Заботы

 

Глава 1

 

Я вышел на небольшую террасу своего дома, прищурился от яркости раннего утра, с удовольствием чувствуя нежное и теплое прикосновение солнечных лучей.

Спустился, поскрипывая широкими деревянными ступенями, даже с некоторым сожалением сел в машину и выехал со двора, пытаясь аккуратно объезжать неровности разбитой улицы нашего коттеджного поселка, который находился еще в самом разгаре стадии строительства. Таких, как я, поспешных собствеником можно было по пальцам перечесть, поэтому, наслаждаясь в выходные загородной тишиной, в будни приходилось окунаться в грохот и пыль строительных площадок на соседних участках.

Когда я решил пару лет назад перебраться жить за город, можно было выбрать дом и в построенных поселках, но я выбрал этот. Во-первых, до офиса минут тридцать неспешной езды, а, во-вторых, меня покорило название – Варежки. От него на душе становилось теплее от давних воспоминаний из беззаботного детства с его ледяными горками, катками, снежными крепостями, санками, дворовым хоккеем…

До работы оставалось совсем недалеко, но неожиданно на улице Лермонтова я попал в пробку, причем основательную, абсолютно не двигающуюся.

Сидел уже несколько минут, нервно стуча пальцами по рулю. Как я не любил нежданные изменения в своем расписании. Весь день распланирован, продуман, и вдруг что-то от тебя независящее ломает строгий распорядок, такие ситуации меня сразу выводили из себя, портили настроение.

Обратив внимание, что по встречным полосам движения нет, решил, что впереди или крупное ДТП, или какую-нибудь трубу прорвало, не выдержал, резко развернулся через двойную сплошную разметку, вернулся к предыдущему светофору, свернул на Фаворского, сделал петлю и пересек Лермонтова уже за границами пробки, повернул налево и въехал на парковку БЦ Академический, опоздав всего на две минуты.

Вылезая из машины, поднял голову, посмотрел на окна своего офиса, там, похоже, все, как обычно – окно моего кабинета приоткрыто, так уж заведено: секретарша – Стелла Петровна – приходит за полчаса до меня, проветривает, терпеть не могу входить в непроветренное помещение. Когда пару лет назад поздравлял Стеллу с пятидесятипятилетием, очень опасался ее ухода на пенсию, но этого, к счастью, не случилось. Не представляю нашего офиса без нее. Мне доставляло эстетическое наслаждение проходить через приемную – ее царство – все на местах, ничего лишнего, идеальный порядок, как я люблю, а самое главное, она никогда ничего не забывала.

- Доброе утро, Стелла – сказал я, проходя в свой кабинет.

- Доброе утро, Вадим, - мы начинали работать вместе очень давно, в те времена, когда у нам еще не полагались отчества. - Вас разыскивал Дикарев.

- Пригласите.

Я только успел открыть приготовленную для меня папку с документами, как дверь распахнулась, почти вбежал взволнованный Сергей:

- Вадим, у нас проблема!

- Привет. Что еще?

- Деньги со счета Care Company пропали. Почти все.

Я закрыл папку, откинулся на спинку кресла:

- Когда?

- Два дня назад. Обнаружил сегодня, сегодня же надо было во Франкфурт перечислять аванс за очередную группу. Я и обнаружил. Что делать? Там же Валентина с группой уже прилетела…

- Успокойся! Кто?

- Точно не известно…

- А не точно?

- Я подозреваю, что Михайлов. Помнишь, он три недели назад приходил, просил кредит?

- Помню. И?

- А в начале этой недели он стал жаловаться, что не успевает закончить месячный аналитический отчет. Просил разрешения поработать в вечер. Я подписал в охране разрешение на вечернюю работу, чтобы у него ключи приняли. И подумать не мог, что он что-то химичит…

- Химичат там, - я кивнул головой за окно, где на противоположенной стороне улицы на невысоком пригорке за редкими деревцами возвышался университетский корпус Химического факультета, - а у нас просто воруют. Ты свой кабинет запирал?

- Да, но там…, - мялся Сергей.

- Не тяни! Что у тебя там?

- У нас ключи от отдела все вместе сдаются.

- Короче, ты оставлял ему ключи от своего кабинета? Так?

- Да.

- И на сигнализацию твой кабинет отдельно не сдается?

