнул Дейк, – настоящее пойло! Дайка мне бутылочку.

– Сэр, но это, понимаете. Оно не достойно, эээ…, вашего уровня. Это, правда, пойло.

– Давай его сюда, – настойчиво потребовал Дейк, – что ты знаешь о том, что достойно или недостойно?!

Уже дома Дейк открыл бутылку. Запах из горлышка бутылки был отвратительным. – Настоящее пойло! – радостно воскликнул Дейк и налил себе полный стакан.

 

Дейк сидит у окна. К нему опять вернулось благостное ощущение тишины. Ему казалось, будто она опять положила ему руки на плечи и нежно по-матерински убаюкивает, притупляет чувства и замораживает сердце. Мысли не беспокоят, прекратилась в голове их сутолока и бесконечное мелькание образов, надежд, вопросов и ответов.

Дождь прекратился. Ветер разогнал тучи. Робкой, несмелой и тусклой стайкой высыпали на небосвод звёзды и в центре их взгромоздилась в ослепительном сиянии полная луна. От её великолепия замерли все звуки, даже туман робко прижался к земле, а после и вовсе рассеялся. Дейк, очарованный её сиянием, допил вонючий виски, поставил стакан на подоконник, подпёр голову рукой. Какое-то невнятное чувство вдруг прокралось в него, по-юношески защемило сердце и по щеке неожиданно поползла робкая слеза.

– Эй, Луна, – низким и чуть охрипшим голосом обратится к ней Дейк, – тебе хорошо там, на небе? Мы не очень мелкие здесь для тебя? Мы тебя видим, а ты нас замечаешь? У нас тут о тебе многое говорят, ты знаешь об этом? А меня ты видишь?

На ладонь Дейка вдруг отчётливо опустился луч лунного света.

– Понял, слышишь. Это хорошо. Значит с тобой можно разговаривать. Ты ведь разговариваешь с теми, кому не с кем поговорить, верно?

Лунный луч медленно переполз на лицо Дейка.

– Угу. Мне вот говорить не с кем. Они приходят ко мне и улыбаются. Понимаешь, они все улыбаются. Тебе тоже было бы противно, я знаю. А поговорить не с кем. Они хотят от меня, они не хотят для меня. Они приходят иметь и брать. А я должен смотреть, сколько от меня хотят откусить. Такие маленькие пираньи. Они съедят до скелета.

Только она дарила. А вот это ты точно должна знать. Она принесла. У неё были сердце и чувства. Ты меня слушаешь?

Луч лунного света перебрался на грудь Дейка в то место, где обычно у человека должно быть сердце.

– Слушаешь, понял. Она любит меня, я люблю её. Что тут ещё? Но теперь её нет, значит нет и меня. Пустота, понимаешь, Луна, пустота. Вот такая, – Дейк широко раскидывает руки, – дыра в груди. Чем её лечат, ты знаешь? Надо заполнить её, понимаешь?

Стакан, стоявший на подоконнике, вдруг наполнился серебряным светом. Дейк неуверенно взял его в руки и удивлённо хмыкнул, в стакане была уже жидкость. Серебристая сверкающая жидкость с приятным запахом. Дейк осторожно сделал маленький глоток. Жидкость была холодной, на вкус напоминала фруктовый лёд.

– Ты хочешь сказать, что этим я смогу заполнить дыру в душе?

В ответ луна переместила свой луч на его лицо.

– Ага, понял, мол, пей, не спрашивай.

Дейк выпил. Тело сковало холодом. В душе появилась тонкая пронзительная тоска, вместо мыслей в голове звучала тихая лирическая музыка.

И всё.

Больше никаких чувств.

Вообще ничего.

Дейк удивлённо поднял на луну голову, растерянно крутя в руке стакан.

– Но я хочу виски, – громко сказал он луне, – ты меня угостила, теперь давай, выпей со мной.

Неизвестно откуда взявшееся облачко заслонило луну. – Ах вот как, – сердито воскликнул Дейк, – значит, моего пойла ты не желаешь! Давай куплю тебе дорогой виски, самый лучший на свете. Выпей, Луна, слышишь, выпей со мной!

На небе появилась ещё одна небольшая туча, медленно приближаясь к луне, заслонила часть нервно мерцающих звёзд.

– Ладно, поганка, не обижайся, хоть ты поговорила со мной. Спасибо! Налей-ка мне ещё этой твоей жидкости.

Прямо сквозь облако пробежал лунный луч и наполнил стакан. Дейк сделал глоток и краем глаза заметил, как тучи исчезли с небосвода и на небе опять сияла полная луна. Настолько красивая, что захватывало дух.

– Ладно, спасибо тебе, мне пора. Пойду делать не знаю что. Налей ещё стакан на прощание, мне понравилось.

 

Утром Дейк встал с тяжёлой головой. В груди не было пустоты. Тишина в голове, в доме, в сердце. Хорошо. Только оставалось неясным, куда идти и что теперь делать. Пока была боль, были желания. Теперь есть только тихая саднящая тоска, хоть стихи пиши, в самом деле. – Видимо потому луна символ поэтов, – сказал Дейк в пустоту дома, – но я не поэт. И мне нужно что-то делать.

