Светлое будущее и темное настоящее

 

(Пародия на рассказ Николая Николаевича Виноградова «Хочу видеть тебя только счастливым».

Текст оригинального рассказа приведен в конце – форматирование авторское.)

 

Дмитрий Александрович выглядел солидно. Прохожие принимали его или за большого начальника, так как он был ростом выше среднего, или за крупного ученого – весил он почти центнер.

В свои сорок восемь лет он продолжал носить строгие костюмы, те что и в молодости, не обращая внимания, что они износились, имели заплатки на локтях и коленях.

Дмитрий Александрович следил за своим видом, поэтому, когда его густые бакенбарды начали седеть, он сбрил их, аккуратно собрал все волоски и наклеил их себе на виски, чтобы можно было прятать седину под шляпой.

Считая галстук признаком культурности, носил его постоянно, даже дома не снимал, когда в майке и трусах усаживался смотреть телевизор. А домом ему служила двухкомнатная хрущевка, которая после эмиграции дочери и смерти жены находилась в его единоличном владении.

Могила жены была обнесена оградкой с глубокой скорбью, возле которой Дмитрий регулярно появлялся в тепловое время года, когда природа не плевалась большими объёмами острых осадков.

В нашем герое уживались два человеке: один был поклонником советских времен, другой проклинал все, что ему попадалось под руку, в том числе и в советские времена.

Он боготворил времена Союза, потому что в тогда ему не надо было думать, за него думали старшие товарищи, а он просто послушно верил в то, что они ему говорили, также послушно исполнял, что велели. У него никогда не возникало вопросов и даже сомнений – он же сам не умел размышлять, зачем? Теперь, во времена капитализма, требовалось думать и действовать самому, но Дмитрий этого не умел, поэтому так и сидел на должности инженера, которую занял еще в начале своей трудовой деятельности, хотя мечтал стать начальником.

По вечерам он доставал из шкафа октябрятский значок и пионерский галстук, клал их перед собой и вспоминал самые главные события в своей жизни – когда его принимали в октябрята и пионеры. А уже под покровом ночи, когда никто не мог его услышать, Дмитрий снимал две половицы в углу комнаты и доставал из-под них спрятанный там комсомольский билет, просветленным взором ласкал его, целовал и прятал назад, шепча: «Я искренне верю в конечную цель общества. Помню трепет души (товарищи, извините меня за это антикоммунистическое слово) когда мне цепляли на грудной карман школьной формы октябрятский значок, хотя остальным его цепляли на лацкан пиджака, как потом удостоился высокого звания пионера».

Дмитрий никак не мог отделаться от слова душа. Одна его сущность, комсомольская, противилась этому слову, другая – пользовалась этим словом, потому что оно так удобно оправдывало пьянство: «когда заболит душа, залей её водкой, чтоб захлебнулась и не вякала».

Душа частенько противилась количеству и качеству алкоголя, которым ее заливали, и тогда Дмитрий бежал в туалет, падал на колени и склонялся над унитазом, в который чуть позже шептал проникновенным голосом: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».

По утрам же душа мстила Дмитрию, который не переносил ритмичную музыку, разворачивая у него в голове большую ударную установку и начиная исполнять гремящее соло на барабанах.

Надо отдать Дмитрию должное: перед тем, как придаваться пьянству он скидывал с себя надоевшую культурность, снимал галстук и превращался в настоящую свинью.

В последние годы он потерял смак к жизни, когда закрыли на телевидении одноименную программу, даже женщины его теперь не интересовали, только работа, с которой удавалось притащить домой списанные кульманы, чтобы хоть как-то заполнить пустоту квартиры - на мебель заработать он не умел. Вот не рухнул бы Союз, хрущевка была бы заполнена семьей дочери, пришлось бы Дмитрию спать на раскладушке на кухне, а чтобы взять из шкафа галстук переступать через кроватки внуков. Вот оно счастье советское, чувство локтя, бока ближнего!

Со временем, осатанев от собственной бездарности в инженерном деле, увлекся кулинарией, но даже огромные успехи в этом деле и зародили в голове мысли о смене профессии, о возможности заняться тем, что умеешь. Нет, он никогда не тронется с привычного места.

Бывая в приемной директора, Дмитрий не мог оторвать взгляда от широких женственных бёдер и богатой груди секретарши – Ирины Павловны, он даже лица ее не помнил, только выше перечисленные части тела, а еще тонкую талию.

И вот однажды их пути пересеклись вне работы, когда толпа коллег собралась у Дмитрия дома, чтобы на халяву поесть изыски, приготовленные хозяином.