- Нет, весь отдел на одной кнопке.

- Ты еще, небось, и комп свой не выключал. Ладно с тобой и Никитиным потом разберусь. Где Михайлов?

- Его уже два дня нет. Заболел, вроде.

- Вроде?

- Ну да, он ребятам звонил, мне Вика сказала.

- Вика сказала! Сергей, ты начальник отдела или так собиратель бабских слухов? Ладно, - я глубоко вздохнул, прикрыл глаза, досчитал до десяти. – Узнавай адрес Михайлова. Через пять минут на парковке. Никитин тоже едет с нами. Давай!

Я попытался сосредоточиться на документах, но напрасно. Встал, очень неспешно несколько раз обошел стол, постоял у окна, потом вышел из кабинета:

- Стелла, я не знаю, когда вернусь.

- У вас сегодня в двенадцать встреча с начальниками отделов по поводу городского тендера…

- Помню. Вернусь, решим.

Дикарев и Никитин уже ждали на парковке.

- На мне поедем, - сказал я, проходя мимо них в направлении своей машины.

Терпеть не мог ездить пассажиром, чувствовал себя не уютно, когда что-то от меня не зависело.

- Куда? – спросил у сидевшего рядом Сергея.

- Рядом с площадью Декабристов. За Пенсионным фондом.

- Понятно, - и я свернул в сторону Академического моста. – Куда деньги слили, известно?

- Да. В Москву.

- Что?

- Да, в один из онкологических центров.

- Сколько тебе времени надо, чтобы пополнить счет Care Company?

- День-два, Вадик. Но дело в том, что сегодня пятница, и сегодня Валентина ведет их на первые переговоры.

- Это ее работа, пусть там выкручивается сама. Я ей за это деньги плачу. Если тебе позвонит, скажи, что перевод будет во вторник-среду. Серега, тут уже мы ничего не поделаем.

На другом берегу движение оказалось плотнее, и, только въехав на улицу с односторонним движением, я смог прибавить скорость. Миновав площадь Декабристов, свернул налево за задние Пенсионного, остановившись в торце жилого дома, у входа в почтовое отделение.

- Здесь?

- Нет, - Сергей кивнул в глубину дворового проезда на обшарпанную серую блочную пятиэтажку, - туда, крайний подъезд.

- Алексей, ты останешься внизу. Тебе пока не надо. Жди здесь, - проинструктировал я Никитина – начальника нашей службы безопасности – очень неприветливого на вид отставного подполковника полиции.

Мы стояли с Сергеем перед обитой старым обтрепанным дерматином дверью одной из квартир на втором этаже. Дикарев сначала шагнул вперед, потом отступил на шаг, я же решительно нажал на кнопку звонка.

Через несколько секунд раздалось шарканье, и дверь распахнулась в нашу сторону. Михайлов – мужчина лет сорока-сорока пяти - в майке, растянутых тренировочных штанах и раздолбанных тапках на босу ногу предстал перед нами во всей своей красе: растрепанные волосы, неровно надетые очки, одна рука за спиной, другая нервно почесывает живот. Я помнил его на работе в более собранном и опрятном виде, также помнил его фамилию, но, хоть убей, не помнил имени этого сотрудника финансового отдела.

- Вы? – он шмыгнул носом, неуверенно оглянулся за спину, сделал шаг назад, вздохнул, вытащил из-за спины вторую руку, пригладил ею волосы и, сощурив за очками глаза, посмотрел на меня, потом на Сергея.

- А кого вы ждали? – я сделал шаг вперед, переставив ногу за порог, чтобы избежать захлопывания двери.

- Я….

- Витенька, кто там? – раздался из глубины квартиры сильный женский голос.

- Мама, это ко мне. По работе.

- Пригласи. Я скоро буду готова.

Витенька попятился, освобождая место в узкой, темной, заставленной обувью и завещанной одеждой всех сезонов прихожей. Я решительно шагнул в спертый воздух квартиры. Хозяин продолжал отступать, усердно ловя ступнями тапки без задников, пытавшиеся отстать от хозяина.

Комната, судя по телевизору и столу посередине, видимо, являвшаяся гостиной, была немногим больше прихожей, но, из-за обилия мебели, производила впечатление неорганизованного склада.