У тоски нету дел. У неё есть только нудное долгое повествование, которое можно украсить лишь, надрывая свои чувства до предельной точки.

– Нужно что-то делать! – сказал он вслух фотографии на стене. Жидкость из лунного света. Ха! Да, она законопатила эту проклятую дыру в душе. Но что дальше? Мне надо жить. А где я буду жить? Среди этих улыбающихся лиц? Они едят, едят меня… Кому кусок пожирнее?! Суки!

Где жить? Ты мне скажи? Нужно хотеть, нужно что-то хотеть, тогда будет смысл. Но я хотел. У меня всё есть. Вообще всё. Но она ушла от меня. совсем ушла. Нужен виски! И никто, никто не должен видеть меня. я им не дам. Ничего не дам. Нет меня. Совсем. Вообще нет.

 

Туман мягко вьётся у ног. Дейк идёт по пустынным улицам. Пальто расстёгнуто, в руке бутылка виски. Одна улица, другая. Жёлтые квадратики окон, фонари, лужи, витрины. Шаги, бесконечная череда тихих шагов в тумане.

Туман начинает подниматься. Он уже подкрался к окнам первого этажа. – Это очень хорошо, – думает Дейк, – в тумане нет лиц. Никто не узнает меня. В тумане я никому не нужен. Даже она не увидит меня. Но она ушла. Значит нет никого, кто мне нужен. И я не нужен никому. Они проживут без меня, а мне без них хорошо.

Серая дворовая кошка сердито мяукнула, когда Дейк приблизился к ней. Она с укором посмотрела на него, нервно дёрнула лапкой и сердито ушла в подворотню. Дейк с удивлением посмотрел ей вслед. Пожал плечами, поднял голову, сделал глоток виски. Перед его глазами была полустёртая надпись готическим шрифтом «Бар разбитых сердец». Он пожал плечами и открыл дверь.

В зале был полумрак, главным образом из-за того, что освещался он свечами, расставленными по ободу корабельного штурвала, подвешенного к потолку коваными цепями, эта конструкция заменяла здесь люстру. В зале несколько столиков, сделанные из массива дуба, подле них тяжёлые дубовые стулья. Напротив входа барная стойка, за ней полки с бутылками, и никого, ни одного человека в заведении.

– Вы работаете? – крикнул Дейк – У вас посетитель.

– Да, конечно работаем, – послышался мужской голос, – простите, отошёл на минутку. Что вы желаете?

Дейк молча и долго смотрел в глаза бармена. Тот терпеливо ждал. – Выпей со мной виски, – громко сказал Дейк, – я угощаю.

Теперь настала очередь бармена долго и молча смотреть в глаза Дейка. – Мне нельзя, – сказал бармен, – я на работе.

– Позови начальство. Даю недельную выручку, закрывай заведение. – Дейк полез в карман за деньгами.

– Это будет мало, Дейк. – Ответил бармен.

– Хорошо, – воскликнул Дейк, – я покупаю этот бар. Даю тройную его стоимость. Заворачивать не надо, бантик сверху тоже можно не прикреплять.

– Есть вещи, которые не купишь за деньги. И за очень большие деньги тоже.

Дейк внимательно смотрит на бармена. – Ты не улыбаешься мне, значит не врёшь. С тобой можно разговаривать. Тебе ничего от меня не нужно. И я сам пришёл к тебе. Это странно и интересно. У тебя есть кофе?

– Да, конечно. – Бармен ставит перед Дейком чашку ароматного «американо».

– Когда ты успел его сделать? – Спросил Дейк, делая глоток, - кофе невозможно мгновенно приготовить. Впрочем, неважно.

– А что важно для тебя?

– Туман. Меня не видно, он приносит покой.

– Тебе нужен покой, Дейк?

– Они все идут ко мне и улыбаются, бармен. Они все что-то хотят. Они сожрут меня, понимаешь. Они пираньи. Льстивые улыбающиеся пираньи. А тебе ничего не надо, это хорошо. Я где-то тебя видел, мне твоё лицо кажется знакомым.

– Так что важно для тебя, Дейк?

– Она ушла от меня. Теперь её больше нет.

– Это мост, – бармен кладёт руку на барную стойку, – он соединяет разбитые сердца. Ты можешь пойти по нему. К ней, Дейк, ты придёшь к ней.

– Она ушла от меня, бармен. Это она ушла от меня. – Отрицательно покачав головой, сказал Дейк. – Так ты выпьешь со мной виски?

– Нет, Дейк… бармен не успел закончить свой ответ, его оборвал Дейк – Я понял. Пойду, у меня много виски, денег и времени, кто-то должен выпить со мной. Я угощаю! Дейк, развернулся и, покачиваясь, подошёл к двери. – У тебя вкусный кофе. Спасибо.

