Мы-русские.

 

Мы-русские. Какой восторг!

/Генералиссимус Суворов/.

 

Дорогие читатели! Тревожно в мире, тревожно на душе. Да и как не

тревожиться, если сильные мира сего демонстративно не считают своим

долгом выполнять подписанные ими договора, следовать своим

договоренностям. А западные средства массовой информации считают

возможным распространять любую ложь, лишь бы не потерять

читателя, зрителя. Ну как в позапрошлом веке, когда на наше

возмущение по поводу низкого пасквиля во французской прессе о

русском министре иностранных дел, светлейшем князе Александре

Михайловиче Горчакове их посол, ничуть не смущаясь, ответил:

-А чего такого!? Напишите и вы про наших, что-нибудь такое же.

Никак не мог он понять, что не можем мы, русские, так поступать,

совестно это- стыдно.

Злобная клевета и вымыслы о нас с вами и нашей истории льются

на нас из-за рубежа, чтобы мы перестали уважать себя и свою родину.

Известны слова Бисмарка: «Русских невозможно победить, мы убедились

в этом за сотни лет. Но русским можно привить лживые ценности, и

тогда они победят сами себя». (Отто фон Бисмарк) .

Как это вам?! Вот уж, правда «высоко сидел, далеко глядел», говоря

словами детской сказки. И когда, как не сейчас, в дни 75-летия победы

нашей над фашистской Германией, уместно будет поговорить об

истоках этой Победы и попытаться понять, что питало душу русского

человека в этой борьбе.

Оговорюсь сразу, что под словом «русский» я имею в виду не

национальность. Русский-это тот, кто думает о России как о своей

Родине, и бережет её как свою мать. Немка Екатерина Вторая и грузин

Иосиф Джугашвили были едва ли не самыми великими русскими.

Итак, полистаем страницы истории страны нашей и заглянем в год

1936 и последние предвоенные годы.

В стране царит энтузиазм. Пуск Днепрогэса, спасение челюскинцев,

затем папанинцев, седовцев, открытие московского Метро вселяло

уверенность в правильности выбранного пути. Стахановское движение,

перелет через Северный полюсь в Америку Чкалова- всё это наполняло

гордостью сердца советских людей. На экранах кинотеатров идут

фильмы «Чапаев», «Александр Невский», из репродукторов льются

песни: «Широка страна моя родная», «Орленок» , «Каховка» и другие

вдохновляющие душу песни. Особо лирично звучит песня «Любимый

город», которая начинается словами – В далёкий край товарищ

улетает. . . Эта песня навеяна помощью наших лётчиков-добровольцев

коммунистам Испании, борющимся против фашистов в 1936-1939 годах.

Так и хочется в то время пожить, но гулкие ночные шаги в

подъездах домов и затем резкий стук в дверь людей в штатском из

НКВД, быстро охлаждает этот пыл и заставляет задуматься. В смятении

русская душа. Как же так? Да ведь честнее и преданней делу

социализма человека, чем наш сосед и быть, пожалуй, не может! И тут

оказывается, что он враг народа! И настоятельно просят компетентные

органы, чтобы ты с этим согласился. Нет, не хотел бы я в то время жить!

Вспоминается эпизод из кинофильма Никиты Михалкова

«Утомленные солнцем», в котором комдива Котова, Героя гражданской

войны и любимца тов. Сталина, везут на заднем сиденье между двух

особистов. Котов ещё надеется, что это недоразумение и ведет себя

непокорно. Тогда один из них справа наносит Котову сильнейший удар

в зубы. Сглотнув кровь, тот понимает, что судьба его решена.

Массовый энтузиазм в народе, о котором в то время говорили с долей

восхищения и зависти почти все иностранные специалисты,

работавшие по найму в Советском Союзе, каким-то образом

соседствовал и уживался со страхом пред милицией и другими

компетентными органами. Это ли не загадка русской души?

Приближение войны ощущалось всё яснее и яснее. Народ поёт

«Если завтра война, если завтра в поход. . .», а также «На границе тучи

ходят хмуро…» и «Броня крепка и танки наши быстры…».

И гроза грянула. Неожиданно? Да как сказать! Давайте вспомним, как в

природе случается гроза. Прежде всего, прячется в тучах солнце, тучи

темнею и темнеют, то тут, то там сверкают еще бесшумные молнии,

замолкают птичьи голоса, в атмосфере какое-то томление,

передающееся и человеку. Мы поглядываем с тревогой на небеса и с

какой-то долей надежды- может, пронесёт? Но, вот окончательно стих

ветер, ослепительная вспышка и. . .удар грома! Он бьёт всегда

неожиданно и в то же время – ожидаемо и закономерно. С некоторой

даже долей облегчения мы воспринимаем неизбежность и бежим

укрыться.

Так было и на политическом небосклоне в июне 1941 года.

Оправившись от ударов Великого кризиса 1929 – 1932 годов, мир

капитализма с тревогой увидел бурно развивающуюся Советскую

Россию.

С Атлантики подули холодные ветра, а из Германии выплывала черная

туча фашизма. Куда она пойдёт? На Запад или на Восток?

Чтобы не утомлять читателя подробностями острейшей

дипломатической борьбы в Европе накануне Второй Мировой войны, я

приведу выдержку из речи в 1947 году конгрессмена США Лойда

Джорджа, который позднее был Президентом США: «Франция могла

остановить Гитлера, когда он вторгался в Саарскую область, Англия и

Франция могли предотвратить оккупацию Австрии, а США, Англия и

Франция могли не допустить разгрома Польши . . .» и дальше он

сожалеет, что они не сделали этого и пошли по пути задабривания

агрессора. Это в его лукавой интерпретации, а мы были убеждены, что

этим самым все перечисленные страны и сами США сознательно

подставляли Россию под удар Гитлера.

Оказавшись к августу 1939 года в одиночестве против Гитлера,

Сталин идёт на вынужденный шаг - заключает с Германией договор о

ненападении.