Михайлов сделал неопределенный приглашающий жест, продолжая отступать, пока не уперся в подоконник.

Когда мы с Сергеем вошли, то в комнате стало совсем тесно.

- Это вы? – спросил я.

- Что?

- Это ты украл мои деньги?

Неожиданно Витенька встрепенулся, вскинул подбородок:

- Я честно приходил к вам и просил кредит.

- Я же вам тогда объяснил, что каждый занимается своим делом. Я не банк. Я кредиты не даю. У меня другой бизнес, - не к месту вспомнил, как ко мне много лет назад пришел Дикарев, попросил кредит на новую квартиру, я отказал, сказав, считаю, что брать и давать в долг – кратчайший путь к порче отношений. - Ты ходил в банк?

- Мне не дали.

- И ты счел, что я должен дать?

- Я работаю на вас…

- Я тебе плачу за это.

- То, что вы платите стыдно называть зарплатой за высококвалифицированный труд. У моего сына то, настоящее, еще советское, образование, которое теперь не купить, - с вызовом прозвучал за моей спиной, казалось, дрожащий от возмущения, вибрирующий женский голос.

Я обернулся.

Передо мной стояла невысокая, худая, почти иссохшая женщина явно далеко за семьдесят. Ее редкие, седые волосы были аккуратно расчесаны и уложены, глаза глядели из-под густых бровей зло и пронизывающе.

Я отступил, окинул ее взглядом – не новый, но аккуратный, строгий черный костюм с длинной юбкой, белая блузка, очки на цепочке на груди и Звезда Героя на лацкане пиджака, когда пригляделся, понял, что Героя Соцтруда.

- Извините, не знаю вашего имени…, - начал я.

- Елизавета Николаевна. А вас как?

- Вадим.

- А по отчеству?

- Лучше просто – Вадим.

- Вы боитесь позорить имя своего отца?

- Нет. Я не люблю прятаться за имя отца… за имена предков. Предпочитаю отвечать за свои поступки своим именем. Так вот, уважаемая Елизавета Николаевна, если вы или ваш, так понимаю, сын считаете, что я ему плачу недостаточно, то, на мой взгляд, более честно уволиться и идти работать там, где платят больше.

- Сейчас нигде не платят достаточно.

- То есть вы подтверждаете, что я платил вашему сыну столько, сколько стоит его труд? Я правильно вас понял?

- Нет. Вы и подобные вам не только развалили и разграбили страну, но и обрекли честных тружеников на нищету…

- Елизавета Николаевна, при всем к вам уважении, не могу признать вашего сына, который украл мои деньги честным…

- Вы лишили нас наших завоеваний, вы лишили нас того, ради чего мы строили… жили, вы все превратили… извратили. Вы присвоили себе то, что мы построили. Вы захватили результаты нашей жизни. Евгений – отец Виктора – он ликвидатор. Он пожертвовал своим здоровьем, своей жизнью, чтобы дать нам и вам возможность жить. А вы? Что сделали вы? Вы в благодарность сказали ему – плати, иначе мы не будем тебя лечить. Вы лишили его права на лечение, да хотя бы просто на благодарность за подвиг. Я не говорю о поклонении. Вы все пересчитываете на деньги.

- Ваш сын украл деньги на лечение отца? – перебил ее я.

- Нет. Евгений умер давно. Нет, Виктор экспроприировал то, что вы ему недоплатили, создавая свою прибавочную стоимость. Деньги он изъял на лечение сына.

- Что он сделал? – я шагнул к женщине.

- Он взял то, что ему принадлежит по праву.

- Какому? – я наклонился к ней. – Какому праву? Какое право он имеет на мои деньги?

- Он вам их создает. Без его труда не было бы ваших богатств!

У меня перед глазами очень отчетливо явилась картина лекции по научному коммунизму или политэкономии, на которых я изнывал еще в военном училище. Мне хотелось одновременно и смеяться, и плакать, я смотрел на нее и ни на секунду не сомневался в том, что она совершенно, абсолютно верит в то, что произносит. Но, с другой стороны, я понял, что не готов, именно я, не готов с ней спорить. В этом вопросе из меня никак не получится обвинитель.

Резко повернулся к Михайлову:

- Где сын?

- В Москве. Там не успеть… Там очередь, но за деньги можно быстро… Иначе все без шансов…

- Туда переводил?