 

Туман вьётся у ног, скоро он поднимется выше. – Понимаешь, говорит ему Дейк, - они могут увидеть. Они увидят меня и начнут улыбаться. Я не хочу, чтобы мне улыбались. Я хочу видеть правду на их лицах. Но тогда их лица будут уродливы. Они своё уродство прячут за улыбками, понимаешь? Им иначе никак. Если они не будут улыбаться, тогда будет сразу видно, кто они на самом деле. А они пираньи. Они приходят откусить от меня. им больше ничего не нужно. Они откусывают от меня с улыбкой, улыбаются и откусывают, потом снова улыбаются и откусывают ещё больше. Это очень мерзко, туман, понимаешь?

Туман осторожно вьётся у ног Дейка, потом мягкими спиралями обвивается вокруг ног и поднимается выше. Он, словно кошка, подставляющая голову, чтобы её погладили, лезет под руки Дейка. Туман в руках, вьётся вокруг тела, окутывает лицо. – Это хорошо, говорит вслух Дейк, теперь они не увидят меня.

В парке одинокая скамейка, сидя на ней, Дейк продолжает говорить с туманом. – Понимаешь, – пауза на глоток виски, – человек должен общаться. Должна быть близость. Но близость не приходит через улыбку, она приходит через понимание, тогда улыбка рождается сама по себе. Но они не хотят понимать, они хотят откусить, потому улыбаются. От их улыбки я должен расслабиться, улыбка означает, что они не хотят ничего дурного. Знаешь, Туман, когда человек расслаблен, то от него легче откусить. Именно поэтому они улыбаются. Давай-ка я налью тебе виски!

От этого предложения туман отпрянул в сторону, освободив пространство вокруг Дейка на метр. – Вернись, я чувствую себя обнажённым, мы же ещё нужны друг другу. Ты слушаешь меня, значит я тебе нужен. Отведи меня домой.

Пройдя несколько сотен метров, Дейк услышал тихие шаги за спиной. Странные шаги, очень тихие, частые. Туман немного рассеялся и Дейк увидел пса. Большой чёрный пёс с длинной шерстью. – Ты хочешь пообщаться, пёсик? Иди сюда. – Пёс сел и посмотрел Дейку в глаза, взгляд его был внимательным и долгим.

– Ты не улыбаешься, это хорошо, – сказал Дейк, - значит с тобой можно поговорить. Сядь рядышком. Я бы тебя угостил, но у меня только виски. Выпьешь со мной виски?

Пёс молча поднялся. Снова посмотрел внимательно и долго на Дейка, после развернулся и ушёл.

Он не хочет говорить с нами, Туман, он не хочет. Мне надо домой, веди меня домой. Я устал. Мне надо спать. Когда спишь, никто тебе не улыбается.

В доме горел камин. Дейк посмотрел в окно, туман рассеялся. Улицу заливал лунный свет. На столе по-прежнему стоял стакан, и с фотографии на стене на него смотрел незнакомый мужчина. Тихо. Спокойно. Хорошо.

Дейк берёт стакан, ставит кресло у окна, наливает себе виски. Луч лунного света осторожно касается стакана. – Нет, – говорит Дейк, – я уже пробовал твоё зелье. Луна, ты не знаешь того, что надо мне. Ты заполнишь пустоту, да, это так. Но ты заполняешь её тоской.

Мне не нужна тоска, Луна, слышишь? Ты ведь не знаешь, что нужно человеку. Человеку нужно тепло. Пустота заполняется теплом. А ты знаешь от чего теплее всего человеку? Я скажу тебе, ты теперь это будешь знать. Человеку теплее всего от улыбки, это значит, что он действительно нужен, ему рады. Понимаешь, Луна? От твоего присутствия так хорошо, что на лице появляется улыбка. Только такая улыбка приносит настоящее тепло, и только она заклеит пустоту в душе.

Луна, теперь ты понимаешь, почему они все улыбаются? Потому что это лучший способ лжи. Это лучший способ вызвать доверие. А потом откусить. Они пираньи, Луна. Настоящие пираньи. Только тот, кто любит, может улыбаться по-настоящему. Улыбка от любви рождается сама, её невозможно натянуть на лицо от уха до уха. У любви улыбка тихая, иногда едва заметная, но сила в ней, в этой улыбке такая, что затмевает солнце.

У пираний улыбки фонарей, вроде тоже светят, но их свет несколько метров вокруг столба. И такой свет не греет. Он подобие, жалкая имитация. Я видел человека, стоящего под фонарём, он был светел, но только снаружи. Внутри у него был мрак, как у меня сейчас. Не знаю, что он хотел от этого света, но лучше бы ему дождаться дня, когда солнце освещает саму душу насквозь. Вот так, Луна, надеюсь, ты поняла. Не буду пить твою жидкость, она подарит тоску. А мне холодно. Она освещала мою душу. Понимаешь, она, только она могла так улыбнуться мне. Но она ушла. Теперь её больше нет. И твоя тоска, Луна, никогда не подарит мне улыбку.

