За отчим домом, в глубине двора Стояла наша банька, а в сторонке Журчала неглубокая речонка, Всего-то метра два иль полтора. Но быстр и своенравен был поток, А чтоб детей не унесло в стремнину, Дед притопил под берегом корзину И к ней от баньки проложил мосток. Придя с Войны, он будто к нам прирос, Седой и добрый великан из сказки, А мы к нему… соскучившись без ласки. (Отцу вернуться с фронта не пришлось) Старался дед здоровье ублажать - Купался, невзирая на погоду, Но водку пил стаканами, как воду, А захмелев, мог фэнтези слагать О дальних странах, синеве небес, Не зная рифмы, обо всём на свете, Как ветер, просыпаясь на рассвете, С полей туманы загоняет в лес... Любил пугать «страшилкой» при луне О злобных вурдалаках на погосте, Что к детям непослушным ходят в гости… Но никогда, ни словом - о Войне. Легли пораньше, завтра банный день, Традиционно – чистая суббота, Решили с дедом в баньке поработать, С восходом встать. Решение - кремень! «Кремни» проснулись к солнышку в зенит, Над банькою дымок висел вопросом, А дед ворчал, поглядывая косо: ««Помощники, едрит-тя раскудрит! Бездельники, кто спать вас научил? Марш на полок, пока не очень жарко! К лентяям не пристало без подарка - Я вам «сюрприз» с крапивой замочил»». Любил нас дед «помучить» не спеша: Охаживал коленки, локоточки, Нахлёстывал по спинкам, гладил почки - Так парил нас, что корчилась душа! И голышом (какие там портки?) По узеньким мосткам скорей в корзину! Но брат споткнулся и свалился в тину - Раскисшую полоску у реки. Ему б за жердь вцепиться поскорей, Да мал росток и слабоваты пальцы. Дед спрыгнул вниз и приподнял страдальца, И подзатыльник дал, чтоб был ловчей. Но сам не торопился вылезать, Держась за жерди, тыркал в грязь ногою: «Там что-то есть, прощупать бы слегою, Не дело, чтоб железу пропадать. Подай багор!» - и глянул на меня, Но я мгновенно сиганул в корзину И, задержав дыханье, лёг на спину. А вынырнул… через четыре дня. Открыв глаза, увидел потолок, Людей в халатах, очень пить хотелось, А в мыслях что-то жуткое вертелось, И мамкины слова: «Крепись, сынок!» Не мог знать дед, что в Тихвинской глуши Его дождётся «метка» из Берлина - Гнилой фугас. Меня ж спасла корзина, Я с нею был отброшен в камыши. Не дай - то Бог терпеть такую боль! Она из жил высасывает силы, Глаза зажмурю - вижу две могилы, И «хвост» от бомбы, отыгравшей «роль». Хотя я был ребёнком, глупышом, Но понимал – уже не будет деда, Не засмеётся братик – непоседа… Их разметало в клочья под мостком. И не вернуться на круги своя, Не воскресить ни старости, ни детства… Тогда две жизни принял я в наследство И отомстить Войне поклялся я! Тому проклятью – семь десятков лет! Отмщенье состоялось? - Не отвечу. Бессмертен дух войны, а я не вечен… Пока – ничья. У Господа ответ. |