Трудное для него было это решение, но страна ещё не была готова к

войне. Трудное и потому, что мы помогали республиканцам в Испании

бороться с фашистами в Гражданской войне. И вдруг такое! Многие

страны из коммунистического Интернационала не смогли этого

принять. А вот немцы стали вести себя в Советском Союзе как у себя

дома, бесцеремонно, как хозяева.

Генерал Щербатов из романа Григория Бакланова «Июль 1941

года»

вспоминает один красноречивый эпизод. Проживая по служебным

делам в одной из наших гостиниц, он вышел утром из номера и стал

свидетелем непонятной сцены - на лестничной площадке люди

остановились, прижавшись к перилам и к стене, и, образовав тем самым

своеобразный коридор. Остановившись в недоумении, он вскоре увидел

немца в галифе без рубашки, поднимавшегося с полотенцем и зубной

щеткой из туалетной комнаты. Когда немец прошел, движение

возобновилось. Вот через такие и подобные унижения нам пришлось

пройти во имя высшей цели – сохранить мир насколько это возможно.

Из официальной прессы исчезло слово «фашизм». Авторитет страны как

форпоста борьбы с фашизмом рухнул.

Всё это Сталин предвидел, но на кону стояли жизнь и смерть

Советской России. Двадцать два без малого месяца мирной жизни были

стране обеспечены и использованы ею сполна. Армия получила

новейшие самолеты, танки, пушки, в том числе знаменитые реактивные

миномёты «Катюша». Приведу одну только цифру – если в 1939 году

пулемётов Дегтярёва армия получила 1700 штук, то в 1941 году −

5868. Кстати, эти пулемёты и в настоящее время исправно служат

нашей обороне.

И такая пропорция − в разы больше, была по всем видам вооружения.

Был, между прочим, разработан и план перемещения промышленности

европейской части СССР на Урал и в Сибирь, что в последствии так

пригодилось и позволило за четыре месяца перевести подальше от

фронта более полутора тысяч предприятий и продолжить на них

работать на нужды фронта. . . Вот что значит русский человек в

минуту опасности.

Да, нападение было вероломным, но внезапным оно могло бы и не

быть. Игнорируя многочисленные донесения разведчиков, Сталин не

отдавал приказа о приведении армии в полную боевую готовность.

Более того за восемь дней до войны ТАСС официально заявило что «. .

.по мнению советских кругов слухи о намерении Германии порвать пакт

и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…». Дорого

обошлась армии и народу эта ошибка, и сам Иосиф Виссарионович

только третьего июля нашел в себе силы обратиться к народу.

Нашел и обратился:

« Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота!

К вам обращаюсь я, друзья мои!

Вероломное нападение гитлеровской Германии, начавшееся 22 июня

1941 года, продолжается. . .»

Это обращение, эти « братья и сёстры» до глубины души тронули

русского человека, вызвали отклик и желание мобилизовать всего себя

на трудную борьбу, на готовность терпеть лишения, а, если

потребуется, и умереть за свою землю.

И с какой же ненавистью встретили пограничники врага!

Вспомнился эпизод, рассказанный начальником одной погранзаставы,

что на берегу Баренцова моря. Один немецкий военный катер

повадился заходить в наши территориальные воды со стороны

Норвегии. Войдет, погарцует перед пушками заставы и уходит

довольный назад. Мы - молчим. Есть приказ – не стрелять! И вот также

двадцать второго июня 1941 года он выплывает из-за мыса. Мы – огонь!

И с первого снаряда катер пошел на дно.

- Отплавался, гад! – кричали артиллеристы, посылая вдогонку еще

несколько горяченьких слов.

 

Вот и сошлись опять русские и прусские на наших, в этот раз,

полях. Как тут не вспомнить слова Александра Васильевича Суворова,

что русские всегда прусских бивали. Так он ответил Екатерине Второй

на вопрос, почему он не посещает занятия в военной Академии,

учрежденной ей. В Академии этой преподавали одни немцы.

То, что Россия это- не Франция, Голландия или Дания по которым

немцы прогулялись только что, они поняли сразу, встретившись с

погранвойсками.

Героическая оборона Брестской крепости – тому пример. Но такое

упорное сопротивление они встречали почти повсюду. Вместо двадцати

плановых минут на разгром заставы тратилось полдня, а то и весь день.

Вместо плановых двух часов - два, три дня.

Но было и по-другому. . . Идет бомбардировка погранзаставы, а наши

зенитные орудия молчат. Командир ближайшего полка мчится к ним и

видит - зенитки целые, расчеты живы.

-Вы почему не стреляете! . . . вашу мать! Они:

-Приказано не стрелять, может это провокация.

- Огонь!! Зенитки заработали, и вскоре к нему подводят плененного

летчика из только что сбитого самолёта. На вопрос к немцу, почему

самолеты не бомбили зенитную батарею, он ответил с ехидной

улыбкой:

- А мы знали, что у зенитчиков приказ − не стрелять. А зенитки ваши

нам очень пригодятся.

Да! Нападение внезапным было, но неожиданным оно всё же не было.

Страна готовилась к борьбе. По радио и в печати, в театрах и кино

звучали примеры мужества наших русских воинов на Неве и Чудском

озере, на поле Куликовом, под Полтавой, под Бородино. Слава нашего

великого полководцев Суворова засверкала новыми гранями.

Былинные рассказы о Евпатии Коловрате изучались в школах. Сейчас

этого не делается, и я думаю, не будет лишним вкратце о нём

рассказать. Евпатий был рязанским воеводой, и так случилось, что в

день нападения татарского войска на Рязань, воевода со своей

дружиной был в походе. Возвратившись в разоренный свой город, он

собрал тысячу семьсот воинов и пустился догонять стотысячную армаду

во главе с ханом Батыем. Догнав и разгромив арьергардное войско

захватчиков, он достал основные силы. Батый выделил один тумен, а

это десять тысяч воинов, чтобы те «закрыли вопрос». Но и эти десять

тысяч ничего не смогли сделать с русскими воинами. Тогда Батый

вынужден был остановить своё войско, растянувшееся не на один

километр. На вопрос Батыя о том чего они хотят, Евпатий Коловрат

ответил:

- Мы хотим умереть!

