Памяти моего одноклассника Виктора Арефьева,

потомка первых жителей деревни Воронцовка.

 

Кода меня в армию забрили, тода я пошел свободней, молодой был, красивый. Девки за мной ох как ухлестывали.Батька ведь нас в ежовых рукавицах держал, не всякий раз за ограду выберешься.Следил, чтоб мы траву всякую не курили или еще чего.

Я мастеровой был, писался кузнецом и слесарем.

В отца пошел, в роду у нас все такие.

Моего пра-пра-прадеда отец еще в запорожской сечи пушки отливал.Нас всех таких шустрых отобрали и погнали в интендантство,

В город Тифлис значит.Сейчас даже эта, иде я работал, предовольственный магазин находится.

Ох, большой магазин, туда железная дорога ходит.По семьдесят, по восемьдесят вагонов нам подавали.Я работал на мукомольне, машинистом. Кода кончаю свои часы там, нас гонют на выгрузку.

А тода техники никакой не было,только грузины наемные с повозками. И вот мы мешки наваливали в ихние повозки.У них, я тебе скажу, повозки такие большие, посля ни разу таких не видал. Возили они в помещение, на весы. А там обратно на горбах мы таскали в склад.А тут Германия объявила войну.Нас потребовали как мастеровых сюда, в Эриванскую губернию, в Армению значит..

Деревня Воронцовка, новая дислокация наша была.

Молокане жили в этой деревне, тода еще армян в Воронцовке не былО. Тольки молокане жили.

Их еще Екатерина Великая из России на Кавказ сослала.

Докладают ей мол, под самым боком иноверцы живут, молокане. Нашу православную веру не принимают.Она им мол, меняйте веру на православную и все тут.Они уперлись, ни в какую.Тода она вызвала ихнего пресвитера. Ну что, - говорит, - все упираешься. А он стоит, хоть бы слово сказал, бледный.

А она рассвирепела, жуткая баба была и говорит ему.

- Отказывайся либо от родины, либо от веры.Он поглядел на нее и сказал: - От веры не отрекусь.Ну и погрузили солдаты в ту же ночь их скарб и погнали прочь от России.Два года они барахтались, пока сюды не добрались. Многие в дороге померли.

Граф Воронцов проезжал мимо увидел поселение.Назвал его Воронцовкой и старосту назначил,чтобы молокане старосте кланялись, и жаловаться на него в Тифлис ездили.

У Воронцова в Тифлисе свой наместник был приставлен для этих случаев. Молокане, я тебе скажу, смирные такие, и в Бога верют, с ними жить можно.Так вот привезли нас в это село, в Воронцовку.Со мною один, кацап из Воронежской губернии был, работал. Я младший, а он старший.

Он уже десять годков отбарабанил, а я тольки ногой первой шагнул, второй год значит.

Вот кода нас сюды привезли, нам приказ от окружного интенданта - Отремонтировать пресс и приступить к прессовке сена без всяких разговоров. Ну мы начали. Отремонтировали. Титан-пресс большой был,а мотор у него английский Рустан-проктор.

Я не знаю, чего это означает, как ни допытывался у прапорщика,

он ничего не сказал

Он тоже не в понятии был. Откуда ему знать.

Грамоте-то тоже не был обучен.

А погоны прапорщика носил.

Так вот на задах конюшня длинная, там у нас мотор стоял.А внутре сарая пресс, нам туда привозили сено.Сено покупалось у молокан тут. Государство покупало.

Им платили деньги, а мы работали.Как-то подходят к нам молокане и говорят:

- Что это у вас мотор стреляет, как с орудии?

- Народ пугаете зачем ?

Я своему старшему говорю:

- Хфедь, давай сделаем, чтобы не стреляло.

- Э-э, что ты понимаешь ! - Хфедя мне говорит.

Ведь он десять лет прослужил, а я тольки ногой первой ступил.

Приходит прапорщик, а молокане заявление ему подают.

- Это что, - говорят, - стрельба да стрельба, как с орудии стреляет. Мотор он то был, кода за ним глядишь, воду мало даешь тода у него гарючая хорошо сгараить, а кода воду больше даешь там сырость получается и сгарания неправильная и остается в ухлопной трубе газ,он тода ка-а-ак шмарганет, как с орудии.

Приходит к нам прапорщик.

Конечно, я младший был, а етот Ремнев старший.

К нему подходит прапорщик и говорит.

- Ты что, слушай, не прекратишь. У тебе такая безобразия,

Надоело, слушай, гупает и гупает.

