Мишка всегда хотел стать моряком. Вот сколько себя помнил, бредил морем, кораблями, парусами. Отчего пришла к нему эта блажь, как говаривала бабка Зинаида, он не знал. Откуда взяться морским просторам в захудалом райцентре Средне-русской возвышенности, в котором из всех водных артерий обмелевшая и заросшая речка-переплюйка Гнилица, а из плавсредств – пара старых, рассохшихся лодок?

 

Может быть, всё началось с того, как Мишка нашёл на чердаке их уже ветхого, потемневшего и покосившегося дома матросскую бескозырку с посекшимися лентами? Поблекшие и местами совсем истершиеся буквы складывались в слово «Смелый». Кто и когда служил на этом «Смелом», не знала даже бабка Зинаида. Потому как в дом этот их семья переехала уже в середине 60х, на волне очередного переселения, когда дед, Фёдор Степанович Иванов, был определен в городок N. начальником местной ремонтной мастерской. Здесь вскоре и родился Мишка.

Он не расставался с бескозыркой, носил её круглый год, до глубокой осени. И только когда выпадал первый снег, сразу делающий красивыми и светлыми убогие грязные улочки и неказистые дома, прятал её до весны в шкаф и нахлобучивал ушанку.

 

Из-за бескозырки ребята и прозвали Мишку моряком. Они, конечно, кричали ему вслед «Эй, моряк, с печки бряк, растянулся, как червяк!», но в глубине души завидовали и сами бы не отказались от такого головного убора.

Учился Мишка так себе, перебиваясь с двойки на тройку, с тройки на четверку. Зато по физкультуре и труду у него всегда были одни пятерки. Жилистый, выносливый, вёрткий, он и бегал быстрее всех в классе, и мяч гонял, и на турнике крутил «солнышко». А уж мастерить – строгать, выпиливать, гвозди забивать - его дед научил сызмальства. Вот и получались у Мишки самые крепкие табуретки, самые аккуратные скворечники.

 

Бабка Зинаида была умелой портнихой. Днём она трудилась в артели, выпускавшей рабочую одежду, а вечерами, да и частенько по ночам, обшивала местных модниц. В картонных папках с бечевками хранила она выкройки из «Работницы» и «Крестьянки», а то и из редких журналов мод, среди которых попадалась заграничная «Бурда».

 

Мишкина мама была медсестрой в районной больнице. Невысокая, худенькая, с легкими светлыми волосами, которые забирала в модный «хвост», что делало её похожей на школьницу. Наверное, поэтому никто в больнице не звал её по отчеству, а только по имени – Света, Светлана. Мишка привык слушать ворчание бабки, что, мол, могла бы дочь и на доктора выучиться, если бы не чёрт, который её попутал… Он всегда начинал смеяться и доказывать, что чертей не существует, но получал подзатыльник и убегал…

 

Про Мишкиного отца в доме никогда не вспоминали. Какое-то время он верил отговоркам про героически погибшего то ли лётчика, то ли капитана, но, подрастая, стал догадываться, кого имела в виду бабка Зинаида, поминая чёрта.

Однажды в конце учебного года учительница литературы попросила его помочь ей отнести в библиотеку несколько связок книг. Пока Наталья Петровна сдавала книги, болтая с библиотекаршей, смешливой рыжеволосой Верочкой, Мишка бродил между стеллажами. Взгляд его, скользящий по корешкам, выхватывал отдельные имена и названия, а голова слегка кружилась от того ни с чем несравнимого запаха, который присущ старым библиотекам. Верочка, расставлявшая по местам принесенные книги, на минутку задержалась, улыбнулась и быстрым, ловким движением сняла с верхней полки толстую книжку с золотыми тиснеными буквами.

- Вот, морячок, возьми, почитай, - голос у Верочки был похож на её веснушки, такой же звонкий, - это должно тебе понравиться.

И, всунув том ему в руки, поспешила дальше.

Мишка прочитал на обложке: «Жюль Верн. Пятнадцатилетний капитан», рассмотрел картинку, изображавшую паренька за штурвалом парусного корабля, у ног которого сидел пес. Обижать заботливую библиотекаршу не хотелось, и он, прихватив книгу, отправился домой.