Или вот рассказ о поединке монаха Александра Пересвета с татарским

великаном Челубеем пред битвой на поле Куликовом.

Челубей был огромным и сильным. Своим копьём, которое было

длиннее обычного на целый метр, он играл как карандашом и убивал

противника ещё до того как тот достанет его своим копьем. Долго

никто не решался выйти на бой с ним, выйти на верную смерть. Но

нашелся-таки и у нас удалец. Удалец- молодец, монах Александр

Пересвет. Он не стал надевать под кафтан кольчугу. На удивлённый

вопрос друзей - почему? он ответил:

- А так копью врага будет легче скользить в моей груди, и я достану

Челубея.

Так и сбылось! Пересвет, пронзенный Челубеем, достал врага и пронзил

его, и выбил из седла. А сам остался в седле и даже успел махнуть

русскому войску - вперёд!

А Александр Невский, видя закованную в железо конницу тевтонских

рыцарей, не дрогнул и сказал:

- Не в силе Бог, но в правде.

И русские воины не дрогнули и победили.

Всё это и многое другое питало боевой дух русского народа, вселяло

уверенность в победе.

 

Х Х Х Х Х

 

И развернулась на земле нашей, русской, Великая Отечественная

война. Грозной широкой поступью полков, ненавистью к фашизму,

готовностью умереть за свою землю вливалась в сердца советских

людей песня «Вставай, страна огромная», исполненная уже 26 июня

1941 года на Белорусском вокзале.

Если бы меня спросили, что я знаю о войне, я бы ответил, что ничего,

ибо, родился на два года позднее её начала. Всё, что я знаю о войне –

это только из книг и кинофильмов, а личные впечатления – это от

общения с фронтовиками. Вспоминаю только, что среди фронтовиков,

возвратившихся в свои деревни, имело место в общении между собой

нечто особенное, своё, как среди своих людей. Обычно свои люди

понимают друг друга с полуслова, тем боле фронтовики, знающие

истинную цену жизни и смерти. Сегодня сказали бы, что это Воинское

братство, а тогда и слов-то таких не знали. Просто это были мужики,

пришедшие с войны, как с тяжелой работы. Это же мы видим и среди

воинов- интернационалистов, «афганцев».

Память у человека- явление ненадежное, и поэтому, чтобы помнить о

войне, надо о ней чаще читать, чаще вспоминать, глядеть о ней

фильмы. Поэтому приглашаю читателя пережить, по возможности,

вместе со мной некоторые эпизоды из книг и кинофильмов, особенно

врезавшиеся в мою память. В них я мысленно ставлю себя на место

героев рассказа.

Эпизод первый.

Зима, солнце, мороз, деревня. У забора стоит сельский парень и

держится за доску. Он смотрит на родные до слез места, на это

сероватое русское зимнее небо и лес за деревней, и поле за дорогой,

вдыхает свежий морозный воздух. Как хорошо жить! Но на

противоположном конце деревни стоят два полицейских с винтовками.

Стоят, курят, разговаривают, парня, то естЬ меня, не замечают. А у

меня в фуфайке зашит документ- добротно сработанная

дезинформация для немцев о намерении наших войск.

Командир партизанского отряда Кузьма Ефимович, отправляя меня на

задание, напутствовал:

-Постарайся, Константин, чтобы они поверили. Убегай по-настоящему,

но чтобы они тебя всё-таки догнали. От этого зависит жизнь не одной

сотни людей.

- Понял, дядя Кузьма. Всё сделаю как надо.

−-Я верю тебе, -и, обняв и прижав к себе, долго не мог меня отпустить.

Потом отпустил и, повернув меня к двери, подтолкнул на улицу.

Вспомнив всё это, Константин окинул прощальным взглядом свою

деревню, свои родные места. Вспомнил почему-то песню донских

казаков «Не для меня, Дон разольётся», которую любили деды в

деревне, улыбнулся слегка , и мысль заработала чётко. Так! Надо

сломать доску, чтобы они услышали, и побежать быстро, быстро, не

оглядываясь. Затем, споткнувшись, упасть. Встать не слишком быстро, и,

хромая, начать отстреливаться из пистолета. Израсходовать все

патроны, но не попасть. Подпустить поближе, наверняка убегать что

есть силы, пока они не догонят.

Всё так и было сделано. Удар приклада по голове был смертельным.

Последняя мысль угасающего сознания была- кажется, получилось.

 

Второй эпизод связан с диким случаем, который произошел в

нашем батальоне, когда мы были в сборных лагерях перед отправкой на

передовую.

Два новобранца, Еремей и Сергей Снегирёвы из третьей роты, как-то

сказали, что их деревня в трёх часах ходьбы отсюда. Ночью они

пропали и вернулись только на четвертый день. Пришли довольные,

счастливые, принесли много вкусной домашней еды, угощали всех, сами

не притрагиваясь - наелись дома. Мы как всегда полуголодные, конечно

ели, но, вспомнив слово «дезертиры», которое относилось уже к ним, мы

вставали и не могли больше есть.

Когда они поняли, в чём их обвиняют, то очень удивились, ведь они

пришли сами. Но особисты имели на этот счет своё мнение. Документы

допросов оформили быстро. Братья, со всем соглашаясь, подписывали

всё, не глядя.

На четвертый день после их возвращения наш батальон выстроили, и

перед строем зачитали приговор военного трибунала: . . . « по законам

военного времени Еремея и Сергея Снегирёвых, как дезертиров и

предателей Родины- расстрелять. Приговор привести в исполнение

немедленно».

Подошла расстрельная команда из шести человек. Парни стояли возле

ямы, и старший Еремей всё уговаривал младшего, чтобы он не боялся,

что это всё только спектакль для острастки. Но грянул залп. В

последний миг Еремей закрыл своего младшенького, приняв первые

пули на себя. Младший упал после второго залпа.