Ирина оказалась хорошим рассказчиком. Теперь Дмитрий заметил, что ее рот напоминает рог изобилия, из которого на окружающих сыпались анекдоты. Когда гости разошлись, Ирина под предлогом помощи в мытье посуды, очутилась в постели Дмитрия.

После того, как он смог за два месяца пять раз переспать с Ириной, Дмитрий решил, что, как приличный человек, должен сделать ей предложение, продал кульманы и купил кольцо с брильянтом, за которое получил в ответ лишь: «Спасибо, симпатичная вещица».

Наш герой обиделся и, как полагается обиженному мужчине, решил напиться до поросячьего визга. Это ему удалось сделать седьмого марта.

Когда он наконец выполз из кухни и взобрался на диван, сразу же провалился в сон, который повел его волшебной дорогой в светлое будущее:

«Дмитрий шел по длинному коридору сжимая в руках сверток со старыми трусами и рваными носками. Вот наконец и нужный кабинет, на дверях которого строгая табличка: «Комиссия по определению потребностей».

Постучался, вошел.

За столом напротив двери сидела тройка: двое мужчин во френчах и женщина в кожаной куртке и красной косынке.

- Какой у вас вопрос, Дмитрий Александрович? – спросила женщина.

- Мне требуется мандат, подтверждающий, что у меня возникла потребность в новой паре трусов и носков.

- Вы принесли старые на экспертизу?

- Да, - он протянул вперед сверток.

Женщина нажала на кнопку на столе, в боковой стене открылась дверь и вошел эксперт в белом халате, забрал сверток и опять скрылся в соседнем помещении. Через несколько минут он вернулся, положил на стол сверток и лист бумаги с таблицей и текстом. Пробежав на напечатанным строкам глазами, женщина подняла голову и возвестила:

- По поводу носков вам будет выдан мандат, потому что их износ превысил восемьдесят процентов, трусы же имеют износ только шестьдесят процентов, поэтому у вас еще не возникла потребность в их смене. Что-то еще?

- Да, - дрожащим голосом ответил Дмитрий. – Мне нужен документ о том, что у меня возникла потребность в кольце с брильянтом.

- Цель?

- Я хочу сделать предложение Ирине Павловне.

- Этот вопрос может быть рассмотрен только в ее присутствии. Она должна дать письменное подтверждение, что у нее есть потребность в вашем предложении. Ваша возможная потребность в кольце вторична, зависит от потребности Ирины Павловны получить от вас предложение. Приводите ее, мы рассмотрим…»

Дмитрий проснулся в холодном поту, разочарование в светлом будущем потребовало незамедлительного приема алкоголя внутрь взволнованного организма. Руки настоящего комсомольца сильно дрожали поэтому бутылка выскользнула из рук и разбилась, за ней последовала банка с огурцами, наступив на осколки, Дмитрий вскрикнул и упал, увлекая за собой стол, тумбочку и полочку для телефона. От неожиданности наш герой не сдержался и обмочился. Стянул воняющие мочой трусы, отбросил их, попав точно в ведро с розами, приготовленными для Ирины на восьмое марта, обдав брызгами розетку на стене, после чего посыпались искры, и во всем районе погас свет.

В темноте добрался до дивана, уснул на этот раз без сновидений.

Утром, надев халат и галстук, принялся за уборку результатов учиненного ночью погрома. Как только закончил, раздался звонок в дверь, явилась за цветами Ирина Павловна.

Преподнес ей букет, она вдохнула чудесный аромат роз, почувствовав в нем легкий, какой-то очень знакомый штрих.

Они сидели на кухне, и Дмитрий дал Ирине отчет о том, что с ним произошло ночью, какой погром он устроил в квартире, как он жутко напился, как ему было плохо и т.д.. Ирина заразительно хохотала:

- Я люблю тебя, когда ты вот такой, естественный, жизнерадостный и счастливый, а не тогда, когда ты даришь мне кольца. Кольца это не твое, ты какой-то скованный, а в пьянстве ты становишься самим собой, таким каким мне нравишься, не закомплексованным. Оставайся всегда таким, и мы будем счастливы.

 

01 декабря 2019 года

 

Жанр: Рассказ Автор: Николай Николаевич Виноградов

Объем: 25475 [ символов ]

 

Хочу видеть тебя только счастливым

 

Тяжеловес под центнер, ростом выше среднего, в свои сорок восемь

Дмитрий Александрович выглядел весьма солидно. С молодости привык

следить за своим внешним видом, одевался в строгие костюмы. Даже

находясь один дома, до позднего вечера редко позволял себе снимать

галстук. Выходя на улицу, обычно надевал шляпу, под которой прятал

красивые чёрные курчавые волосы с классической стрижкой. На висках

слегка серебрились сединой пушкинские бакенбарды. Прохожие легко

принимали его за какого-нибудь большого начальника или крупного

учёного.

