В последние свои годы Боря Шейнин тяжко болел.. Он перебрался с большой неохотой из квартиры-подвала в центре города на окраину, но в хорошую 2-х комнатную , - жаловался мне:

- Мишель, хоть ты не забывай меня!...

И я приходил аккуратно каждую неделю. И записывал за ним всё, что он расскажет. А рассказчик он был, когда-то отменный. И я записывал! И разговоры мы с ним разговаривали «за жисть!».. Тогда-то он меня спросил:

- Мишель, как ты относишься к украинизации Севастополя?

- Стараюсь не думать.

- А я думаю.

- И что ты надумал?

- Никогда, никогда, Мишель-вермишель, мой Севастополь не станет украинским.

- Но стал же!

Но он меня словно не слышит.

- Никогда, корабли не покинут бухты Севастополя! – и вопрос в упор, - а ты, Михал Леонидыч, как думаешь?

- Боречка, я думаю точно так же, как и ты!..

Я приходил к нему почти каждую неделю и он таял на моих глазах - мысль не цеплялась за мысль, и лишь я научился его слушать и понимать.. Да и дочь Тамара, которая его кормила-поила .

Я однажды попросил его расписаться под записанными мною тезисами, он привстал с кровати и подписал. Руки его и тело при этом дрожали так, что даже в своей фамилии Боречка допустил ошибку.

Конечно, и на эту его квартиру, приходили, когда он мог ещё объясняться - Григорий Поженян приходил, и Василий Субботин, и Владислав Микоша... Но люд не пишущий, но знакомый Боре, - по его работе фотографом на заводе "Маяк", а потом - в Институте биологии Южных морей, не приходил - далеко добираться.

А потом он и сам не хотел, чтобы приходили, не хотел, чтобы его видели таким беспомощным. Он стеснялся самого себя. А, когда он только начинал болеть, но чувствовал себя более менее прилично, ему было мало, что я приходил каждую неделю, - в то время я переписывал 3-е издание его книги "В объективе - война", которая признана лучшей, чем два предыдущих издания ( это не я так думаю, так думает журнал "Фото" в котором напечатана рецензия на книгу Шейнина и на мою "Причастные лично" и в котором помещён большущий очерк о самом Борисе Шейнине...) , он посылал мне ещё и письма. Теперь, когда с приездом в Израиль я шибко поумнел, понял - это бесценные письма и из них тоже родилось, - сейчас! - множество невыдуманных историй.

 

Борис Григорьевич Шейнин скончался 10 мая 1990 года и похоронен в Севастополе на Военном мемориальном кладбище.

 

На похоронах меня не было по уважительной причине, - лежал в киевской клинике Николая Амосова и сам находился между жизнью и смертью. Но мне рассказали, что хоронил его ВЕСЬ Севастополь. Он был его фотолетописцем.

 

 

ЗНАМЯ ПОБЕДЫ НАД РЕЙХСТАГОМ

 

 

Знамя Победы над рейхстагом - последняя заключительная точка, поставленная Борисом Шейниным в многодневной военной эпопее. Снимок сделан 1 мая 1945 года, когда Берлин ещё не был взят.

Снимок публиковался много раз. А к двадцатилетию Победы, он был напечатан вместе с письмом Бориса Шейнина в "Литературной России" - в то, застоявшееся время, это была наиболее смелая газета. Сегодня от неё осталось только название.

Комментарии и сам снимок были опубликованы Василием Субботиным после первого издания своей книги "КАК КОНЧАЮТСЯ ВОЙНЫ", после согласования с самим Борисом - Василий Субботин знал не понаслышке, обидчивую шейнинскую душу.

В своём письме он обращается к Борису на "вы", хотя в той, военной жизни и при встречах они "тыкали" друг друга.

Впервые полностью публикую письмо Василия Субботина - подлинник хранится у меня:

 

"20.-1966,Ялта.

Дорогой Борис Григорьевич!

Куда это Вы заслали вашу бандероль - на какой-то проезд Степанова! Удивительно, что она ещё нашла меня. Тем более - в Ялте!

Спасибо вам! Спасибо за всё, за доброе слово, за горячую оценку книжки моей и просто за Ваше хорошее, честное письмо. И за этот дорогой для меня снимок! Не знаю, как насчёт 1-го мая, но снимок - поразительный! Без дураков, без грубой театральщины, которой нас пичкают некоторые ваши товарищи, и которая должна была бы надоесть давно.