Батальон оцепенел. Вот оно – по законам военного времени! Душа моя

бунтовала и не могла примириться. Как же так?! Ведь они пришли сами!

За что? А в голове звучали и звучали слова: по законам военного

времени, и выплывал логичный вопрос: а что, если все будем так

делать? Победим?

Ясно, что не победим. ( См. Виктор Астафьев «Прокляты и убиты»).

 

А в этом эпизоде я в роли Дмитрия. Мы втроем, я, друг Серёжка и

Никита Сёмушкин, который старше нас вдвое, в составе второго

отделения , первого взвода, третьей роты и т.д. держим оборону в

районе завода «Баррикады» города Сталинграда. Нашему взводу

приказано удерживать П-образный трехэтажный дом, закрывающий

подход немцам с Юга. Держимся уже третьи сутки, отбиваем до шести,

восьми атак в день.

Немцы заняли весь первый этаж и кое-где пробрались как-то на третий.

Второй этаж наш, хотя тоже уже не весь. Серёжка обнаруживает

наверху стены, за которой обосновались уже немцы, щель достаточную

для прохождения руки с гранатой, даже противотанковой. Поделился

этой находкой с дядей Никитой. Сёмушкин дает добро, я подставляю

спину и Серёжка, забравшись на меня и вставив взрыватель,

просовывает руку и толкает гранату. Взрыв! Мы тоже летим на пол, но

все целы, невредимы. За стеной крики, рёв. Хорошо мы их угостили!

Мой участок обороны это два окна, выходящие во двор. Я не должен

никого пропустить. Стою с автоматом. Вдруг Семушкин кричит: «Дима!

И показывает мне назад, обернись! Я оборачиваюсь и вижу рыжего

немца, карабкающегося ко мне в соседнее окно. Подскакиваю и дулом

автомата бью немца в рот и спускаю курок. Что-то липкое мерзкое

плеснуло мне на автомат, руки и в лицо. Понимаю, что это мозги и меня

тошнит, чуть ли не до рвоты: я впервые так близко убил человека.

Сёмушкин видит это и встает на мой пост.

Дом этот нам пришлось всё-таки уступить и отойти, чтобы не

окружили. Вчера погиб Серёжка. Он умирал у меня на руках, а сегодня

ранило меня и Сёмушкина. Меня в плечо, дядю Никиту в спину. Нас

переправили на левый берег, в госпиталь. Там за три недели нас

подлечили, вручили награды -медали «За отвагу» и переправили опять

на правый берег. Каково же было моё удивление, что попал я опять на

тот же пустырь, с которого уходил, и даже в свой окопчик!

Ну, дела,- подумал я. Прошел месяц, а ничего не изменилось! Сказав это

своему взводному, я услышал: « Нет, Дима, изменилось. Теперь мы

пойдём в атаку. Немец выдохся. А назавтра было 19 ноября 1942 года.

(А. Баяндин. «Сто дней, сто ночей»).

 

А сейчас мне пять лет и я всё уже понимаю. Понимаю, что село наше

занято немцами, видел как мою сестру, пятнадцатилетнюю Машу немцы

вытолкали из дома, связали руки и увели, потому, что она ударила

немца, который задирал ей подол. Ударила кухонным ножом, но убить

не смогла. Потом немцы привязали её к танку и до вечера таскали по

земле.

А сегодня их много, много пришли в наш дом и велели истопить баню.

Мама истопила им баню. После бани они все распаренные и довольные

уселись выпивать и закусывать. Пили свой шнапс и принесенную откуда-

то самогонку. Когда многие из них уже стали засыпать, офицер

заставил маму спеть им русскую песню. Мама подумала и предложила

спеть русскую народную песню «Лучина». О! русская народная! Гут!

Карашо!

Мама запела медленно, тихо и как-то мне непонятно. Так она

никогда не пела: «то не ветер в поле воет, не дубравушка шумит . . .»

Все до одного немца спали мертвецким сном. А потом после слов: «Ты

гори, гори моя лучина, догорю с тобой и я», она вышла в сени и

принесла канистру керосина.

Разлив керосин по полу вокруг спавших немцев, она, вытолкнув меня из

избы, кинула горящую лампу на пол. Выбежав из избы, она закрыла

дверь на наружный засов, и мы побежали к соседям. Я всё это видел и

всё понимал. Так им и надо. Это им за нашу Машеньку.

 

А в этом кадре памяти я мальчик уже большой, мне двенадцать лет, и я

в резерве командира дивизии. Точнее сказать, по штату я приписан к

разведроте, в хозяйственное отделение. Но в разведку меня посылают

только с разрешения комдива, когда обычная разведка не может

ничего узнать. Об этой моей настоящей роли никто кроме меня,

генерала и начальника штаба дивизии не знает и не узнает. Зовут меня

почему-то Зимородок. Есть такая птица размером со скворца, яркой

окраски как фазан, и сильная такая, что может вылетать прямо из воды.

Я не обижаюсь на это, пусть! Это даже лучше. Пусть никто не знает,

что я − Костя Полянин. Я давно не был в деле, и мне очень надоела эта

картошка и вёдра, вёдра воды, дрова и дрова.

Наконец меня вызывают к Главному. Генерал встал из-за стола, вышел

навстречу.

- Здравствуй, Костик! Как дела?

- Здравия желаю, товарищ генерал! Дела идут хорошо, но я соскучился

по настоящему делу.

- Понимаю, понимаю. Пришло и настоящее дело. Да, как твоё здоровье?

Я в ответ:

- Всё ничего, но вчера разболелся зуб, наверно будет нарывать.

- Зуб говоришь? Это хорошо. Будет правдивая легенда для патрулей,

чтобы пробраться в поселок N. Подходи к карте. Вот здесь. Это вот мы,

а это твой поселок. Там в поселке должен быть зубной врач для

немцев.

А вообще задание состоит в том, чтобы проникнуть на шоссейную

дорогу в районе этого поселка, примерно вот сюда и в течении суток, а

лучше двух засечь всю технику, идущую в направлении от поселка.

