Там, где кладбища начало, где разрытая могила, Смерть однажды повстречала молодого некрофила. В камуфляже был в зеленом, Элегантен, словно денди. Пах тройным одеколоном, И слегка паленым бренди. Вот мужчина настоящий! И на теле все при деле, А глаза его маняще Ярче южных звезд горели. Знал слова и выраженья, что любая б уступила. Нет для женщины спасенья От такого сексапила. На луну собаки лают, пахнет прелью земляничной. Часто ночь бывает в мае сладкозвучно-романтична. И по этой-то причине лунный свет людей тревожит. Тянет женщину к мужчине, и мужчину тянет тоже. Тянет Фурманова к Анке, Дон-Жуана к Анне Донне, мавра тянет к мавританке, и попутно - к Дездемоне. Совершенства в мире мало, и на солнце тоже пятна. Вот и Смерть не устояла что в такую ночь понятно. Смерть смотрела, словно дура Некрофил глядел дебилом… В этот миг стрелой Амура Их сердца Любовь пробила. И, не тратя ни мгновенья На «Спасибо!» или «Здрасьте!» Смерть, без всякого стесненья Предалась любовной страсти. Факты отрицать нелепо: раз уж было - значит, - было. Там, в уютном тихом склепе Смерть любила некрофила. В склепе было очень мило, и вдвоем совсем не тесно. Им вовсю луна светила, соловьи им пели песни. И, от страсти их друг к другу, Как от тока, в самом деле, Светлячки по всей округе На фиг вдруг перегорели. Вторя их лобзаний звуку, В добрых снах, как в пасторали, Дети нежно Бяке-Буке Грудь мохнатую сосали. Так что верьте, иль не верьте, Но рассказ мой - без обмана. И любовь - сильнее смерти! Слово в том эротомана! Через год бродил устало Некрофил по той сторонке. Видит вдруг: скелетик малый И бензопила в ручонках. Тут луну закрыли тучки, Гром ударил, дождь закапал, А скелетик тянет ручки И пищит с восторгом «Папа!» В этот миг у некрофила В сердце будто вбили шило. Совесть в нем заговорила И инфарктом оглушила. Не спасли уже таблетки Пять бригад реанимаций… Вот чего бывает, детки, Если не предохраняться! |