Вы правы, может быть стоит издать книгу в иллюстрированном варианте. Этот вопрос вставал и теперь в первом издании, у меня есть некоторые другие любительские снимки, даже интересные, но возникло соображение, уместно ли давать к книжке, претендующей по жанру на литературное произведение, повесть, снимки, документальные фотографии, даже если и очень хорошие. Сам я думаю, что всё-таки - можно.

Кстати, Борис Григорьевич, Вы правы были ( Борис Григорьевич!.. Вы!.. А я то думал, после рейхстага, где они были на ты и без отчеств, так всё и останется! Ан нет, ребята приобрели имена широкоизвестные, долго не виделись после войны и... “пожалуйста” вам - переродились! - М. Л. ) Книжку уже переиздали. Теперь она вышла в издании "Роман-газеты" тиражом в 2 -х с половиною млн. экземпляров. Но я продолжаю работать над своей книгой, сейчас, вот уже здесь, в Ялте, и в прошлом году, написал новые главы. Кроме того, осенью я совершил очень интересную поездку по Германии, Был в Берлине, - снова был на этих местах. Многое в книге дополнится. Я уже говорил предварительно с издательством "Советская Россия" об иллюстрированном варианте. Снимок этот Ваш для меня большая находка. В нём есть та будничность, та простота, та естественность и натуральность, которая уже сама по себе есть разоблачение всякой фальши, всякой длинноногой ходульности и пустопорожнего пафоса. Против чего я и выступал самим тоном своей книжки. Не знаю, достаточно ли я скромен в выражениях?

Разрешите ли Вы мне использовать этот снимок раньше, до книги, где-нибудь, если представиться такой случай? В какой-нибудь газете, например, в "Правде". Только в прошлом году нужен был снимок к моему очерку, мы искали что-нибудь подобное этому снимку.

А как мне получить другие снимки? Дадут ли их в музее Революции? И, конечно, я не буду ждать до 25-летия, мне они нужны сейчас - настоящий, истинный Берлин!

Если мне когда-нибудь потребуется привести что-нибудь из письма, думаю, что ты ( "Ты!" - наконец-то прорвалось! - М. Л.) мне разрешишь это? Я сделаю это тактично. При всех случаях, в любую минуту, я это готов согласовать.

Конечно, же это наш матрац, тот самый! вот такой длинный он и был...Это - он. Ребят этих, снятых тогда в Берлине, возле руин, надо узнать. Скорее всего, это наши. Нужен снимок.

Будем с нетерпением ждать "В объективе - война". Я уже о ней где-то читал, в московской газете, о таком предполагающемся издании.

Огромное спасибо за подарок, за дорогие снимки, многие из которых памятны и не могут быть нами никогда забыты, как сама война. Рассматриваю эту книгу пристально, вглядываюсь. Есть во что. Тоненькая книжка, а сколько героизма и сколько обжигающей память правды! Дерзостный объектив.

Благодарю, крепко обнимаю!

Василий Субботин

Адрес мой - Москва, В-296, Ломоносовский проспект, д. 14, кв. 407.

Отсюда, из Ялты, из дома творчества, я уеду через неделю.

В.С. "

 

Это ответ на письмо Бориса Шейнина, а само письмо опубликовано в одном из последующих переизданий книги "Как кончаются войны":

 

" У Брандербургских ворот ко мне подошёл фоторепортёр журнала "Огонёк" и говорит: "Давай, Борька, полезем на крышу, смотри, смотри, там уже лазят какие-то солдаты..."

Подходя к зданию, я увидел на лестнице убитого и ещё тогда подумал, какое горе - умереть в пяти метрах от победы...

Так вот, добрались мы ещё по горящим балкам на крышу рейхстага при помощи какого-то чёрного, грязного, обстрелянного солдата, и тут я увидел, что один из наших на оставшихся обломках фигур рыцарей на рейхстаге держит на небольшом древке тёмно-красное полотнище... В этом полотнище я узнал ... полосатый матрац..."

 

"Ребят этих, снятых тогда в Берлине, возле руин, - строка из письма Субботина, - надо узнать..."

