О, сколько тайн своих хозяев скрыл От посторонних глаз почтовый ящик! (Надсмотрщик или душеприказчик Одушевлённых фраз конвертных крыл). Но и туда проникнуть не вопрос, Когда к замку подобран ключик (скажем, Из побуждений просто сунуть нос В дела других, как врач-добряк со стажем, Или психолог-чародей, притом Без задней мысли чьим-то откровеньям Оценку дав, навязчивым трудом Ущерб нанесть по первым впечатленьям. Читать чужие письма мог святой (Всего лишь любопытство: грех не грешен), Хмельней вина рубиновый настой Из собранных в чужом саду черешен. У женщины в натруженных руках, Как посох на земле, в снегу бумажном Многозначительные "эх" и "ах" Выводит стержень, роющийся в важном. Морщины, одолевшие черты, Ещё недавно бывшие чертами Не истинной, но чудной красоты, Все лучшее пожрав, зияют ртами С ухмылкой, подтолкнувшей к страсти той, Что есть мечта: вернуть назад былое, По сути-одуванчик молодой, По давности-увядшее алоэ. Писк мыши повторяет вопль души, Подмигивает месяц светом утлым Ажуру занавесок из тиши Посеребрённым звёздным перламутром. Мы смастерили плот кататься вплавь По речке, ускользавшей серпантином Вдоль берегов за призрачную явь, Туда, где горизонт отрезком длинным Рассеивался: небо застил пар, Густели облака и солнце гасло, Их в тени превращая, что загар Уже не крыл лучам последним назло. Мы плыли и не видели границ, Возник порыв: свернуть назад, обратно, Мятущиеся сверху стаи птиц Речную рябь окрашивали в пятна Их отражений, сложенных углом, Бегущих по воде на темных крыльях Сродни плоту с единственным веслом, Который, как они плыл-без усилья! Смежался буколический сюжет С обыденностью медной атмосферы, Образчиком несчастий; силуэт В пути на остров Грёз, Любви и Веры - Туманный столб-преградою служил В пустой тиши, означенной пейзажем, На чьих полотнах только сумрак жил, В нем было что-то дьявольское даже! Мы молоды. Нам двадцать-двадцать два, И все, что за спиной-всего лишь хворост, Отрепья, пашня, лапти и дрова, Вперёд! Вперед! Вперед! Повыше скорость! Здесь если стук, то дятла. «Тук-тук-тук"- Долбит, не уставая, бравый дятел, И компас, несмотря на север, юг Укажет (но не точность тот утратил). Здесь наш шалаш-забор простых жердей, Закиданный сухой травой, соломой, И собранными пачками ветвей Великим сонмом, веющим истомой От летнего тепла, лесистых царств, Нетоптанных погаными ногами Во избежанье травмы и мытарств В среде зверей, бычков-в озёрной яме. А помнишь ливень? Кроной двух рябин, Сомкнувшихся корнями, там, где рьяно Растёт трава, и старый пень один В стволы их влип, снаружи-прячась странно От барабанной дроби, чтоб спастись, Укрылись мы, на нем скрестив объятья, Смолила фантастическая высь, Как будто посылая нам проклятья. Шум в полутьме! Над нами каждый лист Дрожал, шумел, и скатывались капли Дождя, что издавал то плач, то свист, Благодаря которым ветви слабли, А некие ломались, и, увы, Мгновенье лишь казалось: ливень замер, И беспокойство смоченной травы Зрел объектив небесных кинокамер. Где потерялся след твой, не пойму, Но ясно помню. Что ж, я вышла замуж За плотника-соседа, за Фому, Две дочери (у каждой есть семья уж!) Я-бабушка, трёх внуков дал мне Бог, Но плачу я по вечерам украдкой От родственников, траур столь глубок, Что их улыбка стала кисло-сладкой. Нельзя тебя, мой милый, мне обнять И на ухо шепнуть о самом главном, Что никому вовеки не отнять У сердца в исступлении бесславном. О, это страшно! Близкие и я - Все это, словно сон, пока живущий На утвари домашней, - за края Неведомого в Новый, наилучший, Бесплотный мир однажды сгинет прочь, От трескотни будильника нам снова Поутру не проснуться-всюду ночь, Лишь ночь, в которой нет ни слез, ни слова! Мы пережили смерть. Наш скромный плот На полпути распался от теченья, Сильней его, чтоб выдержать налёт Из ниоткуда светопреставленья. Я-вправо, ты-налево, бревна-врозь, На берег выплыв, глядя в даль ночную, Везде, где было видно все насквозь И ты причалить мог, струю речную В песках, а бедный скарб наш на воде, Который не на дне ещё я вижу, Зову, зову, но нет тебя нигде, Лишь ветра шум обыкновенный слышу. Не стёрся на конверте адрес твой (Ты мне писал из армии когда-то: "Не забывай и жди к себе весной Безусого влюблённого солдата!") Жизнь коротка, чтоб не считая дни Нам отыскать родник в глухой пустыне С названием "земля», где мы одни, Что и предать нас некому в помине! Но память вечна. После нас кусты, Что мы при жизни трогали руками, Хранят наш запах, помнят шаг мосты, И голос-телефон, что тряс звонками. Ответишь или нет? Ты мёртв ли? Жив? Пишу (надежда есть, она последней Обычно умирает, заслужив И в холода тепло печали летней). Давно уж нет той женщины, чей вдруг Попался на глаза мне крупный почерк, Строка в повествованье тысяч мук, Что вместе все составили бы очерк. Все кончено, забыто. Пополам С ничем Никто не вникнет в смысл словесный, И буква, точка, знак вопроса-хлам На свалке века, словно прах телесный В сырой земле-сгниют, сметутся в пыль, Не воссоздаст их колдовская сила, Что небыль превратить способна в быль, Но никого ещё не воскресила. |