«Ему теперь уже больше не снились ни бури, ни женщины,

ни великие события, ни огромные рыбы, ни драки, ни состязания в силе, ни жена.»

Э. Хэмингуэй Старик и море

 

.

Мне больше не снятся ни салки, ни прятки,

Ни ссоры не мучают сон, ни обиды.

Во сне произносятся тихие клятвы –

Приходят блаженные сны, как молитвы.

 

Их ночи приносят с распевами сосен,

Рыжеющих, звонких, поющих о ветре.

Вдыхаешь, вздыхаешь над пропастью в осень.

И дальше идёшь по наитию, в метре…

 

Пугливая птица, зацвиркает: «Сон…Сой…»

Шепнёшь осторожно: «Да ладно, сердечко!

Ты здесь не случайно, по прихоти сонной,

Ну что ж, проводи до стремнины у речки».

 

С охоты вернувшись, похожую птаху,

Мне бросил отец: «Ощипай-ка на ужин.»

Я знаю, под перьями – рябушки страха,

И в сердце творожился инеем ужас.

 

В ладонь умещался скелетик пичуги

И слёзы текли по щекам, не стихая.

Душа обретала подобье кольчуги,

Я стала – другая.

 

Давно мне не снятся ни люди, ни страсти,

А птица нет-нет, да вспорхнёт ненароком.

У каждой своё золотистое «здравствуй»,

Лети, моё сердце! Лети, черноока!

 

Опять просыпаюсь под шум говорливых –

Ведь сердце давно в их раю голубином.

Здесь словно бы маслом поспевшей оливы

Полощут гортани. И пробуют вина…