 

Наивный Василий Субботин, - как их узнаешь, если вся история перековеркана, а история войны - особенно. Что нам сегодня известно о Знамени Победы!? Лишь то, что Мелитон Кантария и Михаил Егоров водрузили Знамя Победы на рейхстаге...Но в военном архиве сохранились документы - текст доклада командира 150-й стрелковой дивизии генера Шатилова командиру 79-го стрелкового корпуса о взятии рейхстага и водружении Красного Знамени. В этом докладе нет непосредственных исполнителей водружения. Но в итоговом документе отмечены шесть человек, отличвшихся при штурме рейхстага:капитан Неустроев, - я с ним встречался в Севастополе, где в последнее время он жил и совсем недавно скончался! - лейтенант Печерский, старшие сержанты Съянов и Талак, младший сержант Глотов и рядовой Кабулов, - ни Егорова, ни Кантарии среди этих людей нет.

А как же - свидетельства очевидцев!? Того же капитана Неустроева!?.

Скажем коротко: капитан Неустроев, когда вспоминал о водружении Знамени Победы над Рейхстагом, ни о Кантарии, ни о Егорове не вспоминал. А, когда я досаждал ему с этими именами, морщился с досады. Лично я посчитал это странностями старческого возраста и не дал об этой встрече ничего в газету, которая меня и откомандировала к нему - без имён Кантарии и Егорова материалов о Знамени над Рейхстагом тогда не существовало!..

 

Знамя Победы было водружено капитаном В.Н. Маковым, старшими сержантами Г.К. Загитовым, А.Ф. Лисименко, А.П. Бобровым и сержантом М.П. Мининым, - все они и были представлены Командующим к присвоению звания Героев Советского Союза.

И это факт, доказанный сегодня. О нём и сообщает Неустроев в письме к одному из участников штурма рейхстага:

 

" Мною была сделана ошибка, что я допустил на крышу с Берестом Егорова и Кантария ( для позирования - М.Л.) Они в атаку не ходили, рейхстаг не брали, а вся слава батальона досталась им"...

 

И ещё более резко высказался Неустроев в письме к заместителю по политчасти А. Бересту:

 

"... М. Егоров и М. Кантария под твоим руководством закрепили Красное Знамя на крыше, когда закончились бои за рейхстаг. Ведь это истина!.. Я надеюсь, что правда о рейхстаге должна взять верх".

 

К чести Мелитона Кантария и Михаила Егорова, их "показания" оказались более объктивными. В брошюре "Знамя Победы", вышедшей в Воиниздате микроскопическим тиражом, они написали, что знамя №5 они доставили в рейхстаг значительно позже других знаменосцев. И, как жирная точка в этой непростой, запутанной временем и людьми истории, вывод:

 

" В результате исследования, проведённого Институтом военной военной истории министерства обороны Российской Федерации, на основе архивных документов установлено, что первой на здание рейхстага Красное Знамя водрузила группа капитана В.Н. Макова.

Исходя из этого, Институт военной истории... поддерживает ходатайство комитета ленинградской организации ветеранов-однополчан о присвоении звания Героя Российской Федерации капитану Макову В.Н., старшим сержантам Загитову Г. К.,Боброву А.П., Лисименко А. Ф., сержанту Минину М.П."...

 

А что касается Бориса Шейнина, то он сфотографировал не тот флаг, не то Знамя Победы, которое хранится сейчас в музее славных военных дел в Москве, а просто ПЕРВОЕ ЗНАМЯ ПОБЕДЫ НАД РЕЙХСТАГОМ. ЗНАМЯ ПОБЕДЫ НАД ОГОЛТЕЛЫМ ФАШИЗМОМ. ПЕРВОЕ!

Через несколько часов над рейхстагом развевались сотни алых полотнищ, сотни больших и малых флагов.

 

СТАТУЯ ФАРФОРОВАЯ В ВИДЕ ГОЛОЙ БАБЫ...

 

Перечитываю сейчас книгу Василия Субботина "Как кончаются войны" и...улыбаюсь. Хотя эта книга не для чтива, не для приятного времяпровождения. Но, читая ее, на ум приходят личные воспоминания.