Вблизи того поселка немцы создают укрепрайон, перекрыли все пути на

дальних подступах к району. Не позднее полдня 14 октября ты должен

быть у меня.

- Вопросы есть?

- Всё понятно. Вопросов нет.

Но тогда у меня к тебе есть вопрос один, и, может быть, самый главный:

На чём будешь фиксировать информацию? Бумажки, палочки, камешки,

орешки и другие подручные предметы не годятся. Немцы это уже

раскусили, и это, верный провал.

- Я давно об этом тоже думаю и вот чего я придумал.

У меня хорошая зрительная память на всякие таблицы, рисунки, числа.

И я её постоянно тренирую, когда работаю на кухне.

Расставлю кастрюли в ряд от меня к окну штук семь восемь и, когда

кидаю в неё очищенную картофелину, я запоминаю, сколько там стало.

И так до тех пор, пока картошка не кончится. Потом, конечно, всё

пересчитываю, не ошибся ли. Общий счет доходил уже до семисот в

девяти кастрюлях, с ошибкой три, пять штук, или без ошибок.

По мере того как я рассказывал о своей придумке, лицо Дениса

Ивановича расплывалось в довольной улыбке. Под конец он не

выдержал и обнял меня со словами – молодец, парень. Действуй!

Впрочем, давай проверим, не забыл ли ты, как выглядит немецкая

техника на марше. Подходи к плакату.

- Это что?

- Легкий танк.

- Это?

- Самоходка «Леопард».

- Это?

- Тяжелый танк «Тигр».

- Это?

- Их реактивный миномет, как наша «Катюша».

- А это что?

- Это зачехленные зенитные орудия в походном положении.

- Браво, мой мальчик. Молодец.

- Разрешите идти?

- Идите.

Ранним утром, ещё затемно, я вышел на задание и часа через три, не

встретив ни одного патруля, я был в районе моего шоссе. На всех

видных местах немцы расставили металлические, заготовленные

заранее таблички на русском языке – Стоп. Проход запрещен!

Я благополучно их все обошел и походил по склону, выбирая место

для наблюдения. Наконец выбрал. Оно было метрах в тридцати от

дороги, в кустах дикого шиповника. А сама дорога шла под уклон

примерно метрах в пятистах от поселка. В поселок к зубному я не

пошел, подумав, что если спросят, где живу? То, что мне говорить, если

я – сын полка.

Всё шло хорошо до самого вечера, счет общий подходил уже к ста

единицам, как вдруг передо мной оказалась черная немецкая овчарка.

Собак грозно рычала. Со стороны поселка ко мне подбегал немецкий

офицер, вынимая на ходу парабеллум. Подбежав, он приказал жестом

мне встать. Осмотрев внимательно моё место сидения, он повел меня в

поселок. Начался допрос.

- Кто ты такой?

- Я из деревни Кряжи.

- Что ты делал у дороги?

- Собирался ночевать потому, что боюсь ночью возвращаться.

- Зачем приходил в поселок?

- Зуб разболелся,− сказал я и открыл рот, показывая зуб.

- У врача был?

- Нет! Там табличка, что только для немцев. Говоря это наугад, я

почувствовал, что голос мой немного дрогнул. Немец это уловил и

сказал твердо:

− Всё ты врешь! Ты русский партизан. Потом немного повременив с

удовольствием произнёс по слогам л а з у т ч и к! Есть у вас, у русских

такое сочное слово. Я закончил Берлинский университет по

специальности филология. Хороший у вас язык, выразительный и

богатый.

Но тебя я прикажу расстрелять! Ты- мой враг!

Мальчика расстреляли ночью.

 

А сейчас я- Николай Сиротинин, старший сержант, командир расчета

противотанковой пушки калибра сорок пять миллиметров, образца

1937 года.

Мы отступаем, то есть «переходим на заранее подготовленные

позиции». Я с расчетом сижу в открытом кузове грузовичка, который

тянет мою пушку. Сижу, наблюдаю уже не из любопытства, а по

привычке командира расчета. Дорога стала вдруг сужаться и сузилась

буквально до одной колеи. По краям болото.И тут она привела нас к

мосту через небольшую, но с крутыми берегами речку. Слева по ходу,

метрах в трёхстах пологий бугор, поросший мелким кустарником. Сразу

подумал, что, если бы сейчас от туда ударили по мосту, а потом по

хвосту колонны, то мы были бы, как на расстреле. Когда переехали мост,

я еще раз оглядел местность, как бы выбирая позицию для оей пушки, и

понял, что другого такого шанса отомстить фашистам по- полной, у

меня никогда не будет.

Вскоре была получена команда «Глуши мотор». О! как это кстати!

Сказавшись взводному, я побежал искать командира батареи, который,

к счастью, оказался не далеко. Я доложил, кто я такой, и:

- Товарищ капитан! Разрешите обратиться.

- Слушаю Вас, старший сержант Сиротинин.

- Товарищ капитан! Сейчас мы только что прошли место, где немецкие

колонны будут перед нашими пушками, как на ладони. Разрешите мне

одному со своей пушкой встретить их здесь.

- Да, ты прав. Позиция изумительная. Я тоже об этом подумал, когда

слева посветлело. Но ты понимаешь, на что ты идёшь?

- Так точно, понимаю. Хочу отомстить.

- Но, как же ты один справишься?

- Справлюсь! Я постоянно расчет тренирую на замену друг друга, и

взводный говорит, что у нас получается лучше всех.

- М. . . да! Но, ты прав. Такое упускать нельзя, действуй!

- Разрешите идти?

- Постой, Николай, - ответил капитан и обнял меня. Спасибо! И отпустил

меня, отвернувшись. Вдохновленный я доложил всё это командиру

взвода, лейтенанту Константину Белкину, и мы на машине с расчетом

скорее, скорее к перешейку. Свою пушечку по сухому с краю болоту мы

перекатили, как игрушку. Ну что такое пятьсот шестьдесят килограмм,

да на автомобильном лёгком ходу для четырёх русских артиллеристов!