 

Овдовев три года назад, он жил в своей двушке-хрущёвке, словно монах в

келье. Жена скоропостижно скончалась от рака в начале мая, будто

растаяла снегурочкой буквально на глазах. Свою утрату Дмитрий

Александрович переносил очень тяжело. До глубокой осени чуть ли не

каждый день ездил на загородное кладбище, приносил свежие живые

цветы, ухаживал за могилкой, часами просиживал на лавочке внутри

ограды с глубокой скорбью.

 

Дочь давно выросла, вышла замуж за немца и уже шесть лет безвылазно

жила в Германии. В последний раз виделись, когда она приезжала на

похороны матери. Приезжала одна, была тогда на шестом месяце

беременности. Обещалась приехать этим летом всей семьёй, показать

внучку Сиджину.

 

***

 

Начало марта. Для Дмитрия Александровича наконец-то официально

закончилась эта надоевшая хуже горькой редьки бесснежная зима. В

гордом одиночестве он пил "горькую" на кухне, вспоминая поэтапно свою

жизнь, попутно проклиная всё, что попадалось ему там под руку.

 

"Обман, кругом и всюду - сплошь один обман!" - специально растравливал

он себе душу, так за шесть лет и не смирившись с распадом СССР и

переходом в новую общественно-экономическую формацию под названием

капитализм.

 

"Всегда искренне верил в конечную цель общества, которое само же и

воспитало мою сущность, прививая чувство патриотизма. Осознанно верил

в исключительную истинность пути развития, выбранного старшим

поколением. Никогда не возникало ни вопросов, ни даже тени сомнения.

Испытывал гордость, что иду нога в ногу вместе со всеми в единственно

верном направлении. Помню трепет души, когда мне цепляли на грудной

карман школьной формы октябрятский значок, как потом удостоился

высокого звания пионера. А когда принимали в члены ВЛКСМ, чувствовал

себя чуть ли не героем, слёзы глаза застилали от переполнения гордости

за свою великую страну", - разговаривал он уже сам с собой на

повышенном тоне.

 

Пить Дмитрий Александрович никогда не умел, выпивал редко, но

помногу, не зная меры, словно желая срочно скинуть с себя надоевшую

культурность и превратиться в настоящую свинью.

 

"Если сильно болит голова, а никакие таблетки не помогают, нужно со

всей дури шандарахнуть себе молотком по пальцу. Сразу головная боль на

второй план уйдёт, - шутил он про себя, находя в этой шутке долю истины.

- А когда заболит душа, залей её водкой, чтоб захлебнулась и не вякала.

Лучше потом с похмелья помучиться с денёк, чем неделю терпеть

невыносимые обиды".

 

Овдовев, пару раз в год он обязательно напивался до скотского состояния.

 

"Да, только так и нужно жить: "От каждого - по способностям, каждому —

по труду", и никак иначе! Нет частному владению средствами

производства! - повторял он уже засевшие в крови лозунги, откупоривая

вторую бутылку водки и закусывая маринованными огурцами собственного

приготовления, вылавливая их ложкой-шумовкой. - Хм! Совсем один

остался, как последний могиканин. Сегодня, кажется, даже самые упёртые

друзья-антикапиталисты приняли за истину жизненные законы рыночной

экономики и жёсткую конкурентную борьбу абсолютно за всё, - наливая

себе очередную стопку, всё больше распалялся Дмитрий Александрович. -

Жизнь — дерьмо, все люди — бяки!" - произнёс он вместо тоста.

 

За окном сыпала снежная крупа, переходящая в колючий дождь. Резкие

порывы ветра, словно специально по вечерам плевались большими

объёмами острых осадков, стараясь разбить хрупкие оконные стёкла.

 

С вечера пятницы Дмитрий Александрович топил в водке свою горькую

обиду. Его, ведущего инженера, отдававшего предприятию

«Гражданпроект» все свои знания, способности и силы на протяжении

четверти с лишним века, совершенно незаслуженно, как он сам считал,

«обошли», не назначив на должность начальника отдела. Он давно ждал

эту должность, потому что всегда именно его ставили на это место

временно исполняющим в экстренных ситуациях. Перед Новым годом он

полтора месяца успешно справлялся даже с работой ГИПа - главного

инженера проекта, пока штатный находился в больнице. Начальство на

собраниях просто-напросто засыпало его всякими дипломами, грамотами и

устными благодарностями.

