Ветер с востока (подборка на XI Грушинский конкурс) Эмаль Лазоревая сущность изразца таится до поры в корнях полыни, терпя и зной, и серебристый иней, и сталь подков, и ручейки свинца. Пройдёт по ней заблудшая овца, промчатся табуны, закат остынет, сомкнется ночь, не будет и в помине ни золота, ни крови, ни творца. Зажги огонь, и в раскалённом горне проснётся небо, потечёт в золе, как струйка бирюзы на камне чёрном. И станет соль, рождённая в земле, дорогой ветра в синеве просторной и облаком в распахнутом крыле. Память пустыни На дальнем разъезде, под бархатным небом пустыни, где падали звезды, беззвучные слезы Вселенной где след их на сердце моем не остыл и поныне, где стерлись преданья, но память души сокровенна. Там край мой ковыльный с песчаным встречается краем, и волжская воля течет в азиатском покое, там кровью весенней тюльпаны горят, умирая, и время развеялось прахом, оно здесь такое – сухое и пыльное, словно саманная кладка… Из пальцев моих рассыпается пепел былого – волшебники, принцы, разбойники, джинны, лошадки, в лазурном огне изразца воплощенное слово! Прости мне, Восток, что беру твой калам и пергамент, что стройная алеф укутана суздальской вязью, что пресным лепешкам отныне лежать с пирогами, что стены твердынь под дождями становятся грязью. Твой древний язык расточается в брани базарной, твоим матерям заграждают дорогу солдаты и дети твои, словно толпы разгромленных армий сквозь тучные земли Европы уходят к закату. И где та пустыня, и кто её скорбный Овидий? Погибшие земли, покрытые гипсом и солью, где кости животных, да хлам человеческий видишь, где сердцем немеешь, горюя над мертвой юдолью. Спаси, моя память, царей с барельефов Нимруда, снега Бадахшана, красавиц, уснувших в Сидоне, и пальмы проросток, взошедший из каменной груды, и тайну улыбки, лежащей на детской ладони. Ассирия Летят золотые павлины из вечных висячих садов над пыльной и пепельной глиной, где нет ни примет, ни следов ушедшего в полночь Ашшура, крылатых богов и быков, где степь, словно львиная шкура, покрыла скелеты веков. И видят небесные птицы сквозь мертвую пыльную твердь жестокий полёт колесницы, охоту, сражение, смерть; ревут исполинские звери, мечи обнажают цари над прахом погибших империй в кровавых просветах зари. И нет ни ракет-минаретов, ни черных, ни пестрых знамен, не смотрит с казённых портретов на нас воплощённый закон, и нет ни европ, ни америк, не пляшут ни доллар, ни brent, и некому рейтинг измерить и вычислить нужный процент. Но есть непосильная слава, немыслимая красота, и львиная кровь, словно лава, течет, первородно чиста, течет обжигающе близко, так близко, что дух опалён, и падает смертная искра в бессмертную бездну времён. |