Дейк отвернулся от окна. Сделал глоток виски и подошёл к фотографии неизвестного мужчины. – Думаешь, она поняла? – спросил он у портрета, – Она ведь холодная, из неё сочится тоска. Но видишь ли как, она не улыбается. Это хорошо. Ты вот тоже не улыбаешься, значит с тобой можно говорить.

Ты кого-то мне напоминаешь. Угу, ты похож на того полицейского, который разогнал толпу в парке. Он тоже не улыбался, ему ничего не было нужно. Он помог мне. Жаль, не могу поговорить с ним и выпить виски. С тобой тоже виски не выпить, но ты похож на того полицейского, значит, с тобой можно разговаривать.

С кем можно разговаривать, ты знаешь? Ты должен знать, твою фотографию повесили на стену. Значит ты им был важен. Ты был им нужен. Для твоего портрета выбрали хорошее место, тебя сразу видно. Они хотят тебя помнить и гордятся тобой.

Что нужно сделать, чтобы о тебе помнили? Ты знаешь, ты это точно знаешь. О тебе хотели помнить. Они были тебе благодарны. Только благодарность делает память долгой, а жизнь счастливой. Сила благодарности в искренности. Когда делают для тебя что-то, за что ты будешь благодарен, нет улыбки на лице. Этой липкой, лживой, крадущей улыбки. Они улыбаются, понимаешь? Они пираньи.

Только она не улыбалась. Она делала так, что я был счастлив. Я благодарен ей за каждое мгновение жизни, в которой был с ней. Но её теперь нет. Вокруг одни пираньи, они улыбаются, они хотят откусить.

Я не сказал тебе, зачем людям разговаривать. Отвлёкся на благодарность. Сейчас я налью виски и расскажу тебе. Ты должен это знать. Хотя ты и так знаешь, твой портрет на стене. Все видят тебя, ты был им дорог.

Обычно люди говорят, чтобы получить. Им нужна выгода, понимаешь? Надо говорить, чтобы сделать работу и получить деньги. Нужно говорить, чтобы получить оценку в школе. Нужно говорить, чтобы получить выгоду от контракта. Нужно говорить, чтобы тебя заметили, оценили, похвалил или зауважали. Им нужно говорить, чтобы получать.

Они очень злятся, когда не получают того, ради чего говорили. Но они не ищут ошибок в себе, они винят тебя. Ты плохой, если не дал им. Они говорили тебе, они улыбались. Ты не дал, ты плохой. Они станут злобнее и хитрее, они найдут способ получить. Они пираньи. Они дождутся момента, когда ты расслабишься, они для этого улыбаются. Да, дождутся, а потом откусят. Они не решатся съесть целиком, они трусливы, в одиночку они не станут кусать. Их должно быть много, тогда они смелые. Они придут толпой, каждому достанется по куску.

Ты должен знать. Ты знаешь. Есть другой разговор. Ты говорил так, по-другому, ты им дорог, твоя фотография на стене. Все видят тебя. Они помнят о тебе. Ты ведь чувствовал, есть такая невидимая нить, она соединяет двоих. Когда есть нить, не нужно улыбаться, достаточно смотреть в глаза, слова не нужны. Ты должен это знать. Ты просто чувствуешь, знаешь, что происходит там, в другом сердце. В сердце близкого человека.

Она тоже это знала. Мы много разговаривали с ней. Нет, не словами, ты правильно понял. Нас соединяла нить. Нам не нужны были слова. Мы и без них знали всё, что нужно. Это очень беззащитно, ты знаешь, это очень открыто. Но нам нечего было защищать, мы ничего не скрывали. Поэтому было хорошо, и мы улыбались. Это другие улыбки, с такими не откусывают. Когда есть нить, не нужно откусывать, ты даришь любовь. А это значит, что у тебя есть самое главное, у тебя вообще всё есть. Любовь не ворует, она дарит.

Когда хотят откусить, улыбаются во весь рот, надо ведь шире раскрыть пасть, чтобы побольше откусить. Чем больше улыбка, тем шире пасть. Когда даришь, улыбаешься незаметно, иногда только уголки губ немного поднимутся вверх. А ещё глаза, вот где главная улыбка, из них льётся любовь, а она дарит. У пираний глаза колкие, стремительные и цепкие, они ищут, где откусить. Надо улыбаться широко, важно, чтобы ты смотрел на их улыбку, доверился, размяк. Ты должен верить их улыбке, так им проще сожрать тебя целиком.

Я вижу, ты понимаешь меня. Ты не улыбаешься. А бармен не понял. Он сказал есть мост. Это очень хороший мост, я знаю. Он приведёт меня к ней. Но вслед за мной придут пираньи. Они съедят нас. Мы вкусные, у нас есть любовь. Их это возбуждает. Они нищие, у них нет даже денег. А у меня их знаешь сколько? Они не поместятся в этот дом, понимаешь? А ещё у меня есть любовь, за мной охота, пираньи возбудились. Я очень лакомый кусок.