 

"Мечтать не вредно, каждый бы не дурак пожить в идеальном обществе

при торжестве честности и справедливости, где бы тебя окружали люди

порядочные, имели совесть и даже пользовались бы ей. Как при

коммунизме, например, - размышлял Дмитрий Александрович, доведя себя

уже до весьма пьяного состояния, - чтоб... как уж там... «каждому по

потребностям». Утопия, конечно! Потребности у всех, словно назло, всегда

лезут поперёк батьки в пекло, опережая покупательную способность. А-а!

На хрен всё, вот и всё! - воскликнул он, выливая в стопку остатки из

очередной бутылки. - Этот Петька, Пётр Семёнович, извиняюсь, каждый

день по пять раз ко мне за советом обращается. Два года за кульманом

инженером первого разряда простоял, и гляньте-ка — уже начальник

отдела! "

 

***

 

После смерти жены Дмитрий Александрович быстро потерял всякий смак к

жизни. Наука, искусство, спорт — ничего ровным счётом его уже не

интересовало, хотя в молодости довольно неплохо играл в хоккей, и до сих

пор где-то на балконе ещё пылились коньки с клюшками. Раньше с

удовольствием слушал популярную музыку, много читал классической

литературы, но уже лет пять не перечитывал свою любимую чеховскую

"Даму с собачкой" и куприновского "Поединка". Ритмичную музыку не мог

даже переносить, иногда слушал какие-нибудь грустные блюзы. Ни

театры, ни телевизор, ни даже женщины уже не интересовали — только

работа.

В одной комнате, считавшейся залом, у него стояли два больших

кульмана, а спальня вся была завалена чертежами и тубусами. Никогда не

отказывался от предложений подработать ещё и на дому, и вовсе не ради

денег, которые и тратил только на одежду да хлеб насущный. О своей

машине даже не мечтал никогда, совершенно не разбирался в них.

Карбюратор и генератор для него были словами синонимами. В автомобиле

знал только руль, что на нём есть специальная пипочка посередине, и мог

"бибикнуть", нажав на неё, как ребёнок. Не знал и не хотел знать

сложностей правил уличного движения. Никогда не видел моря и даже не

мечтал окунуться в нём хоть разок. Все отпуска всегда проводил в городе,

ходил на стадион болеть за "Динамо". Любил пройтись по набережной,

наблюдая, как по Волге проплывают мимо грузовые баржи и белые

пассажирские теплоходы. Спустившись к воде, мог целый день просидеть

рядом с мальчишками-рыбаками, наблюдая, как те удят рыбку, радуясь

вместе с ними каждой малявке. Ничего его уже не интересовало, только

любимая работа. Применение своих знаний приносило ему хоть какое-то

удовлетворение.

Вдовская жизнь заставила научиться готовить, а со временем он даже

полюбил это дело. Особенно вкусными у него получались борщ и суп

"Харчо". Почти каждый день после работы он успевал забежать на рынок,

покупал свежих овощей, мяса, рыбы, и с удовольствием коротал вечера,

колдуя на кухне. Научился печь пироги, сам всё мариновал, засаливал,

тушил и даже коптил. Одних салатов в его "репертуаре" насчитывалось

больше десятка.

 

Как-то раз он пригласил своих коллег по работе на свой день рождения.

Никто не мог поверить, что все эти яства, которыми он угощал, приготовил

он сам. С тех пор все корпоративные мероприятия проводились у него

дома. Заранее сбрасывались "на выпивку " и отпускали ведущего

инженера домой пораньше, чтобы тот успел всё приготовить. Вечером

собиралась вся группа, отдыхали лучше, чем в каком-нибудь ресторане.

Когда расходились, каждому с собой хозяин накладывал в пластиковые

контейнеры, банки или просто в полиэтиленовые пакеты, вложенные втрое

друг в друга, оставшейся всякой вкуснятины: мясных, рыбных и овощных

салатов, которых готовил чуть ли не по целому эмалированному ведру,

домашней колбаски, копчёной рыбки и прочих деликатесов, сотворённых

своими руками.

Этот Новый год отмечали тоже у него, уже по привычке. Некоторые

пришли со своими мужьями и жёнами. Было так много друзей, что хозяину

пришлось бегать по соседям, просить стулья. Приятной неожиданностью

для него оказалось, что среди последней группы гостей была Ирина

Павловна, секретарь директора.

 

Не так давно, работая ВРИО ГИПа, ему часто приходилось часами

просиживать в приёмной гендиректора. Однажды, коротая томительное

время ожидания, он что-то спросил у Ирины Павловны, та дружелюбно

ответила. Они познакомились, разговорились, общих тем для разговора

было много - были почти ровесниками. Ирина Павловна выглядела очень

моложаво, была всегда весёлой и остроумной. Приятное лицо с ямочками

на щёчках, лёгкий макияж, глаза искрились добротой и нежностью.