А вот такие строки:

 

" ... Эти часы - из рейхстага. В тот наипамятнейший день мне дал их Коля Беляев. Он и его друзья нашли эти часы в сейфе, в одной из комнат рейхстага...",

 

заставили меня вспомнить о другом подарке Василию Субботину, о котором не рассказано на страницах книги, - о портфеле из рейхстага. О портфеле, который подарил ему корреспондент, - фотокорреспондент! - центральной газеты " Красный Флот " Борис, - в простонародье, Боречка! - Шейнин.

А дело было так...

 

- Вася! - Борис Шейнин, который Боречка, внимательно посмотрел на распухшую противогазную сумку фронтового корреспондента, - Вася-Василек, если б я не знал тебя, то подумал, что там противогаз, но, зная тебя, думаю, что в твоей сумке спрятался жаренный поросенок. Поделись с коллегой, приятель!

- Он же не кошерный, Боречка!..Разве ты станешь его есть! - Однако, скупердяй ты, Вася!

Василий Субботин, - пусть его Шейнин называет Васей-Васильком, а мне по уставу не положено! - улыбнулся:

- Стихи у меня там хранятся. Рюкзак полностью бумагами забил, теперь вот сумку противогазную приспособил, хотя сам противогаз я давно выбросил.

Мог и не говорить, у редкого бойца, - а люди пера и объектива тоже бойцы, да еще какие! - можно было обнаружить противогаз. У каждого, покопавшись в противогазной сумке - маленький склад всякой всячины!

- И хорошие стихи? - поинтересовался Боря.

- Гениальные! - скромно ответил Вася.

- Прочти! - попросил, как приказал, Боря.

Поэта, - если он настоящий поэт, - дважды просить не надо:

 

Наш путь от самой юности таков -

Высокого он полон напряженья.

Мы не листаем старых дневников

И забываем наши дни рожденья...

 

В самих себя заглядывать подчас

И потому нам, может быть, не надо,

 

Что в бурном веке отражает нас

Всего вернее тот, кто с нами рядом

 

- Вот теперь верю, Василий, ты действительно, гениальный поэт!Меня, небось, имел в виду, когда писал эти стихи?..Не меня!..Все равно, сделаю тебе царский подарок. Отберу портфель у Адика-гадика Гитлера и подарю тебе!

- Трепач ты, Борька...

Ничего примечательного в этом разговоре нет, если б не одно обстоятельство: велся он на ступенях рейхстага, который еще не был взят.

Рейхстаг напоминал слоенный пирог. Не поймешь, на каком этаже немцы, на каком наши!

Перекинулись словечками-шутками мастера прессы, согрели свои души немудренными шутками и... в пекло! Рейхстаг горел, рейхстаг отстреливался, рейхстаг требовал новых жертв...

В имперскую канцелярию Адольфа Гитлера Борис Шейнин ворвался одним из первых, - Адольф бы в гробу перевернулся, узнай, что одним из первых был ... еврей!

Нет, нет, бой на этом " пятачке" не велся, - это был просто отвоеванный промежуточный этаж. Шейнину нужно было пробраться на крышу рейхстага, на которую с полотнищами уже карабкалось множество бойцов!

Но, несмотря на спешку, поразившие его аппартаменты, захотелось посмотреть.

Что больше всего поразило Бориса Шейнина в имперской канцелярии Гитлера, - то, что это канцелярия самого фюрера, он узнал позже! - так это ордена-кресты густо рассыпанные по всему паркету. Да так густо, что самого пола не видно, а посему и передвигаться тяжело.

Отшвыривая ногами пуды наград, Борис увидел портфель. Портфель, как говорится, не имел товарного вида: серожелтая грязь крупныими комьями застыла на нем, но в тех местах, где оставались просветы, поблескивал настоящий "крокодил".

Вот тут-то Борис и вспомнил, что обещал портфель Васе Субботину, - "Будет знать, как обзываться трепачом!"

Шейнин схватил портфель и чуть было не выронил его, - тяжел был!

"Наверное, - подумал Борис, - и он орденами набит под самую завязку!?" Но нет, в портфеле орденов не было, в портфеле, завернутые в промасленную бумагу, лежало два кирпича. Огромных,огнеупорных кирпича.

Борис вытряхнул содержимое из портфеля, нашел какой-то плакат, на котором русскими буквами было написано "Рус, сдавайся и ты будешь кушать белый-пребелый булка с маком!", завернул в плакат грязный портфель, - "потом отмою, кожа что надо!"...