Надо выпить виски. Вот мой стакан. Жаль, что ты не можешь выпить со мной. Мне не нужен мост. Бармен не понял меня. Мне нужен туман. Он скроет меня. Помнишь, в детстве мы прятались под одеяло? Это смешно, оно не может защитить. Но так думают взрослые. А дети знают, что одеяло лучшая зашита, просто нужно уметь прятаться под ним, тогда всё получится.

Взрослым не поможет одеяло. Они утратили веру в него. Одеяло потеряло свою силу. Потому нужен туман. У него больше силы. Он укроет меня. Никто не увидит. Никто. Туман и виски – вот что спасёт от пираний. Бармен не понял меня.

 

Дейк проснулся утром в кресле. На столике рядом, опрокинутый набок, лежал стакан. В комнате было душно и сыро. Тихо. Тикают часы, задавая пульс пустоте дома. Дейк тяжело размыкает веки. О–на, о–на, о–на, стучит в висках. Тяжелой рукой он нащупывает бутылку, другой рукой поднимает стакан. Всё это через усилия, тело не слушается, его одолевает непомерная тяжесть. Виски удаётся налить. Дейк выпил. Стало легче. Взгляд прояснился.

– Надо идти. Иначе пустота этого дома опять сведёт меня с ума. Виски, мне нужен виски. – Тихо бормочет Дейк. – Где моё пальто? Туман не узнает меня без него.

Пальто он нашёл лежащем на полу у камина. Рядом валялись ботинки. Дейк с трудом наклонился, поднял пальто, кое-как обулся и, тихо ворча, вышел на улицу. На улице было пасмурно, затянутое тучами небо висело низко над домами, из него медленно сочился дождь. Тумана не было, это очень расстроило Дейка, обескураженно он стоял на крыльце и смотрел на падающие на землю капли дождя. Ещё минуту он простоял в нерешительности на нижней ступени, тяжело вздохнул и сделал первый шаг.

Стоило опустить ногу на асфальт, как тут же первые седые нити тумана обвили ногу и поползли медленно вверх. Уже через несколько минут Дейк был окутан серым облаком тумана. Он снова вздохнул, теперь уже с облегчением, и уверенно пошёл по улице, точно зная, куда ему нужно. Кончился виски, нужно было купить ещё одну бутылку.

Перед тем, как зайти в магазин, он заглянул сквозь большое стеклянное окно внутрь. Дейк хотел убедиться, что в магазине нет покупателей. Продавец был один. – Подожди меня здесь, – сказал Дейк туману, – я недолго. Туман послушно растворился, Дейк удовлетворённо кивнул головой.

– Здравствуйте, сэр! – приветливо сказал продавец. – Вам как обычно, виски? Или сегодня что-нибудь ещё пожелаете?

– Только виски, – с лёгким раздражением ответил Дейк.

– Сэр, сегодня отличный день для прогулки, чудесный денёк, не находите?

Дейк молча посмотрел в окно. Город за стеклом был залит солнечным светом. Тёплый уютный свет солнца наполнял свежесть утра лёгкостью и тихим очарованием. Таким утром, по обыкновению, в душе рождается ожидание чего-то необыкновенного, волшебного, кажется, будто с сердца сваливаются камни пережитых обид и неудач. Таким утром кажется, что сегодня, наконец, вселенная открыла двери в подзабытую мечту. Хочется любить, дарить, танцевать. Но Дейк не видел всего этого, он беспокойно искал глазами туман. «Пираньи, они там, эти пираньи» – тихо шептали его губы.

– Обычно в это время много покупателей, сэр. Я заметил, что каждый раз, как вы посещаете мой магазин, куда-то деваются покупатели. Их нет даже в такой чудесный день. Что вы думаете по этому поводу?

– Ты хочешь ещё денег? – устало переведя взгляд на продавца, спросил Дейк. – Я дам тебе денег, раз тебе больше нечего хотеть, – он положил на прилавок пару крупных купюр, тебе хватит этого? Не хватит, вам всегда мало, на тебе ещё. Пираньи не бывают сытыми, они не устают есть.

Дейк закрыл дверь магазина. – Туман, ты где? – Едва слышно спросил он вслух. Туман уже вился у его ног, мгновенно поднялся и закрыл Дейка от всего мира.

 

Пройдя пару кварталов, Дейк услышал за спиной знакомое дыхание. – Пёсик, – воскликнул он, – где мой пёсик? Туман, покажи мне пёсика. – Туман послушно расступился, в нескольких шагах от Дейка стоял огромный чёрный пёс. Красные влажные глаза пристально смотрели на Дейка, из пасти вывалился язык, тяжелое дыхание наполняло смрадом пространство.

– Пёсик, ты надумал пить виски? У меня новая бутылка. Нет? Тогда пошли погуляем. У меня есть туман. Никто не помешает прогулке, пираньи нас не найдут. Мой туман хороший, он знает, куда мне надо и всегда укажет дорогу. А у тебя есть своя дорога, пёсик? Вижу, нет у тебя дороги, у тебя есть служба. У тебя всё просто – хорошо служишь, погладят, плохо служишь, побьют. Хорошо, когда всё так просто, я даже немного завидую тебе. Только вот однажды, так получится, и с этим ничего не поделаешь, придётся делать свой собственный выбор.