Особенно бросалась в глаза всё ещё стройная фигура, тонкая талия,

широкие женственные бёдра и богатая грудь. Ирина очень нравилась

Дмитрию. Он часто думал о ней, мог вспомнить дословно все их разговоры,

мечтал пригласить желанную женщину куда-нибудь в кафе или ресторан,

но совершенно потерял все кавалерско-джентльменские навыки.

 

На удивлённо-вопросительный взгляд Дмитрия Александровича при

встрече в дверях она просто и без тени смущения с улыбкой сказала:

"Дошли слухи, что здесь кормят лучше, чем в ресторанах Парижа. Вот, не

поверила, решила удостовериться. Спасибо Жанне с Виталиком, обещали,

что меня отсюда не выгонят."

 

Было весело, как никогда раньше. Ирина знала очень много действительно

смешных жизненных анекдотов с тонким юмором и замечательно умела их

рассказывать. Дмитрий давно так не смеялся. Ещё немного и, кажется, у

него бы живот свело от смеха, а из Ирины, как из рога изобилия, эти

анекдоты сыпались один смешнее другого. Прилично выпив и хорошо

закусив, всей оравой ходили на площадь, где стояла огромная ёлка.

Казалось, что сюда в этот час собрался весь народ с округи. Пели,

плясали, стреляли петардами, катались с горки - было так весело и

счастливо, что хотелось, чтобы этот праздник никогда не кончался. Когда

стали прощаться, Ирина предложила: "Хочешь, я помогу тебе прибраться

после гостей?"

 

За эти два месяца они уже пять раз ночевали вместе. Дмитрий

Александрович был поистине счастлив с Ириной, благодарил судьбу за то,

что свела их вместе. В последний раз, дней десять назад, они были у него.

Перед тем, как проводить, он решился сделать ей предложение, вручив в

подарок дорогое колечко с бриллиантом. Даже не думал, что она сможет

отказать. Каково же было его состояние, когда она всего лишь выразила

лёгкую благодарность за подарок.

 

***

 

Водка не брала, обида тонуть в ней не хотела.

 

«Последнюю, что ли, допить? Что за водка пошла? Сущая пакость какая-

то, литр с гаком уже угомонил, и ни в одном глазу. Или подождать? Может,

рассосётся, - он отодвинул початую бутылку водки с закуской на край

стола ближе к подоконнику. - Силком запихиваю в себя эту вонючую

мерзость, а на душе только одна тоска зелёная. Фу, гадость! - передёрнуло

его всего. - Настойка столетника слаще! - налил он себе ещё стопку, но

пить не стал, а только тупо смотрел на неё. - Она! Это она виновата!

Теперь я точно понял истинную причину своей душевной болезни, - стал

он вспоминать подробности последнего разговора с Ириной.

 

- Мне очень хорошо с тобой, дорогой мой! Но мы ведь уже не молоды. Я

давно живу одна, сына без мужа воспитала. Сейчас он в Полярном, около

Мурманска, флагманским хирургом служит. Уже три года, как бабушка,

внученька есть. Зачем? Разве нам плохо жить так, как сейчас? Ты даже не

представляешь, насколько я противной бабой бываю. Не хочу, чтобы ты

когда-нибудь увидел меня такой.

 

- Ты? Ты можешь быть противной бабой? Не смеши! Ни за что не поверю, и

не наговаривай на себя. Полжизни прожил... неужели ты думаешь, я не

смог бы почувствовать что-нибудь плохое в тебе. Да я нутром чувствую,

какая ты хорошая.

 

- Спасибо тебе за такие добрые слова! Но давай всё-таки не будем

торопиться.

 

" Похвалила мою библиотеку. А чего там хвалить-то? Пара сотен книг,

сборники сочинений классиков в основном. Кое-что с женой в своё время

накопили, гоняясь за каждой книгой, сдавая макулатуру. Эх, была бы

жива моя Машенька, человечище родное. Всегда делили с ней все горести

и радости, - выпил он очередную стопку, слегка поморщившись. - Нет,

ничего у нас с Ириной не получится. Закоренелая феминистка, слишком

независимая. Десять дней не виделись, а даже не позвонила ни разу. Ну и

я напрашиваться не стану".

 

С трудом поднявшись из-за стола, ворча и по-свински хрюкая себе под

нос, сильно пошатываясь, опираясь на стенки, поковылял он в комнату.