Опускаю в этом невыдуманном рассказе, целый период. Не описываю, как Борис добрался до купола рейхстага, как сфотографировал одно из красных полотнищ на продырявленной снарядами и бомбами крыше, - читайте об этом в одном из моих очерков! - как с трудом отыскал портфель, заначенный в одной из тысяч кабинетов рейхстага, как отмывал его из прорванной трубы имперского водовода, как дарил портфель из натуральной крокодиловой кожи Васильку, - Василию Субботину! - но вот как Борис Шейнин через сутки, после окончательного взятия рейхстага, вновь попал в имперскую канцелярию, расскажу более или менее подробно...

Когда Шейнину сказали, что он побывал в святая святых гитлеровского центра, побывал там, где мог находится только фюрер Адольф Гитлер со своими приближенными, он вначале не поверил. А, поверив, вновь захотел побывать там, чтобы своей бессменной "Лейкой" зафиксировать свое присутствие в этом уникальном, во истину, историческом месте.

Но ... У самого входа Бориса Шейнина встретило несколько "но"!

Во-первых, Бориса не хотели пускать в канцелярию Гитлера потому, что внутри шла опись имущества, - описывалось все, что не успели утащить генералы с большими звездами на погонах !

Во-вторых, имперскую канцелярию Адольфа тут же причислили к секретным объектам и вход в нее стал по особым пропускам.

В-третьих...

- В данный момент тут нет никакого Гитлера, - грозно сказал часовой у входа, - а раз его нет, то и смотреть не на что!

Железобетонная логика!

Но задерживать лейтенанта солдат не стал. Особенно после того, как увидел на груди Шейнина фотоаппарат и тот "щелкнул" часового из этого аппарата. И не просто "щелкнул", а поклялся страшной клятвой, - " Чтоб мне живым отсюда не выбраться!" - что пришлет фотки на родину, после демобилизации стража имперской канцелярии.

- Дуй до горы, лейтенант! Скажешь, имел разовый пропуск!..

В имперской канцелярии, - часовой был прав на все сто процентов, никакого Гитлера не было - вместо одного фюрера, на этом сверхсекретном объекте находились два майора интендантской службы и вели опись трофейного имущества. И занимались этим богоугодным делом, по-видимому, давно.

-Часы напольные! - подходя к "объекту", провозглашал громко один из майоров.

- Часы напольные! - повторял за ним другой майор, и записывал трофейным имперским карандашом в толстый, тоже трофейный, гроссбух.

- Статуя фарфоровая в виде голой бабы!

- ... голой бабы! - записывал майор.

- Два слитка золота, замурованные в кирпичи!

- ... в кирпичи!

- В какие кирпичи?! - невольно вскрикнул Борис Шейнин.

Оба майора, как по команде, повернули свои головы в сторону представителя центральной прессы. Увидев лейтенантские погоны, один из майоров снисходительно пояснил:

- Паньмаешь, лейтенант, эти жлобы хотели нас объегорить! Взять на гоп-стоп! Паньмаешь, два слитка золота были замаскированы под кирпичи... Хотите сфотографировать? - майор заметил, Борис конвульсивно дернулся. - Нет!? Дело твое, лейтенант! Зачем тогда явился?..

Боря Шейнин, славный и достойный из достойнейших представителей неунывающих репортеров, - это подтвердят сильно постаревшие друзья-репортеры, живущие ныне и в Израиле! - Борька, - Боречка Шейнин, никогда не лезший в карман за словом, никогда не искавший слова и в затылке, расстерялся. Ни слова не вырвалось из его рта. Ни мэ, ни бэ, ни кукареку! Враз выпрямились мозговые извилины! Заклинил поршень в башке!..

Он и сейчас, вспоминая ту давнюю историю, волнуется:

- Мишель! Ты же знаешь меня! Ты же знаешь мои запросы ! .. Не надо мне в личное пользование два кирпича, но на обломочек от одного я мог бы безбедно прожить жизнь!..

 

 

Интересно, хранится ли этот "золотой" портфель из канцелярии Адольфа Гитлера у хорошего поэта и прозаика Василия Субботина до сих пор? ...