- Да.

- Как решились?

- Мама сказала… Нет другого варианта… Я знал, что этот счет не часто проверяют… Вот и подумал, что…

- Что?

- Не знаю.

Я посмотрел на Серегу, который за все это время не проронил ни слова, спросил:

- Не часто проверяют?

Он опустил голову.

- Так, - я опять повернулся к Виктору, - в понедельник утром быть в офисе, иначе…, - я многозначительно не закончил фразу, прекрасно понимая, что закончить мне ее нечем, развернулся четко, как учили в армии, и вышел.

Дикарев поспешил за мной.

Когда сели в машину и начали выезжать на улицу Декабрьских Событий, спросил Сергея:

- Тебе когда-нибудь приходила мысль свою кредитку, на которую тебе премии перечисляют, повесить на лацкан пиджака, чтобы все видели?

- Нет, - он оторопело уставился на меня, - ты о чем?

- Я о гордости за свою жизнь, за свой труд. О признании. О… Не бери в голову, это так – мысли вслух. Что-то мы упускаем в нынешние дни. Алексей, - я посмотрел в зеркальце заднего вида на мрачное лицо Никитина, вспомнив, что никогда не видел на нем улыбки, - в понедельник в четырнадцать жду на доклад с предложениями о переустройстве системы безопасности. У вас выходные на обдумывание.

Он молча кивнул.

- Вадик, почему ты не объяснил Михайлову и его мамаше какие деньги он украл? – спросил Дикарев.

- Не в этом дело, Серега. Он украл мои деньги, тут нет разницы, приготовил ли я эти деньги для Франкфурта или для того, чтобы со шлюхами в сауну сходить.

Поднявшись в офис предупредил Стеллу:

- Отменяйте совещание. Все в понедельник, хоть в шесть утра, но не сегодня. Все на вас, как со всеми согласуете, сообщите. Пусть они решают во сколько, все на их усмотрение. Ясно?

- Да, Вадим, может чаю?

- Не сейчас, - я прошел в кабинет, таща за собой Дикарева. - Серега, срочно найди свободные деньги, лучше на какой-нибудь из кипрских компаний, чтобы быстрее. Еще не вечер, может сегодня успеем перевести на Care Company. Валентина все же не волшебница. Давай суетись, не спи. На тебя надежда. Все наказания потом. Исполняй.

- Да, - он пошел к двери, потом обернулся. - Спасибо, Вадик!

- Ты о чем?

- Что я…, что ты меня не…

- Ты дурак? – искренне крикнул я. – Ты дурак! Куда я без тебя. Давай, дуй, потом получишь по полной!

Только закрылась за ним дверь, запел мой мобильник, посмотрев на экран, тяжело вздохнул и принял вызов:

- Да, Валентина.

- Вадим, что происходит? Нас не приняли в клинике. Говорят, деньги не пришли.

- Валя, прости, у нас тут некоторая проблема. Деньги будут во вторник или среду.

- Ты издеваешься!? Это четыре дня! Ты не представляешь! Они же с детьми, они же все на нервах. Одна уже вообще бунтует, мол, обманули, зачем мы поверили неизвестно кому, рискуем. Зачем, мол, от фонда отказались? Они меня тут съедят…

- Успокойся. Все будет хорошо. Ты мне веришь?

- А иначе бы я была здесь?

- Разместила их?

- Да, хорошо, что риэлтер тот же, что и всегда, поверил без аванса. Ты меня тут просто под каток бросаешь!

- Я тебе за это плачу.

- Да, другого ответа от тебя и не ожидала. Не все за деньги купишь…

- Все. Но не отчаивайся, это не так уж и плохо, лишь бы они были.

- Тебе там хорошо шутить!

- Я не шучу. Иначе бы было страшно жить. К делу. Я клянусь – деньги будут в первой половине недели, я остановлю какой-нибудь проект, но будут. Все, конец связи. Не забывай, сейчас все зависит там от тебя, а я найду потом эквивалент этой ситуации.

- Ты мерзкий циник!

- Нет, я просто честный и прямой человек. Не пытайся меня убедить, что готова работать бесплатно.

- Я не сумасшедшая.

- Все. До связи, - я дал отбой.