Кое-как сумел раздеться до нижнего белья, сбросив верхнюю одежду

прямо на пол, не расправляя диван, плюхнулся на него и моментально

"отрубился", не подложив даже подушку под голову. Проснулся среди

ночи, ничего не понимая.

 

" Это что же, неужели я пять часов продрых? Башка разламывается,

словно внутри там наковальня, а кто-то по ней всё молотом, молотом! - он

лежал на спине, стеная и охая, не в силах оторвать голову от дивана. Его

сильно мутило, во рту всё пересохло, голова кружилась, а в затылке

острой болью отдавалось каждое биение сердца. - Через четыре часа на

работу собираться, а выхлопы, как из самогонного аппарата. Даже

кашлянуть боязно, как бы глаза из глазниц не выпрыгнули. Ох! И диван

расправлять по-хорошему уже смысла нет. Надо вставать! Дошлёпать бы

как-нибудь до ванной, хоть отмокнуть малость в тёпленькой водичке".

 

Весь разбитый, ещё даже не протрезвев, как столетний старик, по

стеночке, не включая света, кое-как добрался до кухни. Немного

адаптировавшись к темноте, заметил на столе недопитую бутылку водки.

Его сразу передёрнуло несколько раз.

 

"Последняя осталась, зараза! Глотнуть разве? Может, полегчает?"

 

Держа бутылку дрожащими руками, сделал большой глоток, но тут же

поперхнулся и затрясся в кашле. Бутылка выскользнула и вдребезги

разбилась, разбросав осколки по кафельному полу.

 

"Тьфу, зараза проклятая! - Дмитрий Александрович выругался матом,

вспомнив весь свой накопленный за жизнь лексический запас. - Изо всех

дырок сразу выперла, гадина такая, аж из ушей просочилась", - смахивал

он ладонями слёзы с глаз, вытирая руки о трусы.

 

Не переступая, чтобы не встать на стекляшку босыми ногами, дотянулся до

трёх литровой банки с оставшимися в ней парой-тройкой огурцов, и стал

жадно пить рассол, громко и смачно рыгая, обливая майку и волосы на

груди. Поперхнулся горошиной перца, снова сильно закашлялся и выронил

немного недопитую банку, которая, как и бутылка, разбилась с грохотом о

кафель.

 

" Тьфу, дурында криволапая! Ну, наделал делов!" - перешагнув через

стекляшки, проклиная себя на чём свет стоит, щёлкнул выключателем на

входе в кухню. Лампочка ярко вспыхнула и тут же погасла, осветив на

мгновение весь ужас на полу. Дмитрий Александрович успел запечатлеть

на нём лишь отбитое горлышко от трёх литровой банки и два маленьких

огурчика, словно мальки, выглядывающие из тины, состоящей из листьев

чёрной смородины, укропа, лаврушки и долек чеснока.

"Ну всё, невезуха пошла! - он попробовал включить свет в коридоре,

пробираясь в темноте на ощупь, чуть не налетев на телефонную полочку,

которую совсем недавно сам приделал напротив туалетной двери,

закрепив её двумя мощными шурупами на дюбеля. Свет не включился и в

прихожей.

 

"Похоже, в щитке на лестничной клетке автомат защиты выбило. Тьфу,

зараза! Ну не идти же туда в таком состоянии?" - подумал он и поплёлся в

туалет за веником, шаркая босыми ногами по холодному кафельному полу.

 

Долго шарясь в темноте за унитазом, едва держась на ногах, шатаясь

торсом из стороны в сторону, спихнул локтем с полки открытую коробку со

стиральным порошком, густо обсыпав им всё вокруг. Следом упала

стеклянная бутылка ацетона, разбившись об унитаз, сразу развоняв везде

едким запахом. Мозги Дмитрия Александровича в этот момент напрочь

отказали сознанию адекватно воспринимать действительность. Он уже

стал бояться дотрагиваться до чего-нибудь. К чему бы ни прикоснулся, всё

ломалось, рушилось и разбивалось. Хотел было нащупать половую тряпку,

чтобы подтереть на кухне, сделал шаг и наступил босой ногой на

стекляшку. От острой боли резко отдёрнул ногу, не удержал равновесие и

всей массой стал стремительно падать вперёд "на рыбку", словно ныряя в

речку с крутого обрыва. Тут же наткнулся на препятствие, врезался лбом в

телефонную полку. Бедная полочка вместе с телефоном была моментально

напрочь снесена лбом, а все дюбеля с мощными шурупами выдернулись из

стены с корнем. Страшный грохот с не менее страшными криками мата

раздались на весь подъезд среди мёртвой тишины глухой ночи. Дмитрий

Александрович сидел на полу ничего не понимая, широко раздвинув ноги,

муссируя лоб и ждал, когда прекратятся сыпаться искры из глаз.