В облюбованном месте мы подготовили площадку пять на пять метров,

расчистили от случайных кустов сектор обстрела, срубили пару кустов

для маскировки, выкатили орудие на боевую позицию, закрепили в

грунте штанги. На всё это ушло менее часа.

Попрощался со своими бойцами, это: наводчик, тоже Николай,

украинец и мы звали его Никола, второй, заряжающий, Касым, был

казахом, а Андрюшка из Томска был подносчиком снарядов. Хорошие

все ребята, дружные, неунывающие. Может, кто-то и остался из них

жив. Каждый из них просился со мной, но я, властью старшего, не

разрешил.

А тут и вечер подоспел, и ночь за ним идёт, и стали одолевать меня

мысли тяжелые, трудноподъемные:

-Зачем ты это сделал, Сиротинин? Проехал бы как все, будто не

заметив. Воевал бы как все, глядишь, может ещё и живой бы остался, −

шепнула мне лукавая мысль слева. А мысль справа громко возмутилась:

- Что!? Проехал бы как будто не заметил! Но ведь я же заметил. В том-

то и дело! И если мне сейчас не сделать того, что задумал, это значит

уже самому впустить несколько десятков немцев с танками на свою

землю для разбоя и всяческих зверств. Впустить своими руками, своей

трусостью?! Да кто же я после этого буду? Как же после этого

называть буду себя? Ш к у р а ! Вот будет моё имя. Нет! и ещё раз -

нет!

А что почем мы завтра посчитаемся!

А пока, читатель, мы с вами ждем добычу, я расскажу вам о моей

пушечке под названием «сорокапятка образца 1937 года».

У неё сразу три особенно ценных для боя качества: прежде всего это

мощность огня. Она пробивает броню всех танков вермахта, которые

на вооружении в начале войны, даже в лоб. Второе – скорострельность.

Оснащенная полуавтоматикой она, в руках умелого расчета, способна

делать выстрелы через три, четыре секунды. И, наконец, -

маневренность. Неоднократно с ней управлялся один боец расчета,

изменяя сектор обстрела, разворачиванием её в сторону противника. А

был даже случай, когда её установили на площадке кроны деревьев и

поразили три цели. Правда, потом она вместе с расчетом свалилась на

землю, но это о чем-то говорит. Хорошим плюсом является и то, что она

имеет кроме бронебойных, так же осколочные снаряды и снаряды с

картечью. Сколько раз она выручала пехоту своей картечью! Да, я

забыл сказать про точность попадания. Если надо попасть в амбразуру

ДЗОТа, то лучше моей сорокапятки этого никто не сделает. Амбразуры

– это её хлеб

Однако на дороге пусто, а прошел уже и второй день, а на дороге

только случайные телеги местных, еще не ограбленных жителей.

Нервы мои на пределе и я мысленно разговариваю со своими

близкими. Почему-то первой вспомнилась девчонка из параллельного

девятого класса Люся Курыхалова. С ней мы как-то зимой в открытом

кузове автомобиля мчались по ухабам, накрывшись её тулупом. Нам

было так хорошо! И тут она спрашивает, крича в ухо: « А какую бы ты

хотел иметь, Коля жену?» И я, чуть подумав, кричу ей также в ухо: «Моя

жена должна быть умницей». Люся,- не умной, а умницей? Я в ответ

ей, - Да! Она сбросила на минутку тулуп, поглядела на меня, как бы

впервые видя, и говорит:

-Ох! ты какой оказывается хитрец! А я и не думала.

А потом Надя Можевитина предстала передо мной и спрашивает:

- Коля, а помнишь наши вечера на крылечке у соседнего дома.

Я ей в ответ:

- Конечно! Разве можно забыть, как той зимой я прятал нос в лисий мех

твоего воротника? Ох! Как же крепко мы с тобой тогда целовались! Как

жарко! И как же легки были пять километров зимней дороги к тебе и от

тебя. Нет, Надя, этого я не забыл.

А потом как будто надо мной мама, трогает мне лоб рукой . Я болею

корью, и мама поит меня настоем клюквы. Эта лесная ягода растет

далеко от нас, за десятки километров, но дядя Ваня Казаков, это

радетель за нас безотказный и бескорыстный, где-то достал-таки этой

клюквы, для снижения температуры.

И тут, как бы наяву, я слышу мамин голос:

- Коля, это ты?! Ты вернёшься? И я кричу ей в ответ:

- Да, мама, это я. Но, что я НЕ вернусь, я крикнуть не решаюсь, и опять

только повторяю как эхо: это я. это я . . .

И уже где-то под утро я увидел своего отца. Он как будто у

верстака склепывает лист железа для кровли дома. Увидев меня, он

разогнулся и спрашивает молча:

- Что, решился?

Я отвечаю голосом:

- Да, папа, решился. Война дело мужское, а ты своим примером всегда

растил во мне мужчину. И ещё ты однажды сказал мне, что я -сильный.

Я тебя не подведу.

- С Богом, сынок!

- Прощай, папа!

- Прощай сынок, прощай!

Больше ни с кем я поговорить не успел - послышался гул танковых

моторов.

- Куда, вы прёте? К ним? К моим? С пушками и пулемётами? Ну что же,

подходите, у меня тут много гостинцев для вас припасено- гадь

фашистская!

Вот так, так. Головной уже в перекрестье, Давай, давай ползи до

самого моста. Ага. Стоп!

-Огонь! Есть попадание! Не глядеть! Скорее по замыкающему.

Заряжай, запирай, поверни, найди, доверни:

- Огонь! Есть попадание. Не глядеть, скорее по центральному.

- Огонь! Есть третий.

Теперь будем бить по самым шустрым, которые наводят пушки на меня.

Ну! Кто кого! Выходи на бой немчура поганая. Мало мы вас бивали,

опять лезете! Вот этого надо, соседнего с головным. Получай же, гад,

не трепыхайся.

