БАЛЛАДА О ЛЮБВИ,О ДОБЛЕСТНОМ КОРОЛЕ РИЧАРДЕ, ЕГО ШУТЕ, БРАТЕ ЕГО ПРИНЦЕ ДЖОНЕ, И ПРЕКРАСНОЙ АНЖУЙСКОЙ ДАМЕ. Он был добрый охотник: сливаясь с конем Мог неделю идти по следам. И готов был сражаться и ночью и днем Ради чести, и славы, и дам. Он сгорал, все вокруг опаляя огнем, Словно солнце в полуденный зной. И сто тысяч баллад сочинили о нем, А о братце его ни одной. Пусть он шкуру с народа содрал не одну, Пусть кругом разоренье и боль, Пусть ушел на войну, обезглавив страну, Но прославлен, как добрый король. А братишка его, принц по имени Джон, Остальным королям не в пример, Чтил порядок, закон. Но запомнился он как хвастун, интриган, лицемер. Подмастерье не пух с голодухи едва, Но собрав три медяшки на эль, Повторял он слова про отважного льва, Что заезжий напел менестрель. И английский крестьянин, простая душа, Представлял, наяву ли, во сне, Будто сам он несется, неверных круша, По пустыне на ратном коне. А узнав, что захвачен предателем в плен Тот, кто сек сарацин, как лозу, Возмущался йомен и ругался йомен, В эль роняя густую слезу. Ни один менестрель и не вспомнил о том (проза жизни у них не в чести), как налог собирали с йоменов кнутом, чтоб за Ричарда выкуп внести. Впрочем, Темза все так же спокойно течет, И мудрейший, уж кто б он ни был, Хоть заплачь, не сечет что нужнее: расчет, Или к славе взывающий пыл. И что толку теперь в словопреньи пустом, Хоть до тысячи лет проживи? И балладу, потом, я сложил не о том, А сложил я ее о любви. Был избалован Ричард веселой судьбой: Слухом полнилась звонким земля, Что прекрасны собой, дамы громкой гурьбой Окружали всегда короля. Лев был падок на баб, несдержИм, словно чих, И любил не детей, но процесс. Он на сене крестьянок валял и купчих, А на шелке - графинь и принцесс. И смогла отказать королю лишь одна (Дочь анжуйца, безродная тля!) Мол, в другого она много лет влюблена, И не любит совсем короля. Был разгневан король, и безмерно суров. И его приговор был жесток. И при чем здесь любовь? Нет закона для львов, Кроме права на лучший кусок. Был у Ричарда шут, балаболка и плут, Карлик с кожей, чернее, чем ночь. И она, как жена, за него отдана И из Франции услана прочь. Ах, как ночи в апреле в Анжу хороши! И на свадьбе ее шутовской Веселился весь двор короля от души, Лишь невеста глядела с тоской. Возразить не посмели ни мать, ни отец, Так был страшен отвергнутый лев! Лишь пузатый чернец, поднимая венец, Часто путал слова, захмелев. С девой в брачный покой удалялся жених Грубой шуткой гостей веселя Черно-белым покров был на ложе у них И презрителен смех короля. Только гордый король в самомненьи своем И не думал, бедняга, о том, Что бывает и карлик в любви королем, А король – просто жалким шутом. Я не стану покровы с их тайны срывать, Хоть прошло с той поры много дней, Остальным наплевать. Помнит только кровать Как был чуток и нежен он с ней. Но лишь только заря заалела вдали Пробиваясь в предутренней мгле Появился бальи, и ее увезли к серым скалам у Па-де-Кале И она из Кале на большом корабле Отплывала от отчих земель. Об изгнаньи ее ни канцоны, ни лэ Не сложил ни один менестрель. А к утру, в белом мареве Дуврских скал, Вдруг увидела, словно во сне: Пролетел-проскакал словно счастья искал, Статный рыцарь на белом коне. В том, что Бог есть любовь, и сомнения нет: В сердце рыцарь был вмиг поражен. Повеленьем планет то был Плантагенет, Принц несчастный по имени Джон. Поднялся по скале он в предутренней мгле Чтоб приветствовать солнца лучи, И увидел красавицу на корабле, Чьи глаза – словно звезды в ночи. И, уже, зачарованный ей до конца, О других и подумать не мог. Только грезил улыбкой, овалом лица, Безупречностью грудей и ног. А она с корабля шла, как пленник к врагу Входит в путах, чтоб выйти рабом, Вдруг узрела слугу на морском берегу И портшез с золоченым гербом. Привезли ее к темной стене городской Когда гаснут лампад фитили, И над Темзой рекой в королевский покой Две служанки с почтеньем ввели. Был принц Джон куртуазен, как папа Анри, Безупречно красив и учен, И встречал ее стоя, у самой двери, Хоть и в мантию был облачен. -О прекрасная дева! – сказал ей принц Джон, Я своей благодарен судьбе. Пусть я права на трон бессердечно лишен, Но могу быть слугою тебе. Но улыбка не тронула дамы уста, И она отвечала: «Сеньор! Королем была выдана я за шута И весь род мой пятнает позор. Мне не лестны признанья твои и слова, Я твердила уже королю: Есть на сердце мое у другого права. Я любила его и люблю. - О, мадонна!- воскликнул принц Джон наконец кто же этот счастливец, открой: сладкогласый певец, иль богатый купец, или славой покрытый герой? - О мой принц,- отвечала с улыбкой она (словно солнышко вспыхнуло вдруг) Тот, кому я душою и сердцем верна, - Это мой же законный супруг. Схож он внешностью с пнем, опаленным огнем, Но смеяться над ним не спеши! Ведь под черною кожей скрываются в нем Острый ум и богатство души. Коль позволит Господь, я еще расскажу Как от шуток его и проказ Ангулем, и Бретань, и родной мой Анжу Помирали от смеха не раз. Что мне вся молодежь? Для меня он пригож И таким, как создал его Бог. И весь мир обойдешь - никого не найдешь Кто в любви с ним сравниться бы мог. Он умней и сильней недалеких парней, Что кичатся родней и мошной. Пусть мой шут не богат, и не знатных корней, Лишь ему я бы стала женой. Но отец мой согласья б не дал никогда. Запретил бы – и дело с концом. И сыграли мы шутку (и ей я горда!) Над самим королем и отцом. Шут устроил: двором я прошла напоказ, Короля возмущая покой, И возжаждал наш Ричард, и встретил отказ, И был шут в этот миг под рукой… Эта шутка острее всех прочих проказ: Лев ярился, рычал и орал, И за дерзкий незнатной девицы отказ Тут же свадьбой он нас покарал Если принц пожелает- он вместе со мной Посмеется, веселье деля. Вскоре муж мой умрет от болезни дурной При дворе, на глазах короля. А затем и меня ждет печальный конец. Рассекая тугую волну Поплывет к королю с сообщеньем гонец. Я же с мужем – в другую страну. Был принц Джон поражен, и воскликнул принц Джон: Извлечем из истории соль: Пред любовью смешон хоть слуга, хоть барон, Даже лев, будь он трижды король! |