 

«Что за ерунда? Тьфу, чертовщина какая-то! - он почувствовал, что сидит

в тёплой лужице. - Господи, Боже! Кажется, обдулся! - взвыл он утробным

голосом, словно волк на Луну в лютую стужу.

 

Минут пять он продолжал сидеть, не веря в произошедшее, пока не стала

замерзать задница. Из последних сил снял мокрые трусы и зашвырнул их в

сторону кухни. Вытерев промежности майкой, изловчился и выдернул из

пятки маленький стеклянный осколок от разбившейся бутылки ацетона.

Немного придя в себя, кое-как обмотал этой майкой "прохудившуюся

подошву" и окончательно решил: "На хрен всё, вот и всё! Барабашка,

похоже, завёлся! Пойду лучше на диван, отлежаться надо! Потом всё

приберу", - принял он единственно верное, на его взгляд, решение.

Где на коленях, где ползком на животе, словно повторяя подвиг

Маресьева, он добрался до дивана. По прежнему недоумевая и не веря в

случившееся, он неимоверными усилиями воли заставил себя залезть на

диван, закинув сначала одну ногу, как на коня, а затем перевалив на него

и остальные чресла. Дотянувшись до будильника, стоящего на тумбочке,

приложил его холодным стеклом ко лбу и попытался настроиться на

спокойное осмысление происходящего.

 

«Расскажи кому, не поверят, за сумасшедшего примут, - охал и ахал

Дмитрий Александрович, ощущая на лбу набухающую шишку, выросшую

уже настолько, что между лбом и будильником можно было свободно

просунуть палец. - Вот и лежи теперь так до утра, и даже пукнуть не

вздумай, а то взорвётся чего-нибудь, единорог-неудачник!"

 

Он лежал неподвижно на спине, уставившись в потолок, стараясь ни о чём

не думать. Внутри вздутой на лбу шишки пульсировало в такт с тиканьем

будильника. Его жутко мутило, казалось, что диван постоянно старается

уплыть из-под него. Затылок ломило так, будто кто-то ломом по нему

долбанул. "Вот так, наверное, и помирают со страшного похмелья. Какая

уж тут завтра работа, до утра бы хоть дожить". Незаметно он снова уснул,

успев затолкать ногами будильник в дальний угол дивана.

 

Проснулся лишь в десять утра, не услышав звонка будильника. С тревогой

вспомнил кошмарную ночь, но почувствовал, что головная боль маленько

улеглась, никто уже не стучал там молотком по наковальне.

 

"Проспал! Ну теперь не то, чтобы начальником отдела, с ведущего снимут,

если вообще по статье не уволят. Чего же это я так нажрался-то? -

пытался он вспоминать причину. - Так вчера же пятница была, точно

помню. Кто-то прибежал и сообщил новость, что наш начальник отдела

вышел из больницы, перенёс инсульт и официально уходит на пенсию. Все

начали тыкать в меня пальцем, заранее поздравляя с повышением. Кто-то

даже предложил мне бежать за спиртным, чтобы не затягивать с

обмыванием этого приятного события, хотя спиртного было и без того уже

больше, чем достаточно. Мы же скидывались, чтобы поздравить женщин с

восьмым марта. Так это же седьмого числа было. Потом зашёл шеф и

объявил имя нового начальника отдела, испортив всем праздничное

настроение. А сегодня, значит, суббота, восьмое. Праздник, мы ещё и

завтра не работаем. Фу, слава Богу!" - он сразу оживился, вскочил с

дивана, накинул махровый халат и побежал включать в щитке выбитый

автомат.

 

Долго отмокал в ванне, а под конец устроил себе экзекуцию контрастным

душем. Вытерся насухо, одел всё чистое и начал устранять последствия

ночного погрома.

Приведя всё в порядок, хорошо проветрив вонь, вынес мусор. На улице

выглянуло солнце, словно в честь праздника, но радостное настроение

омрачала остаточная головная боль в шишке и слегка дрожащие руки.

Прихрамывая, сходил, купил шесть бутылок пива, четыре больших воблы с

икрой и с превеликим удовольствием начал в одиночку отмечать женский

праздник.

 

"Удивительно, и шишка успела уменьшиться, едва заметная стала, и в

трубке телефона зуммер появился. Да и не это больше всего радует, даже

не пойму, что именно, - чистя воблу и глотая холодненькое пивко прямо из

горлышка, копался он в себе. - А-а, понял! Мне же совершенно

безразлично стало, что не меня начальником отдела поставили. Кого,

Петьку? Да ради Бога! Молодой, перспективный, флаг ему в руки.

