2. История с кондуктором

 

Сейчас, в том месте Мрамора, где я нахожусь, так приятно и весело, так окутывает все тело и ловко переносит при каждом шаге исполин-воздух, так особенно приветливы и добры пешеходы на улицах; да и не только они - горожане, сладко просыпающиеся в небольших здешних домиках; люди, смеющиеся, уже одевшиеся, стоя перед обеденным столиком; проворно входящие, выходящие и уже сидящие в пузатых марьевских трамвайчиках, их водители и кондуктора; даже дворники... что, для того, чтобы не говорить это каждый раз друг другу при встрече, не тормошить ласково за воротник да не втаскивать во все открытые и, может быть, даже закрытые двери, лишь бы доказать,.. они просто улыбаются. И только самые радостные, неугомонно приветливые и добрые скажут тихо-тихо, так нежно, чтобы не оглушить донельзя расчувствовавшуюся улочку: "Весна!..."

В светлом городе Марьево очень уважают кондукторов. Я это так сразу говорю, потому что очень их уважают, а порой даже и побаиваются. Такие дела! Даже я, ехал когда первый раз на пузатом марьевском трамвайчике очень удивлялся, какие они важные и приближенные...

Кстати, забыл вам объяснить эти забавные марьевские трамвайчики. Да, пузатые... Их красивые вагончики, конечно, сильно напоминают мне (и вам бы тоже непременно напомнили) наших бессменных полужелезных друзей на посту скромных желаний полупешеходиков. Но как же хорош марьевский пузатый трамвайчик!

Никто не садится в них, чтобы непременно до чего-нибудь доехать. Это очень правильно: вовсе не обязательно хотеть куда-нибудь приехать, ежели все равно приедешь. И марьевцы замечательно это понимают, и каждый знает, что их трамвайчик - самый красивый, такой красивый, какой только может быть в древнем и пугающем большей частию Всю Землю Мраморе...

Допускаю, что никогда не бывавшему в Марьево не доставит большого развлечения услышать о том, что трамвайчики там останавливаются не на остановочных площадках, а просто на площадках, где это будет особенно красиво; или что номеров у них (как и у нас), кончено, нет, а есть, разумеется, имена... Но вот что действительно важно и интересно знать для дальнейшей моей истории, так это то, что платить за проезд все-таки требуется. Ведь каждый пассажир пузатого марьевского трамвайчика хорошо знает, как красиво он едет, и кондуктор, конечно,.. и нельзя, ну нельзя ему, наконец, не собирать за проезд! Иначе что ему останется в родном светлом городе, такому важному и приближенному?..

А приближен кондуктор, конечно же, к Месту Водителя. Мне рассказывали, что одно время в Марьево существовал дивный культ приношения даров на Место Водителя; особо облагодетельствованные разрешались даже на разговор с Духом Места Водителя, на очень отвлеченные, однако, и не связанные с красивой ездой темы. Теперь же даже такой чудовищно непросвещенный приезжий как я знает, что никакого водителя у трамвайчика нет, и едет он по золотым рельсам; влево и вправо, иногда сворачивая даже на мокрые будто и неочевидные пути свежего весеннего дождика, но непременно останавливается у красивых площадок, как я уже говорил, кажется, вовсе не остановочных...

 

В то самое утро, о котором все никак не начнется с моих многословных строк история, когда я как-то нескладно (что свойственно, как мне сказали потом, только приезжим) вошел, я уже знал, что кондуктор в пузатом марьевском трамвайчике никогда не подходит к пассажирам и, что уж совсем было странно предположить, по обычаю своему не разговаривает, а тихо сидит, важно и очень, как уже упоминалось, приближенно.

Тут можно, конечно, поспорить, что де приезжих-то до меня в пузатых марьевских трамвайчиках и не наблюдалось, и, может, (кто знает?) кондуктор подошел бы к удивительному скитальцу и... если уже совсем размечтаться...

Впрочем, в тот миг я подумал, что билет у кондуктора нужно было взять сразу же, не ища приезжими, не знакомыми еще толком с древним Мрамором, глазами пустого места. Что ж, подымаюсь опять и подхожу, очень уважая, конечно, при этом, к кондуктору: "Вот, мол, положенная операция" - протягиваю. А тот заулыбался вдруг, оживился. "Спасибо!" - говорит, и билет лучезарно мне в руку укутывает.

Удивился я тогда: я-то на место свое нескладное возвращаюсь, а честной народ вдруг как один к кондуктору потягивается. И тот: "Спасибо!" всем, и укутывает... да так празднично, удивительно!

Позже рассказывали мне, что не менее как художник тогда нам попался: и не в каждом пузатом трамвайчике такого встретишь - быстрый, живой! А ведь и случается, - устрашали они загадочно голос, - и писатель. Тогда уж пиши, не пиши - пропало! Вцепится как, иной раз, до утра будет пытать-урезонивать: "Что здесь сказано, а?! Что здесь записано???"

И протягивали вовсе уж немногие измятый весь клочочек билета с выглаженными, будто для истории, густыми следами плотных неразборчивых строчек.