Только, ослабив узел галстука и прикрыв глаза, решил расслабиться, откинувшись на спинку кресла, вернулся Сергей:

- Вадик, есть идея, можно в одном из офшоров задержать на один день платеж поставщику, это дает возможность дождаться слива на Кипр понедельничного транша кредита. Короче я все просчитал. Я готов отправить на Care Company недостающую сумму, будет там в понедельник, значит во вторник во Франкфурте.

- Отлично.

- А что будем с Михайловым делать?

- Слушай, Серега, сгинь, изыди, я буду думать. Иди, без обид. Попроси Стеллу принести мне крепкого чаю, но не в этой чашки из сервиза, а в большой кружке, она знает.

Он ушел.

Через несколько минут вошла Стелла, поставила передо мной кружку, видать, что-то хотела спросить или сказать, но, заглянув мне в глаза, ушла молча.

Я сделал глоток, встал, подошел к окну, поглядел на университетский корпус, вспомнил…

 

Глава 2

 

Я успел при советах отслужить десять лет, дослужился до майора, даже побывал в одной, так называемой, «горячей» точке.

Но вот не стало страны, которой я приносил присягу, начались задержки с выплатой денежного содержания, сокращения, увольнения, не успел оглянуться, как попал в разряд гражданских безработных.

Вернулся в родной Ленинград, где меня никто не ждал.

Нет, у меня какое-то время была семья.

Еще приехав в первый лейтенантский отпуск в родной город, успел жениться, обаяв неразумную девчушку романтикой жизни офицерской жены, да только скоро она прозрела, вкусив прелести гарнизонной жизни. Уже года через два улетела под крыло к заботливым родителям, благо, что детьми не успели обзавестись.

Ступив после армии на родную землю много что перепробовал: водитель, грузчик…, но свезло встретиться в магазине с бывшим сослуживцем, и попал я в тогда еще только нарождающиеся охранные структуры. А точнее в охрану одной очень успешной фирмы, которая занималась обналичкой и сопутствующими услугами.

Первое время ходил в караул при офисе, то есть по-ихнему в суточные смены по охране нескольких комнат на первом этаже жилого дома на Садовой, почти у Гостиного Двора.

Так и трубил несколько месяцев, пока, то-ли в силу своей исполнительности, то-ли по рекомендации бывшего однополчанина, перевели меня в экспедиторы – работа считалось опасной, но оплачивалась уже совсем хорошо.

К тому времени обзавелся я подругой, познакомились случайно, помог ей на скользком зимнем тротуаре сумку с продуктами до дома допереть.

Звали ее Александрой. Была моложе меня лет на пять, очень симпатичная, но была проблема, а именно, был у нее сын четырех лет с тяжелой формой ДЦП – не ходил, руки не держали, я уж не говорю про речь и прочее. Из-за него, как я понял, и бросил Александру муж, смотался куда-то на заработки. Жила она с сыном в отдельной двухкомнатной квартире, куда я вскоре и перебрался из съемной комнаты, где до этого пребывал в ожидании полагавшейся мне по закону, но не по жизни, жилплощади от военкомата по месту призыва.

Жили бы с Александрой, наверное, долго – хорошо мне с ней было, надеюсь и ей со мной, но не сложилось, всего год протянули. Стал меня раздражать развал в ее жилище, хоть и понимал, что это от забот и проблем с ребенком, но слишком это мне взгляд и душу резало, срывался порой, а она все эти мои претензии воспринимала, как раздражение болезнью ее Борика. Короче, когда я уже экспедитором работал, выгнала она меня, со слезами, но выгнала. Я, как раз, в тот день в очередной рейс уходил.

А рейсы-то были на двое суток – в Москву и обратно.

Все дело в том, что в те, как теперь говорят, лихие годы валютный курс имел привычку быть разным в разных городах страны, чем дальше от столицы, тем выше. Вот этим и пользовались хозяева нашей фирмы. Обналичат рубли, погрузят в машины и отправят в Москву, а назад «дешевых» долларов привезут, так и зарабатывали не только на услуге по обналу, но и на курсовой разнице. Может для каждого из нас в отдельности эта разница в курсе большого значения не имела, но если ее помножить на огромную сумму, то выгода получалась очень приличная.

Выглядело это так: вечерком загружали в три-четыре машины в багажник сумки с рублями, и выезжали мы в ночь на московскую трассу, по утру нас встречали в столичном филиале, где грузили в автомобили уже сумки с валютой, и мы в вечер отправлялись в обратный путь.