Переживал, дурак, словно у меня кульман на всю жизнь отобрали. Ирина!

Ну и что?! Жил же без неё, не умер. Позвоню сегодня, с праздником

поздравлю, и разойдёмся, как в море корабли. Душу себе, можно сказать,

водкой вылечил. Осталось лишь немного здоровьице пивком поправить".

 

Его мысленные рассуждения прервал звонок в дверь. "Кто бы это мог

быть? - удивился он. Завязал поясом халат и похромал открывать. Вошла

Ирина, нарядно одетая, красивая настолько, что Дмитрий с глупенькой

улыбкой только глазами хлопал.

 

- Ну, и где она? Сейчас обоих убивать буду! - оттолкнув хозяина, не

раздеваясь, прошагала Ирина в зал и заглянула в спальню.

- Кто? - спросил он недоумевая, и аж рот раскрыл.

- Хочешь сказать, что твоя новая любовница уже ушла? - на её лице

действительно было написано негодование. Ни один артист бы так

убедительно не сыграл. Теперь более глупую физиономию уже на лице

Дмитрия не смог бы скорчить даже заслуженный мастер театра. - С утра

тебе звоню, даже не подходишь.

- К-какая любовница, Иришка, радость моя? Мне ужасно плохо без тебя

было. Вчера так нажрался, чуть не умер ночью. Во, видишь шишку?

Пойдём на кухню, я там пивом похмеляюсь. Хочешь пива с воблой?

Пойдём, я сейчас тебе такое расскажу, со смеху упадёшь.

- Подожди, хоть поздравь меня сначала, я же женщина...

 

Он вручил ей девять красивых роз, купленных ещё в пятницу, стоявших в

подслащённой воде в вазе. Пили пиво, она искренне смеялась над его

рассказом о ночных приключениях.

 

- ... Ой, ну насмешил! Хлеще всех анекдотов, которые я знаю, - едва

успокоилась Ирина. - А хочешь новость скажу? Вашего ГИПа забирают в

Москву после праздников. И знаешь, кто будет вместо него? Ты! Тебя

назначили, дорогой мой! Я так рада, мы теперь и на работе будем часто

видеться.

- Правда?! Здорово! Спасибо за такую радостную новость! Ещё вчера был

жестокий шторм. Буря, ураган, палуба уходила из под ног. Плохо

закреплённые в каюте вещи слетали с полок и вдребезги разбивались о

палубу и переборки. Меня тошнило и мутило, всё нутро выворачивалось

наизнанку. Мой корабль налетел на рифы и чуть не погиб. А сегодня

пришла ты, и погода сразу наладилась, море утихло, как по волшебству.

Полный штиль, на востоке из моря на горизонте выглянули первые

солнечные лучики. Где-то вдали уже были заметны очертания до боли

знакомых берегов. Я смог увидеть даже проблеск маяка на входе в родную

бухту. Всё благодаря тебе, любимая! А как насчёт моего предложения? Не

надумала?

 

- Как поэтично ты умеешь говорить, оказывается!

 

Ирина встала, подошла к Дмитрию и нежно поцеловала в лоб, прямо в

шишку. Прижала его голову к своей доброй груди и стала ласково

теребить кучерявые волосы.

 

- Хорошо посмеялась над твоей вчерашней трагедией, но быть свидетелем,

увидеть тебя хоть разок таким вчерашним несчастным, я бы не хотела

никогда. Прости, я люблю тебя, когда ты вот такой, жизнерадостный и

счастливый. Сама не люблю ни с кем делиться своими горестями. Хочу

всегда быть желанной для тебя. Не хочу, чтобы мы быстро приелись друг

другу. Не хочу, чтобы ты видел меня грустной, печальной, больной или

страдающей душевно. И тебя в таком состоянии видеть не хочу. Милый,

дорогой мой мужчина, прошу тебя, давай не будем связывать себя

семейными узами. Давай всегда видеть друг друга только счастливыми.

Если ты сильно соскучишься по мне, только позвони, дай сигнал "SOS", я

тут же окажусь рядом и очищу путь твоему кораблю от бурь и ураганов. Да

ты даже соскучиться не успеешь, я сама, первая к тебе приеду, вот

увидишь.

Сегодня будем ночевать у меня, я приготовила праздничный ужин. Можем

и завтра, от меня до работы всего пятнадцать минут ходьбы.

 

Она ласково и таинственно посмотрела на его грустную физиономию,

взяла за руку и, хитро улыбаясь, повела в спальню...