А Толпа Я сам не знаю, зачем я сюда пришёл. Смотрю в просвет между зарослей, вижу чудо: упавший каменный – то ли лесной божок, то ли будда. Мартышка скалится, истово чешет бок и хочет в камень с глазами пульнуть помётом. – Постой, – кричу ей, – он, всё-таки, чей-то бог, хоть и мёртвый! Вторая, третья – пытаются в глаз попасть, я отступаю – откуда уже так много? Они, хоть мелкие, только теперь – толпа метит в бога. Я пячусь дальше: а вдруг и в меня пульнут. Мартышки воют... Не ими ли он низложен? Зачем я крикнул, пытаясь учить одну, глупо, боже... Впадают в бешенство, слышится злобный рёв: готовы землю телами врагов усеять. Толпа живая, а бог безвозвратно мёртв – и нет спасенья. -------------- Б Убийца Первая смерть, безусловно, была случайной. Просто толкнул пустомелю слегка в сердцах – Он головой, да о камень. Исход летальный. Чёрная птица в душе – леденящий страх. Чёрт, не иначе, принёс городскую стражу. А у меня ни булыжника, ни ножа. Кони в сарае, мало’й… Не заметил даже: Руки на горле сомкнулись кольцом… Бежать! Стражники… Двое… Не помню... В крови рубаха. Вилы торчащие в сене ввели во грех. Дальше от дома, не значит вдали от страха. Пятый, десятый, двадцатый – убиты все. Сбился со счета и понял: вошло в привычку. Страхи забыты и стёрта приличий грань. Волк-одиночка, расчётливый и циничный, Не заводивший друзей, не считавший ран. Незачем помнить имён, становясь убийцей. Звонкой монетой оплачен наёмный труд. Совесть не мучает, мне ничего не снится. Вера бессмысленна, люди и звёзды лгут. Мне наплевать, что внутри и темно, и пусто Там, где душа – неужели ещё жива? Я начинаю убийство считать искусством. Более тонким, чем брюггские кружева. |