Враги Дело было в большом городе и довольно давно. Возле вокзала, на перекрестке двух потоков спешащего люда, открылось кафе- пельменная. Современная, просторная с высокими столиками без стульев, с поворотливым персоналом, да еще и с вкусными пельменями и горячими блинами, пельменная оказалась как нельзя кстати. Бывая ежемесячно в этом городе, Шурка стал в ней постоянным посетителем. В пельменной была система самообслуживание с оплатой в конце раздатки. Сначала были стаканы со всевозможными напитками. Стаканы были из толстого граненого стекла с широким поясом вверху, который обозначал двухсотграммовую отметку своим низом. И стал он замечать, что обычный в таких случаях недолив в один-два миллиметра стал возрастать из месяца в месяц до трех-четырех, а затем и до шести- восьми миллиметров в каждом стакане. Не любя компромиссы по своей натуре, и занимаясь в то время воспитательной работой, Александр скрепя сердце терпел это откровенное воровство. Но однажды, когда недолив дошел до десяти-двенадцати миллиметров, он не выдержал и потребовал долить стаканы до нормы. На раздатке подняли удивленно брови, но долили. При оплате, он предупредил кассиршу, что в следующий раз напишет в жалобную книгу. Та согласно кивнула, изучающе взглянув на посетителя, который с чувством выполненного долга направился к столику. Через месяц Саша увидел на раздатке ту же картину и направился сразу к кассе. Кассирша, узнав принципиального покупателя, быстренько убрала жалобную книгу под кассовый аппарат, и встретила его лучезарной улыбкой. - Почему не доливаете компот? - строго спросил Шурка. - Как не доливаем?- хотела возразить она, но, видя в руке Александра стакан со 165 граммами, решила изменить тактику. - Понимаете, у нас на раздатке сегодня практикантка, и она, бывает, ошибается, - с приятной улыбкой ответила кассирша и требовательно крикнула раздатчице: - Катя! Ты как разливаешь компот? Та поспешно долила стаканы, и Шурке ничего не оставалось делать, как молча расплатиться и приступить к еде. Еда не лезла в горло. - Ведь что паразиты делают? - мысленно беседовал он сам с собой. Воруют в открытую, не стесняясь и не боясь никого. Сотни людей ежедневно проходит через них и ведь каждый видит, что его обманывают и что при этом он должен молчать потому, что все молчат. При этих мыслях кровь закипала в жилах Александра, и он решил действовать в следующий раз умнее, если все так и будет продолжаться. На следующий раз, бегло взглянув на полу-полные стаканы, Саша быстро подошел к кассирше и снял с гвоздика жалобную книгу. Кассирше, повернувшись к нему, поняла, что они попались, но на всякий случай, затараторила: - Понимаете, народу много, всех хочется побыстрее обслужить, но, видя, что ее не слушают, умолкла. - Позовите директора! - потребовал Александр. - Ее нет! Она на совещании. - Позовите старшего по смене! В зал вошла лет сорока энергичная пышечка с выражением полководца но, видя его с жалобной книгой в руках, тотчас поменяла выражение на доброту и внимательность. - Я вас слушаю, - сказала сама любезность, изображая неподдельную радость от нашей встречи. Александр смутился было от такой теплоты, и чуть не стал извиняться за беспокойство, но, взяв в себя в руки, иронично сказал: - Воруете, сударыня! и подвел ее к раздатке, на которой поспешно доливали стаканы. Ну, зачем же вы так строго? - не изменяя ласкового тона, ответила старшая. - Ну не долили немного в тот или иной стакан! Так это же мелочь! - Я так не считаю! Это откровенный обман! - Прошу вас, не волнуйтесь, пойдемте со мной, обсудим эту ситуацию в спокойной обстановке,- умоляюще произнесла женщина и мягко взяла Сашу за рукав пиджака. Ему ни разу не доводилось побывать «по ту сторону прилавка», и было любопытно посмотреть. Он согласился. Пройдя по узкому коридорчику, заставленному всевозможными ящиками, коробками и мешками, они открыли дверь тесноватого кабинета с табличкой «Директор». Из-за стола вышла женщина пенсионного возраста, представительная, с сохранившимися признаками былой красоты на властном лице. Она подошла к Александру и участливо спросила: - Что случилось? - Не порядок у вас, товарищ директор, воруют на раздаче. Наливают по 160-170 гр. а берут за 200, - ответил Саша, не выпуская из рук жалобной книги. И добавил: - И делается это по крайне мере уже 3 месяца. - Это правда? - обратилась она к старшей по смене. Та ответила жестом, означающим: «Увы! А что я могу сделать?» - Как Вы могли допустить такое?! - со всей строгостью принципиального начальника она обратилась к подчиненной. Та молчала. - Ах! Как это некстати, как некстати! Через два дня меня провожают на заслуженный отдых, представляют к почетному званию и эта жалоба всё испортит, запачкает все тридцать лет моего честного труда в общественном питании, - ласково заглядывая в глаза Александру, промолвила директриса. - Может, Вы простите нас? - добавила она доверительным тоном и подошла вплотную к Александру, пытаясь взять за руку. Саша отступил на два шага назад, чувствуя фальшь и коварство этой близости. Оказавшись на безопасном расстоянии, он твердо ответил: - Нет, товарищ директор, я не намерен Вас прощать и жалобу я сейчас напишу. Этот случай к тому же дает мне повод усомниться в честности вашего многолетнего труда. Пусть он откроет глаза вашему начальству. Привыкшая и не к таким ответам и уловившая признаки интеллигентности в посетителе, директриса не пала духом продолжала свою просительно-наступающую тактику. - Да, что же мы стоим? Присядемте! - указала она рукой на ряд стульев возле стены. Шурка присел, вполоборота к ней, на крайний стул. - Вы так настойчивы и тверды, и это, представьте, мне нравится. Побольше бы таких, - начала она заход с другой стороны. Но, поневоле приходит мысль, что вас может быть подослали ко мне мои завистники или конкуренты или, может быть, вы из прокуратуры? Скажите мне откровенно, кто вас послал? Тут вошла старшая с сумкой, полной всяких продуктов и, спросив взглядом куда поставить, поставила ее ни далеко, ни близко, а около метра от Саши. Старшая ушла, директор сделала вид, что ничего не произошло, Саша тоже промолчал. «Так, так! Хотят задобрить, подкупить и, взглянув еще раз на сумку, увидел бутылку коньяка, выглядывающую краешком бока. И оценили меня не хило! Во! дают! На все готовы, лишь бы остаться у корыта. Но это у них не пройдет, − решил Александр. Директриса, взглянув на посетителя, поняла по его лицу, что сделала промашку и что дело ее безнадежно. - Это что за сумка, разрешите полюбопытствовать? - обратился Шурка. - Это мы готовили подарки для начальства, - быстро нашлась она что ответить. -Так заберите ее к себе. - Ничего, пусть там стоит. Шурка встал и отошел от сумки, директриса тоже встала. Подойдя к директрисе на расстояние руки, он выпалил ей в лицо: - Меня никто не посылал, и я не сотрудник прокуратуры. Я здесь перед вами по чувству совести и долга. Долга гражданина своей страны, которому не безразлично, что делается вокруг, и которому до всего есть дело. Вы и вам подобные, не доливая в стаканы, нагло говорите нам простым людям: «Да, мы воруем, и вы ничего не сделаете нам и даже на жалобу не решитесь, потому что вы или сами такие или же трусы». Я же на своей работе призываю людей жить по совести, не роняя своей чести, верить, что честных людей больше и что будущее за ними, а не за вами - ворами. И я не только призываю, я твердо верю в это и сам стараюсь жить по совести. - Ах, как мне стыдно стало! - юродствуя, воскликнула директриса, − прямо хоть в землю провались! Да вы идеалист, Донкихот несчастный. Вы не знаете жизни, вы просто неудачник! Такие как вы лезут во все дырки, учат жить, надоедают своей моралью. Как я вас всех ненавижу! Тогда Шурка, видя ее бессильную злобу, добавил еще, перейдя на гневный полушепот и придержав ее рукой: «Нет! Врете! Все мне удается и все в моей жизни так, как надо. А вы - мой идейный противник, вы - мой враг, и борьбу с вами я веду на уничтожение. Лицо директрисы посерело и, медленно повернувшись, она тихо пошла и присела за стол. Подождав пока она придет в себя, Александр попрощался машинально и вышел в зал, доставая на ходу авторучку. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