Знаешь, кто такие пираньи, пёсик? Я тебе объясню – это плохие служаки. Они смотрели в глаза своему хозяину и улыбались. Пираньи ничего не делают, они ничего не создают, они ищут возможность откусить. Плохой служака обязательно обворует своего хозяина, а потом будет смотреть в лицо ему и улыбаться. Ты не пиранья, значит хорошо служишь своему хозяину. Ты не передумал насчёт виски? Ну ладно тогда, пойду я. Зайду в бар, хочу кофе. Знаешь, это забавно идти в бар со своей бутылкой виски, чтобы выпить кофе. Это очень смешно.

 

Бармен, не задавая лишних вопросов, сразу же поставил перед Дейком чашку кофе. Дейк благодарно кивнул головой, сел, сложив руки на барной стойке.

– Туман, – многозначительно сказал Дейк, – он слушается меня. У него большие возможности. Я хочу его отдать Леди, думаю, он ей пригодится.

– Ей нужна твоя жизнь, Дейк, но у тебя её нет.

– Хитрый бармен, ты хочешь, чтобы я встал на мост? Нет. Она ушла от меня, она должна вернуться. Сюда войти она не сможет. Мне надо быть там, где она, бармен, тогда она сможет найти меня. Ты понял? Ты ведь всё понимаешь, ты всё знаешь. Но ты не один такой. Запомни, бармен, ты можешь оказаться неправым.

 

Гулкие шаги в тумане, тишина улиц, блёклые очертания домов, размытый ореол вокруг фонарей наполняли душу Дейка спокойствием. Шаг за шагом, тихое умиротворение, даже робкое подобие улыбки образовалось на лице. Что-то неясное вдруг завладело вниманием Дейка, он резко обернулся. На асфальте он увидел провал огненно-красного цвета из которого выпрыгнул огромный чёрный пёс. На мгновение стали слышны ужасающие крики и вопли. Провал тут же исчез, пёс стоял и смотрел на Дейка красными влажными глазами.

– Ах, вот ты откуда, пёсик, – пожав плечами, сказал Дейк, – и как тебе там? Хорошо? А вот людям там плохо. Знаешь, ты вот что мне скажи, как может быть плохому человеку плохо? У вас там ведь плохие люди, да? Пёсик, плохо может быть только хорошему человеку, но таким ведь положен рай, верно? Вы ведь там наказываете злом плохих людей. Пёсик, это ведь как море водой сушить. Как может зло наказывать злых злом? Ерундой ты занят, пёсик, лучше выпей со мной виски.

Пёс не отвечал, он ничем не выразил свою реакцию на слова Дейка. Он просто стоял и пристально смотрел своими красными глазами. Потом развернулся и прыгнул, перед ним образовался огненно-красный провал. Пёс исчез, словно его никогда и не было. Дейк расхохотался во всё горло, сделал большой глоток виски.

– Пёсик, я ведь не успел договорить, единственное, для чего нужно зло, так для того, чтобы выращивать пираний. В таком случае, пёсик, ты всего лишь охранник икры. Из неё появятся маленькие злобные гадёныши, они всегда голодные. Туман, если он появится снова, не пускай его ко мне.

 

Следующее утро мало чем отличалось от своих сестёр, ушедших в прошлое чередой сумрачных расплывчатых воспоминаний. Свои брюки Дейк нашёл возле кровати. Пиджак лежал на пороге спальни, рубашка и галстук после недолгих поисков обнаружились под подушкой. Несвежее, уже пожелтевшее постельное бельё было сильно измято. В спальне было душно, окно было закрыто, и тяжёлый запах перегара и давно немытого тела был надёжно запечатан в этом некогда уютном помещении.

Покачиваясь, Дейк вошёл в гостиную и с удовольствием плюхнулся в любимое кресло. – Пора, – сказал он вслух фотографии неизвестного мужчины на стене, – сегодня точно пора. Знаешь, я как это особенно чувствую. Скажи, а ты чувствовал смерть. Она ведь приходила к тебе, верно? Она ко всем приходит, всю жизнь она рядом, заглядывает, интересуется. Но однажды она придёт в последний раз.

Зачем она приходила к тебе? Я имею ввиду в последний раз? Что ей нужно было, точнее, что она взяла у тебя? У тебя было что-то ценное для неё? Или она просто освободила место для другого? Молчишь… Твой портрет висит на стене, все его видят. Она тоже видела. Если ты был всем дорог и сделал всё, что хотел, значит, она забрала усталость и болезни, взамен дала покой. Она умеет это. Знаешь, иногда она просто избавляет от бессмысленной жизни.