- Огонь! Есть четвертый. Ах, вы уже стрельбу открыли по мне.

Получайте же ответные мячи. Я не скупой, я щедрый. Вот уж и пятый

загорелся. Хороший пейзаж. Люблю такие пейзажи, когда танки с

крестами на борту горят.

Но вас ещё много! Ничего. Снарядов хватит на всех. Но я, кажется,

заболтался. Вот этот уже дважды в меня стрелял, вилку подготовил.

Надо его опередить. Есть прицел. Ну, повремени, Фриц, еще

полсекунды. Ага!

- Огонь! Извини, что я поспешил, не хотел умирать раньше тебя.

А вот и тебя, друган, с Божьей помощью я, может, уговорю, пока

снаряды от вас ложатся далековато.

-Огонь! Есть ещё один! Откатался, гад, по нашей земле. А вот и ты

получи, пока я живой. Ох, и хороши же костерочки. Игривые такие

огоньки на чужих танках. Прямо картина маслом.

Но что это? Кажется, нащупали. Уже пяти метрах несколько раз

рвануло.

Эх! Ещё бы снарядик достать, но пули и осколки бьют по щитку.

Попробую достать всё-таки. Так, достал и пока живой. Заряжаю,

навожу. Готово.

- Огонь! Есть девятый! Красивый счет. Но снаряды ещё есть, есть и

«гости», которые их просят. Вот бронетранспортёры показались: один,

второй, третий, и ещё три подходят за ними. Хорошая цель для

осколочных, да и снаряды от немцев ушли куда-то в сторону. Видимо,

стреляли они пока наугад. Это хорошо. Продолжим работу. Начинаем

счёт. Один, два – передние, а затем ещё один и второй – задние горят.

Немцы разбегаются. А ну ка, картечи не пробовали нашей, русской?!

Вот вам, сволочи, и «дранк нах ост». А два оставшихся

бронетранспортера засекли меня и бьют из пулемётов. Щиток пока

спасает меня, но надо им рты заткнуть.

- Огонь! Есть один!

- Огонь! Есть второй! Вот это работа! Даже не ожидал я, что всё так

славненько получится. А ещё что такое? Два недобитых танка ведут по

мне огонь. Снаряды их ложатся ближе и ближе. Попробую успеть, пока

они не пристрелялись.

Так, бронебойным по захватчикам моей Родины:

- Огонь! Есть дымок из-под башни. И повторим ещё, пока я жив.

- Огонь! Есть одиннадцатый, если я не сбился со счёта.

Ах, вы уже до миномётов добрались?! Ну, тут, конечно мне не светит. Но

при таком счёте и умереть можно с улыбкой. Живите, мои родные, а

дело наше мужское - за Родину умирать!

Следующий немецкий снаряд пробил щиток пушки, изрешетив

Сиротинина осколками. Кроме сожженной техники на дороге и возле

неё валялись пятьдесят семь вражеских солдат.

Когда немцы принесли героя и положили на землю, немецкий генерал

долго молчал глядя на артиллериста, а потом сказал громко:

- Вот как надо любить фатерланд, родину свою. Сказал и пошел

задумчивый. Но потом он обернулся и приказал:

- Завтра этого героя похоронить со всеми воинскими почестями. Он −

настоящий солдат!

На следующий день Николай Сиротинин был похоронен немцами с

троекратным ружейным салютом.

(Сюжет взят из книги Сергея Алексеева «Сто рассказов о войне.) См.

так же

https://www.youtube.com/watch?v=k-OaOGg91BY

 

Чтобы оценить величие подвига русского народа и русского солдата в

борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, хочу хоть бегло, но

посмотреть на драму и трагедию этих четырех военных лет.

Оправившись от шока внезапного нападения, наша армия и народ

приняли нашествие варваров от цивилизации как тяжкий крест,

который был ему вручен судьбой, и который он должен был снести до

победного конца. Пружина сопротивления в первые полгода сжималась

и сжималась и в декабре 1941 года выстрелила- под Москвой враг был

разгромлен.

В директиве Верховного главнокомандующего И. В. Сталина задачей на

1942 год было названо изгнание немцев со всех захваченных ими

территорий. Такова была обстановка всеобщего подъёма и некоторой

эйфории от победы под Москвой.

Но нам ещё только предстояло испытать, что такое отлаженная боевая

машина вермахта и всей гитлеровской Германии в целом, как она

уничтожает огнём и давит танками всё на своём пути. Весь 1942 год

немцы доказывали нам и доказали, что на тот момент они воевать

умели лучше. Г. К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях»

назвал главу о 1942 годе «Испытания продолжаются». Давайте

зададим себе вопрос о том, что обозначает термин − уметь воевать и

попробуем, хотя бы контурно, обозначить ответ.

Для рядового бойца это, прежде всего, уметь определять расстояние

до цели и, по возможности, стрелять без промаха, это сноровка кинуть

точно в цель гранату, это чувствовать и знать длину безопасной

пробежки под обстрелом. Если же пошли в штыковую атаку, то не

сробеть и первым ударить в самые уязвимые точки врага, знать и

понимать роль приклада и роль штыка и многое, многое другое.

Бесстрастный голос статистики говорит, что потери в дивизиях

народного ополчения потери в равных условиях боя были в три, четыре

раза выше, чем в линейных дивизиях Красной армии. Горько, но это

именно так.

Для командного соcтава всех уровней даже трудно себе представить

как надо спланировать операцию, чтобы перехитрить врага. Как часто

в этом году донесения из штабов заканчивались словами

«предпринятые атаки по взятию населенного пункта N, успеха не

имели». Катастрофа под Харьковом научила нас многому и наука эта

была суровой. А потом был Сталинград, который показал, что

учениками мы были способными. Стратегическая и тактическая мысль

наших командиров оказалась более прозорливой и верной.

Когда в четыре часа тридцать минут шестого июля 1943 года Маршал

Рокосовский из района курско-орловского выступа докладывал по

телефону Сталину о том, что наступление началось, он смог спрятать

радости. Удивленный Сталин спросил его:

-А чему Вы радуетесь?

