ДВОРНИК Знаешь, он больше чем стар, он ещё прозрачен. Шаркают шлёпки и грабли ерошат день, всё подгребая в кучи - долги и сдачу. И - передышка, растущая набекрень (он посадил... говорят, из сибирских елей). Он говорит, что на ней янтареет боль ранней весной. И засветится еле-еле: "Осень, мол, нынче... по струнам - и канифоль..." И замолчит, суетливо перебирая листья хрустящие с памятью пополам, будто собрался куда-то шагнуть - и с краю вёдра, лопаты и весь оркестровый хлам - да не успел. По случайности не случайной. И, упираясь ладонью в косую ель, просто стоял и смотрел, как дымит отчаянно осень, сгорая у входа в чужой тоннель. ШАЛЫЕ ПАРУСА Ах, пока не довязан ни май, ни сачок - и по-детски ладошками поймано утро по дороге от век до пылающих щёк. Сон в руке и роса в перламутре - в аккуратную смятку. Тропинки изгиб совершенен обрывом. И помнится морю, что глаза даже малых надежд велики - много больше, чем полные горя. Надышавшись сиренью, сорвётся на бриз перепетое эхо - грустить, наблюдая, как крапивница гибнет под облаком брызг. А на платье, распущенном в талии, васильковое поле цветёт невпопад и надежду под листьями смятыми прячет. И на первой странице приколот фрегат под одной из засушенных бабочек. ПЛОЩАДЬ Могло быть так: обычный узкий день, а птицы всё же втиснулись. И длинно над площадью летели. Кляча мимо нас, праздных, шла, выцокивая тень. По струнам плавал новый музыкант, но маяком горел мангал и полдень. Лень так уютно/мило старомодна, что жалко птиц. А может даже так: вот мы, среди таких же работяг, косились на разделанную лошадь. Гудели мухи и стихала площадь до горькоты. Был сладковат сквозняк, и день был перемазан в суету, и птицы всё летели и летели. Но: был базар. И вечный понедельник. И нами торговали по пучку. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
