Сапожник нес свои тяжелые мысли по дороге за хлебом. Маруська, сожительница по койке, дала ему денег ровно на буханку черного. А сапожнику хотелось вместо хлеба насущного духовного напряга. Сопя и выплевывая рывками недовольство в мир, не спешащий ему на помощь, сапожник тянулся в стремительную по высоте гору. Морозный воздух трепал ему глотку и нервы, тишина вечера отворачивалась от добра, халатно относясь к тонкому внутреннему человеку, искушенному дневными разбирательствами с недовольными клиентами. Птички давно гнобились в поисках выживания, а потому не подавали ему в уши звуки радостного бытия. Сапожник трогал надвигающуюся на улицу темноту черными трудовыми руками, спеша увидеть дальний огонек "сельпо"...

Когда он дошел до места, в котором раздавали рабочему народу за казенную бумагу товары общей необходимости, сильно ограниченные возможностями под-уставшего от перманентной войны государства, несколько человек подозрительной наружности предложили ему глоток свободы от дневной невыносимой ноши. Сапожник сперва засомневался, а потом резонно сказал, но так чтобы никто не слышал:

- Я не для себя. Я для страны, чтобы зазря не обижаться на нее, оттого, что у меня мало радужной жизни.

Он достал из бездонного кармана-колодца копейки на буханку и заначку от интеллигентного на вид завхоза, давшего от доброты своей ему на "чай"...

........................................... ..........

Маруська нашла сожителя лишь на второй день в месте, не приспособленном для душевности. Там ей рассказали, что хахаля ее заберут и надолго, так как он откровенно на людях хаял самый лучший строй на земле, говоря, что его отец при старом режиме сапожным делом содержал семью в семь человек и строил для своего усовершенствования церковь, а сейчас ему для насыщения плотности невозможно прокормить и Маруську, женщину совсем тощую и бессердечную...