- Значит, мы победим,- ответил Рокосовский К. К. И победу одержали

мы, так хорошо всё продумавшие и перехитрившие немецких генералов

Манштейна, Клюге и Моделя. Кстати, вскоре после разгрома немцев на

Курской дуге генерал-полковник Модель застрелился, а генерал-

фельдмаршал Клюге тоже застрелился, но позднее в 1944 году. Хочу

добавить по этому поводу, что наши генералы тоже стреляли себе в

голову и неоднократно, но было это в 1941 году.

Но, после Курской битвы ещё долгих два без малого года было

впереди тяжелейшей борьбы со смертельно раненным зверем фашизма.

Борьбы, увенчавшейся безоговорочной капитуляцией гитлеровской

Германии, нашей великой Победой.

 

* * * * *

 

Размышляя о трагических и героических днях борьбы нашего народа со

смертельно опасным врагом в те, далёкие уже от нас четыре года,

невольно задаешься себе вопросом:

-Что стало источником наше победы? Кто-то скажет, что мужество и

героизм бойцов, кто-то, что это самоотверженный труд народа в тылу,

кто-то, что это любовь к Родине всего советского народа и ненависть к

захватчикам. И всё это будет верно, и всё объединятся одним понятием

-сила духа. Сила духа русского человека.

На приеме в Кремле 24 мая 1945 года И. В. Сталин предложил за

здоровье советского и прежде всего русского человека, в котором были

такие слова:

- Я пью за здоровье не только потому, что он – руководящий народ, но

и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический

здравый смысл, ясный ум, стойкий характер и терпение.

Умел И. В. Сталин выделить из множества явлений главное из них и

четко сформулировать это. У нас есть поговорка. Что человек

познается в беде. Война- беда, хуже которой не придумаешь, и потому

во время войны наступает момент истины, который показывает кто,

есть, кто и что, есть, что. Ко времени произнесения тоста прошло всего

две недели мирного времени, впечатления о ней были свежи и четки.

Поэтому посмотрим на его слова о характере русского человека

повнимательнее.

Прежде всего - здравый смысл. Это качество он назвал первым и,

если потом он применяет слова» « общеполитический здравый смысл »,

то надо полагать, что в первом случае речь идёт о здравом смысле в

обычном житейском понимании. Когда мы о ком-то говорим, что он

здраво мыслит, мы все подразумеваем, что этот человек не сделает

необдуманный шаг, что ему свойственно здравое, адекватное

понимание ситуации и, что на него вполне можно положиться.

Когда же этот здравый смысл автором тоста был применен к

общеполитической, общемировой обстановке, это надо понимать, что

мы, русские, любим и умеем проявлять здравый смысл для понимания

событий во всём мире, для политики. Нам всё не безразлично, во всём

мы ищем и требуем здравого смысла. Помните как у Михаила Светлова:

«Я дом свой покинул, ушел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам

отдать». Так оно было, так оно есть и сейчас.

Далее. Ясный ум, как неотъемлемое свойство здравого смысла

вполне понятен. Хочу, однако, подчеркнуть, что ясный ум является

следствием ясного языка, а ясная речь характерна человеку с ясным

умом. Известно что, кто ясно мыслит, тот ясно говорит.

Хотите затуманить русский ум? Нет ничего проще! Искалечьте русский

язык. Для этого очень много способов есть Это всевозможные словечки

паразиты вроде таких: «как бы» , « потрясающе» , «так сказать» и

прочие . Это всевозможные англицизмы типа «Вау», это

неудобоваримые абракадабры типа МОУСОШ вместо слова- школа, это

и названия магазинов на не русском языке и много, всего другого, что

внедряется в жизнь с помощью легкомысленных и безответственных

средств массовой информации.

И еще немного о русском языке. Лингвисты, ученые изучающие

языки народов, подметили удивительное свойство русского языка.

Оказывается, что он способен вести мысль человека, говорящего по-

русски, и тем самым он является своего рода навигатором мысли.

Подмечено, что в маргинальных сообществах типа воров, проституток,

наркоманов и прочих, русский язык вытесняется жаргоном, блатными

словечками. Для них русский язык неприемлем в своём тёмном бытие его

ясностью и выразительностью. Не случайно и очень не случайно в

сегодняшней Украине так злобно изгоняется ото всюду и преследуется

русский язык.

В передаче «Время покажет» от 7 июня прошлого года по теме «О

русском мире», один украинский политолог, пылая ненавистью к Путину

и к русским, сказал, что мы пришли на Украину за их душами. Вот что

такое русский язык!

Однако, продолжим анализ тоста. Стойкий характер. А как же

без него, если мы постоянно в обороне то от захватчиков, то от злой

непогоды, то страдаем от межусобной брани. И к тому же эти

необъятные расстояния, когда до ближайшего села пятьдесят, а то и

все сто пятьдесят километров! Без стойкости нам никуда.

И, наконец, терпение. Да, это черта нашего характера.

Либералы, а под этим словом я понимаю всех, кто презрительно

отпускает губу, говоря о русских, кому «стыдно, что он русский», эти

люди в терпении русского народы увидели нечто рабское, покорное и

унижающее. Но война, как момент истины показала, что рабство мы как

раз и не приемлем для себя , в отличие многих так называемых

«цивилизованных наций» Терпение русского народа оказалось сродни

его мужеству.

В наше, время, когда снаряды не рвут в клочья землю и тела

человеческие, терпение как следствие здравого смысла, помогает нам

понять, что любая власть- это для кого-то насилие. Насилие

большинства над меньшинством, чтоб жизнь и тех и других не

превратилась в кошмар.

Вот такие выводы я сделал из здравицы И. В. Сталина в честь

русского народа, народа -победителя. Сделал выводы и вслед за

Суворовым восклицаю:

- Я русский! Какой восторг!.

 

Константин Евдокимов

9 февраля 2020 года.