Обычно ездили человек семь-восемь с хорошим оснащением.

Все было также и в ту поездку, когда меня Александра выгнала. Вечером выехали, утром на Вернадского, подкрепились, немного отдохнули, загрузились и назад.

Едем, треплемся, проехали поворот на Торжок, и, вдруг, ГАИшник на обочине жезл поднимает. Остановились.

Я вел переднюю машину, он подходит, в окошко стучит, я стекло опускаю, а краем глаза вижу, как на противоположенную обочину с лесной дороги три внедорожника выруливают, останавливаются, а из них ребятишки с автоматами начинают высыпаться.

Точно помню, что первыми стрельбу наши начали, от задней машины, смотрю ГАИшник к кобуре потянулся, я как на автомате, не думая, пистолет из подмышки из кобуры дернул, одновременно большим пальцем с предохранителя снимая, а указательным спусковой давя. Попал, как сейчас помню, я менту, или кто он там был, ровненько под левую скулу, так брызнуло, что все лобовое заплевало.

В это время услышал, как хлопнула задняя дверца, кто-то из моего сопровождения выскочил, присоединился к общей перестрелке, а потом уже звук разлетающегося стекла и стон с заднего сидения, вот в это момент я и надавил на педаль акселератора так, что покрышки взвыли. Пистолет откинул на пассажирское сидение, чтобы не мешал, а глазами прилип к зеркалам заднего вида, но никто за мной не погнался, не до того было – бойня продолжалась.

Когда оторвался от зеркал и начал за дорогой следить, первым делом включил дворники лобовое почистить, терпеть не мог неаккуратность.

Поняв, что погони нет, остановился, открыл заднюю дверцу, стащил на обочину труп того из наших бойцов, который не успел вовремя из машины выбраться. Потом поехал спокойнее, глядя на указатели, вот и второй съезд к Торжку.

На привокзальную площадь приехал уже в полной темноте.

Вылез, открыл багажник – три сумки. Поднял одну и понял, больше не утащить, хотя и очень хотелось, но загнал жадность подальше, захлопнул крышку, побежал на платформу, почти в последний момент вскочил в какую-то электричку, даже не поняв, в какую сторону она направляется.

Вскоре пришлось выходить, пересаживаться.

На следующий день добрался до Москвы, запустив в сумку руку, не решаясь полностью расстегнуть молнию, на ощупь вытащил пару стодолларовых купюр, которые и обменял на деревянные в киоске на вокзале, на витрине которого к бутылкам пива и водки была прислонена картонка со значком доллара.

В ближайшем магазине сменил свой камуфляж на цивильный костюм, рубашку и теплую куртку, добрался до Ярославского вокзала, купил себе на ближайший поезд на Восток четыре билета, чтобы занять целое купе, благо в те годы народ в основном двигался с востока на запад, а не наоборот.

Сошел в городе, куда после демобилизации уехал мой однополчанин Сергей Дикарев. Да, это был тот, кто, ни на секунду не усомнившись, рискуя собой, бросился и вытащил меня в далеком девяностом там, в Таджикистане, из-под самого носа… Но это уже совсем другая история. Хотя, не будь той истории, то не было бы и этой, не было бы ее автора.

Я ввалился к нему в маленькую однокомнатную квартиру, как снег на голову. Прямо с вокзала, пропахший потом, с тяжеленой сумкой в руках.

Мы долго сидели на кухне, пили принесенный мной коньяк, а его жена Тамара варила картошку, бегала в магазин за хлебом, а, когда уложила их Кольку спать, с удовольствием присоединилась к нам.

Там на кухне мне и постелили.

Утром я спросил Серегу:

- Будешь со мной бизнес делать? Я тут немного в Питере подзаработал. Но ваших тутошних порядков не знаю. Нужен помощник.

Еще несколько дней жил я у них на кухне, пока подобрали и купили мне маленькую квартирку на окраине.