Суть в том, что дашь ей. Деньги ей не нужны. Ей вообще не нужно ничего из того, что мы можем потрогать руками. Она хочет смысл. Итог. Суть. Точку в конце твоих дней. Что ты дал ей? Иногда человек всю жизнь не понимает, зачем он живёт. Нет, не иногда, это часто бывает, ты должен знать, и вот ты чувствуешь, что приближается она. Что у тебя есть? И вдруг перед глазами есть все те улыбки, которые дарил ты и дарили тебе. Есть первый поцелуй, горстка твоих личных побед, сгусток страха и ворох сомнений, есть радость и настоящее горе. Что из этого есть в жизни каждого человека, и что станет сутью, тем, что заберёт она? И что она оставит тебе? С чем ты останешься?

Я объясню тебе, она за каждым смотрит, она всегда рядом. Я уже говорил тебе об этом? Не важно, продолжу. Её зов, её голос, её присутствие знает каждый. Однажды вот стиснет тебя изнутри, тоска прокатит по телу, и всё теряет смысл. Ты чувствуешь себя одиноким в этом мире, ненужным… Одиночество – это её голос, она хочет, нет, требует, чтобы ты посмотрел на свою жизнь. Одиночество, это когда ты потерял ценность себя для других.

Она приходит, когда ты никому не нужен. Значит тебе нет места в жизни. Жизнь, это когда ты нужен другим. Ты понял? Хотя ты и так это знаешь, твоя фотография на стене. Ты был нужен, тебя любили. И тебе было, что предъявить ей. А у меня нет!

Дейк поднимается с кресла, – У меня нет! – кричит он, – Только пираньи! А она ушла, ушла от меня! Её больше нет!!!

В бессилии Дейк падает в кресло. Снова смотрит на портрет. – Она, понимаешь? У неё не было лица. Не было. Я не смог коснуться её щеки. Она смогла, она уходила. Она… её больше нет, её больше нет. Виски, просто надо выпить виски.

У меня есть туман, ты слышишь, он не пускает пираний. Он слушается меня. Но я отдам его ей. Леди должна его взять. У меня больше ничего нет. Она забрала всё. Она забрала её. У меня больше ничего нет. А теперь пора, надо идти. Пора, я только сделаю глоток виски.

 

Она смотрела на него. Ни слова, ни жеста, лицо бесстрастно, взгляд полон неземного покоя. Она просто стоит и смотрит на него.

Дейк пытается успокоить дыхание. Грудная клетка нервно вздрагивает, пытаясь втянуть хоть немного воздуха. Сердце, словно тёплый зверёк, забилось в самый дальний угол. Его частые испуганные вздрагивания гулким стуком отдают в голову. Перед глазами цветные круги, дурнота делает тело ватным. Дейку хочется упасть, или уснуть, но лучше умереть, ведь он для этого здесь. Глоток виски, другой, вроде помогло.

Она продолжает смотреть на него. Молчит. Не двигается.

– Я принёс тебе туман, – словно последнюю пасту из тюбика, выдавливает из себя эти слова Дейк, – он меня слушается.

– Дейк, мне не нужен туман. – Ровно и спокойно отвечает Леди.

– Нужен, ты послушай, нужен. Я всё продумал, ты знаешь, я умный, ты это точно знаешь. Он столько может… ты должна понять, он даже от пёсика укрывает. Пираньи, да, я понимаю, они не страшные тебе, это тебе не важно. Но он укроет от кого угодно. Он меня слушается. Он будет слушать и тебя.

– Дейк, мне не нужен туман.

– Подожди, ты не поняла. Он даже Луну не пускает, она опять пыталась напоить меня. Он убрал её. а у тебя такое могущество, он у тебя станет сильнее, это какие возможности. Подумай.

– Дейк, я беру у живых. Я беру то, что они должны оставить ради того, что они возьмут с собой.

– Но я ведь живой! Посмотри, я живой!

– Тебе нечего оставить и нечего взять. Твой путь не окончен.

– Ты взяла её. Она, она оставила меня. Ты должна взять и меня, слышишь, ты должна! Что она оставила тебе? А? Я знаю, да, знаю. Она оставила меня. Нет? Не молчи. Ты должна сказать. Ты должна.

– Дейк, она оставила тебе возможность. Только идя навстречу друг другу двое могут встретиться.

– Так возьми туман и пусти меня к ней. Она у тебя, я пойду, я хочу. Бери, что хочешь, всё, что есть у меня. Пусти к ней. Мне ничего не надо тут. Понимаешь? Без неё у меня ничего нет.

– Дейк, поэтому у тебя нечего брать. Ты ничего не смог дать ей. Ты ничего не сможешь дать мне. Она ушла от тебя здесь, она уйдёт от тебя и там. Жизнь, Дейк, только жизнь даст тебе ответ. Ты спрятался под туманом. Тебе даже не с кем выпить виски.

Она медленно разворачивается. Медленно уходит, её силуэт постепенно теряет очертания. – Подожди, – кричит ей вслед Дейк, – ты ведь пришла, значит у меня есть шанс. Ты ведь пришла.

