Гусары, к барьеру! Чья-то карьера На карту поставлена с легкой руки. Поправлены канты и секунданты Как тени застыли у Черной реки. Какие приветы? Одни пистолеты, И залиты пули уже сургучем. Но пару мгновений колышутся тени И можно спросить просто так, ни о чем. - Послушайте, Ржевский, а вы не по женской Ли части явились в столь утренний час? Взгляд капитана смотрел на брутала, Но тот отводил поцарапанный глаз. - А не для фасона ль моя Вам персона? Но только ни сердцу оно, ни уму. Связаться поручик со мною не лучше, Чем выстрелить в ногу себе самому! - За даму в голопе, хотя и при попе – Какая-то мелкая, знаете, месть! А нечем заняться, хотите стреляться, Так это, пожалуйста, я уже здесь. - Болтать до рассвета – не наша примета И, право же, снимем уже кивера! Два слова иконе, зачем долго помнить, Что было меж нами в каком-то «вчера». Два шага навстречу, крыть уже нечем, Нервы у Ржевского водят рукой. Палец на спуске, но не по-русски Он нажимает своею крюкой. Пуля пропета, кусок эполета Еле заметно скололся с плеча. Другого изъяна у капитана Поручик не видит, зрачками верча. Опытный ворон с каким-то укором Смотрит спокойно, с прищуром анфас. Черней черной тучи нахмурен поручик И в бешенстве трет расцарапанный глаз. - К чему пересуды, не медлите, сударь! Уважьте и честь и закон старины! И грянул ответный в тот миг предрассветный И кровь пролилась чуть пониже спины. С такого курьеза у Ржевского слезы, Он руку дрожащую к ляжке прижал И глянул так странно на капитана… А тот ведь про ногу предупреждал! И на рассвете в скорой карете Ржевский покинул дуэльную брань. Вот же чудила, надо же было Для этого встать в беспросветную рань! Как ягодицы лечат в больнице, На то совершенно другая глава, Но дама в галопе, та, что при попе, Ржевскому, видимо, и не дала. Давайте, гусары, забудем все свары, Мы никогда не подвластны годам. Долгие лета нашим ответам И нашим вопросам про милых дам! |