Долгие первые годы нам с Серегой не раз приходилось вставать спиной и спине и защищать слабые ростки нового дела, не спать ночами, обсуждая, как и куда дальше двигаться, взвешивать на чутких весах нашей интуиции – стоит ли вероятность удачи возможного риска…

За что всегда буду благодарен другу - в наших отношениях никогда не возникал вопрос, кому принадлежит бизнес? Серега всегда оставался наемным сотрудником, никогда не ставил под сомнение, что деньги были мои…

Долгих десять лет я не решался появиться в Москве или Питере. Если возникала необходимость командировки – ехал Дикарев, и вот в две тысячи пятом я решился, не было сомнений, что владельцы той обнальной конторы или мертвы, или сидят, или про меня забыли.

К тому времени наша компания в местной налоговой уже давно перешла в разряд крупных налогоплательщиков.

Как ни странно, в Питере оказалось много людей, которые помнили меня, которых помнил я и которые знавали Александру. От них-то я и узнал, что ее труп со следами пыток нашли в пригородной рощице через пару месяцев после моего исчезновения, говорят ее похитили, когда выходила в магазин, а Борик принял страшную голодную смерть в запертой квартире в ожидании мамы, не имея возможности и сил этой смерти сопротивляться.

Не верили мои прежние хозяева, что неизвестно Александре направление моего бегства.

Тогда, в ту поездку, сидя как-то вечером в гостинице, увидел я по питерскому каналу потрясший меня документальный фильм про какого-то актера, который организовал благотворительный фонд.

Все вкупе так меня захлестнуло, что мысль про эту благотворительность уже и не оставляла, засев зудящей занозой где-то в глубине, теребя, не давая порой и спать. Так телевизор сбил меня с панталыку, отвлекая от работы, заставляя задумываться о несправедливости наших судеб, да и всей жизни.

Но не верил я никому, хотя ни раз очень подмывало сделать перевод в какой-нибудь благотворительный фонд, но тут же убеждал себя – разворуют, ничего нуждающимся от моего взноса не дойдет.

Начал изучать вопрос, с каким-то врачами общаться, тогда-то и клинической больнице номер девять, что на Радищева, и столкнулся с Валентиной. Даже не знаю, что меня в ней привлекло, но как-то сразу поверил, что из нее будет хороший напарник в этом еще не сформировавшемся, да и не сформулированном деле.

Долго и часто с ней беседовали. Мне даже порой казалось, что подружились.

А через полгода я ее нанял, когда уже стала мне понятна моя схема.

Для начала ей было поручено изучить европейские клиники, где на чем специализируются, какие цены, какие возможны формы оплаты, какие условия содержания пациентов и т.д.

На втором этапе стала она по стране искать тяжко больных детей, которым в нашей стране не светит.

Я же открыл на Кипре отдельный офшор Care Company, чтобы использовать его только для оплаты услуг клиник. Так было удобнее и для Сергея с точки зрения учета и для меня – деньги, отправленные на этот счет, переставали для меня существовать, я на них больше на рассчитывал.

И вот уже много лет мы почти каждый квартал организуем вывоз в соответствующую клинку группы матерей с больными детьми. На Валентине лежит груз организации – билеты, встреча, размещение, аренда жилья, встречи в клинике, согласование лечения или операции, с меня только деньги и своевременность их доставки на счет лечебного учреждения.

И вот такой непредсказуемый срыв…

 

- Вадим, ты все же решил по Михайлову? – прервал мои воспоминания голос Сереги, который вошел в моей кабинет.

Я открыл глаза, вынул руки из-под затылка, выпрямился в кресле, расправил плечи:

- Да, - пусть считает, что я об этом думал весь день, хотя решение было принято еще там, в квартире Виктора и его мамы.

- Что?

- В понедельник он придет, и ты его уволишь. Хочешь по собственному, хочешь… Короче, как хочешь.

- И все?

- А что ты предлагаешь? В Ангаре его утопить?

- Ты что!?

- У нас нет вариантов. Доказать, не подставив себя, мы ничего не сможем, держать его дальше тоже нельзя. Спишем эти деньги, как расходы на очередную группу. А Никитина я дожму, он мне обеспечит нормальную безопасность.

- Я понял. Пойду? Уже поздно. Стеллу можно отпустить?

Я посмотрел на часы, был уже поздний вечер:

- Конечно, отпускай. Да, еще. Ты лишаешься бонусов на три месяца за раздолбайство в организации работы отдела. Вопросы есть? Вопросов нет. Свободен. Тамаре привет.

 

15 февраля 2019 года