Он свято уверен, что дарит добро Несчастным, больным, одиноким и сирым, Вторгаясь в их частные жизни хитро, Как дьявол, привыкший глумиться над миром. Ему безразличны желанья других, Стихи о любви – колорит эпитафьи; И если он лечит теплом чей – то чих, То лишь для того, чтоб потешить тщеславье И культ самолюбья, распухший до ран, Пропитанных гноем, избавить от боли. Играя на чувствах, в смертельный капкан Он ловит лишенных рассудка и воли. Не в меру начитан, искусства знаток, Мудрец – собеседник и друг – покровитель, Он в нужное время подносит платок Рыдающим. Он же ведь благотворитель! И он повторять это не устает. Он платит деньгами за мизер вниманья И якобы только «спасибо» и ждет За краски, внесенные в дни без названья, Притом что и сам веселит свой досуг, Сбивающий с толку пустую рутину, С которой он сжился давно и не вдруг, Набросив на плечи апатии тину. За едким сарказмом он прячет печаль: Клеймо одиночества жжет с колыбели. Ему никого на планете не жаль, Хотя и его никогда не жалели. В отсутствие нежности и перемен Темна, холодна и безмолвна обитель. Сместивший извилины в сторону крен Внушил, что нужнее всех благотворитель. Но благодеянья его далеки От тех, по которым не мечется розга. Бегут от него и друзья, и враги, Как девки от Вани – медведя в «Морозко», Когда тот им доброе дело сулит С «лохматою» целью, но сказочно – свежей: Чтоб вновь обрести человеческий вид, Простившись с тяжелой башкою медвежьей. |