Соседи близко, обижаются, да и лошади шарахаются.

Ты должен немедля отремонтировать, чтоб стрельбы не было.

И я стою и он стоит тут.

А Ремнев говорит, - я не могу сделать, чтобы он не стрелял.

- А как же так и будет вот стрелять ?

- Так и будит, ваше благородие, - говорит Ремнев.

Подходит тут ко мне их благородие

- Герасименко, ты сделаешь, чтобы не стреляло ?

Я говорю , - Ваше благородие, сделаю.

А его заскребло, етого Ремнева, - Ты что, говорит, берешься?

Я говорю, - Я завтра же сделаю не будет стрелять.

Он ушел прапорщик.

Я утром, еще до петухов, проснулся, все, что надо, сделал.

Приготовил, пустил мотор.

Цельный день проработал - хоть бы раз хлопнул.

Прапорщик прибегаит, - Сюды иди.

- В чем дело, ваше благородие.

- Это ты сделал ?

- Я, ваше благородие.

- Молодец хлопчик, - он говорит. И хлопает мине по плечу рукой.

- Рад стараться, говорю, Ваше благородие.

- Я напишу окружному интенданту, чтоб тебя произвели.

А я говорю, - Это ваше дело, ваше благородие, как хотите.

Ентот Ремнев старше мине, ведь десятый год отбарабанил,

Кода услышал об этом, аж позеленел.

- А-а-а!!! Тебе будут производить, ты старше мине будешь тода?!

А я кто буду... тебе подчиняться?!

- Хфедь, - я ему говорю, - это не моё дело.

Окружному интенданту виднее кто кому должен подчиняться

Как скажут, так и будет.

Когда пришел прапорщик на другой день

Не стреляет моя машина, все, прекратила.

- Завтра рапорт пишу в окружное правление.- говорит прапорщик.

Я опеть ему, - ваше благородие, это ваше дело. Как угодно.

Достоин - сделайте, если недостойный - не надо.

Этот самый Хфедор пошел в контору. Как давай там, как давай.

- А! Вы его производите! А я кто буду?! Я грамотный, я...

Я даже держал экзамен на прапорщика.

Если бы мне память не отшибло, когда мине мать с лошади уронила

Быть бы мне уже давно прапорщиком.

А я ему, - ладно врать то. Вы же безлошадные были, сам рассказывал.

А он, значит, никакого внимания не обращает,

Все орет, руками машет, за воротник хватается.

Прямо ирод какой-то.

Их благородие и растерялся, а етот Ремнев все надрывается.

- Повешусь, утоплюсь, отвечать кто будит?

Грех на душу кто возьмет?!

Полдеревни мужиков собралось, ни как в толк не возьмут, что происходит.

Слухают как он слюной брызжет.

Тода я махнул рукой и говорю, - Ваше благородие,

Мне нельзя было обращаться прапорщик или еще как.

Я рядовой, а он прапорщик, - пишите на нас на обоих.

Верно Хфедор говорит, коль утопится, сраму не оберемся.

Тода прапорщик написал окружному интенданту, чтобы нас произвели.

С полгода прошло

А от окружного интенданта никакой весточки не было.

Хфедор все в контору бегал, все спрашивал чего там.

А я и думать- то позабыл, не до етого было

Война ведь была с Германией, надо было сена давать.

Один день, как сейчас помню, депеша пришла, я как раз в конюшне был

А Хфедор у фельдшера палец перевязывал, он все гноил у него.

Прапорщик мне рукой махнул, мол, сюды иди,

А Хфедор сам пришел его никто и не звал. Прапорщик прямо во дворе пакет и распечатал

И зачитал нам указ окружного интенданта. Окружной интендант распорядился

Произвести ентого Хфедора в младшие сержанты

Хфедор от радости тут же плясать стал, прям во дворе. На это дело он мастак был,

хлебом не корми дай развернуться. Прямо скажу получалось у него, это дело, танцы значит.

Такие вот дела…

А, кода звания младший сержант имеешь, то на погонах две нашивочки, такие беленькие носишь...

Он их, эти нашивочки, часто менял, как сам объяснял, чтобы издаля видать было.

А про мине окружной интендант ничего не написал или писарь недобросовестный оказался.

Кто его знает.

Я все хотел спросить у их благородие, да как то так .. Вот и все

Вот как и был я, рядовым значит, так и остался.

Он ведь грамотный был, ентот Хфедор,

Держал экзамен тоже на прапорщика.

А я кто был.

Так вот!