– Я всегда рядом с каждым, – слышится её ровный голос, – мой голос слышал каждый человек. Всякий раз, когда нужно понять жизнь, человек просит совет у меня. Ты свой совет получил. До встречи, Дейк.

Силуэт её окончательно растворился. Дейк пытался кричать и звать её. это не дало никакого результата. Дейк устало и обречённо махнул рукой. Сделал большой глоток виски. Туман угодливо стелился у ног. Стоило только чуть взглянуть на него, он тут же окутал хозяина безопасным, уютным и спокойным облаком. Никто не увидит, и можно идти куда захочешь.

 

– У меня ничего нет! – На всю улицу кричит Дейк. Он стоит посередине проезжей части. – Она сказала, что у меня ничего нет! – Снова кричит он и громко хохочет. Его смех ударяется о стены и окна домов, несётся по улице, спугивает птиц. Начинается дождь, капли мягкими холодными прикосновениями к лицу успокаивают Дейка. Он стоит посередине улицы, покачивается. Что-то ещё бормочет, потом машет рукой и медленно шагает вперёд.

Улица, другая, снова магазин, где Дейк покупает ещё одну бутылку «пойла». И снова улицы, шаги, туман. Его взгляд упирается в решётку чудесного парка, ещё несколько шагов, вот и ворота, можно войти. – Вот куда ты меня привёл! Я покажут тебе, сейчас ты у меня узнаешь. – Дейк ставит бутылку на асфальт, расстёгивает штаны и с хохотом мочится прямо на ворота. – Вот так! А что ты ещё хотел? У меня больше ничего нет!

И снова улицы, туман, дождь. Знакомая полустёртая вывеска бара. Дейк смотрит на неё, пожимает плечами и толкает дверь.

– Я же сказал, оставляй свой туман за порогом, он действует мне на нервы.

– Прости, я всё время забываю. Исполнено. Ты доволен?

– Тебе налить кофе?

– Да. Она не взяла туман. Ты был прав, хитрый бармен. Она не взяла.

– Что теперь будешь делать?

Дейк медленно поднимает голову и долго смотрит на бармена. Пожимает плечами и снова опускает голову. Делает глоток кофе. – Она сказала, что у меня вообще ничего нет.

– Она права по-своему. Это для неё у тебя ничего нет, но ты здесь, в моём баре, значит, у тебя есть любовь.

– А что толку? Что я обрёл от любви? О чём ты говоришь, хитрый бармен?

– Дейк, от любви не обретают, её дарят.

– Бармен, и кому мне её подарить? Она ушла, она ушла от меня, её больше нет. Леди сказала, что только жизнь даст мне ответ. Я живой, бармен, я живу, и у меня ничего нет.

– У тебя нет ничего для Леди. Но у тебя и в самом деле есть жизнь и есть любовь. Одно без другого не имеет смысла.

– Кому дарить её, бармен? Она ушла.

– Любовь не может уйти, она всегда здесь. – Бармен дотронулся рукой до сердца. – Иногда люди живут, чтобы найти любовь. У тебя она есть. Начни дарить, соедини жизнь и любовь.

– Хитрый бармен, ты очень умён. Ты хочешь, чтобы я встал на мост. Но это она ушла от меня. Её больше нет. Есть только пираньи, они за дверью, они ждут меня, каждая хочет свой кусок. Я не дам сожрать себя, слышишь? Не дам. Она, только она не хотела.

– Выпей кофе, Дейк. Тебе станет лучше. – Бармен поставил на стойку ещё одну чашку. Дейк послушно делает глоток. Глаза его прежде потерянные и мутные снова обретают блеск, лицо Дейка розовеет. Он рукой поправляет волосы и говорит, – Прости, со мной бывает. Спасибо за кофе.

– Дейк, любовь не в том, чтобы быть рядом, тела только проявляют чувства. Любовь соединяет сердца. Если нет этой связи, нет ничего. Но если она есть, то всё остальное произойдёт. Когда два сердца тянутся навстречу друг к другу, расступается вселенная. У этой связи нет преград.

– Это хорошо, что её нет. Её съедят пираньи. У меня есть туман, я бы укрыл её. Пираньи съедят всё, что есть у меня. Их много, каждая хочет свой кусок. Я не встану на мост, бармен. Пираньи, они придут за нами. Но туман, у меня есть туман. И виски. Самое дерьмовое пойло, – поднимаясь сказал Дейк, – пойло!

Дейк громко расхохотался и вышел, громко хлопнув дверью.

 

Кошка вылизывала лапку, тёрла ею мордочку. Она слегка вздрогнула, услышав грохот двери, и замерла, держа лапку перед собой. Мимо неё двигалось облако тумана. – Эй, выпей со мной виски! – доносилось из густого облака. Кошка поднялась, фыркнула и нервно дёрнув передней лапой, ушла по своим делам.

А по улицам города по-прежнему разносился громкий голос: «Эй, выпей со мной виски!», после этого часто раздавался хохот. Потом наступала тишина и покой.