Дед Фёдор еще не вернулся из мастерской, мать была на дежурстве, из комнаты бабки Зинаида доносился стук швейной машинки – к лету, как обычно, было много заказов на платья, сарафаны. Мишка съел прямо со сковороды холодную котлету и, присев у стола, раскрыл книжку…И вместе с Диком Сэндом под парусами китобойной шхуны «Пилигримм» отправился к берегам далёкой Африки…

 

Так хохотунья Верочка, сама того не ведая, укрепила в Мишке мечту о море и подарила ему еще одну страсть – к чтению. За летние каникулы Мишка перечитал почти все библиотечные книги, которые были связаны с морем и путешествиями. И первым получал все новинки, которые поступали потом. Да и учиться стал лучше…

 

К концу 8 класса Мишка твёрдо решил – поедет поступать в мореходку! Родные пытались уговорить его остановить свой выбор на ближайшем к дому речном училище, но парня манили морские просторы, ветер в парусах, далекие страны. И вот уже поезд везет их с мамой в Ленинград, а на дне новенького, специально купленного коричневого чемодана лежит бескозырка с надписью «Смелый»…

 

В училище Мишку приняли, даже место в общежитии выделили, в комнате с еще тремя пацанами. Когда он, в новенькой форме и начищенных до блеска ботинках, провожал маму на вокзале, та, долго вглядываясь в его лицо, расплакалась и, уже стоя на площадке вагона, сунула ему в руку небольшой тряпичный свёрток. Проводив уходящий поезд, Мишка развернул кусочек пестрой ткани – внутри был маленький блестящий якорь, перевитый золотистым шнуром…

 

***

Океан был похож на растопленное и разлитое по огромному блюду масло, которое не тревожил полуденный штиль. Солнце в этих широтах пекло нещадно, и матросы то и дело поливали палубу водой из шлангов, иначе можно было бы прожечь подошвы. Многодневный поход советской военно-морской эскадры близился к завершению, еще одна точка на карте учений – и обратно, к родным берегам.

 

Лейтенант Михаил Иванов отдыхал после дежурства и перечитывал письмо, которое получил из дома еще до начала похода. Мать писала о домашних новостях, о том, что бабка Зинаида, хоть и видит уже плохо, всё равно продолжает строчить на своей швейной машинке, а сама она получила повышение и теперь заведует приемным покоем в больнице. О том, что у Верочки из библиотеки родились девочки - двойняшки, и теперь вместе со старшим Сережкой у неё трое ярко-рыжих малышей, а в библиотеку пришла работать новенькая, из соседней области, девчонка. О том, что покрасила ограду на могилке деда Фёдора, поправила крест и посадила его любимые пионы. И о том, как скучает по сыну, как волнуется, ждёт от него весточки…

 

Мишка достал из нагрудного кармана свой талисман – тот самый маленький якорь, задумчиво погладил его пальцами и уже приготовил лист бумаги, чтобы описать матери красоту океанских просторов, ребят из команды, надёжных, дружных, строгого и опытного капитана 3 ранга, своего непосредственного командира, сурового, молчаливого майора Степового , когда экипаж был поднят по тревоге. Радист перехватил сигнал SOS - тонуло пассажирское прогулочное судно, на котором внезапно начался пожар. Командование эскадрой приняло решение, что они должны сменить курс и идти на помощь терпящим бедствие.

Никто и не мог предположить, что это хорошо продуманная ловушка противника. И когда они подойдут к тонущему кораблю, рядом с которым качались несколько шлюпок с испуганными пассажирами, вражеская подводная лодка начнет ракетную атаку.

 

Первая атака была успешно отражена и ответной, с корабля, подлодку удалось потопить. Но со стороны группы островов к ним устремились ракетные катера. Пока матросы помогали пассажирам эвакуироваться из шлюпок на борт, группа офицеров во главе с майором Степовым начала контратаку. Два советских катера вышли навстречу противнику, и между ними завязался бой. Один катер был успешно поражен ракетой, второму же удалось уклониться от атаки, и он развернулся к островам. Завязалась перестрелка, катера почти достигли острова, и противостояние грозило перенестись на берег. Мишке, находившемуся на первом катере, удалось подбить рулевую рубку вражеского, тот фактически потерял управление, и наш второй катер уже спешил на подмогу. Но противник не собирался сдаваться просто так, и обстрел с его стороны продолжался. Но вот ракета со второго советского катера поразила вражескую цель, однако за мгновение до этого с той стороны прозвучал очередной выстрел. Стоявший у борта Мишка был кем-то сильно отброшен в сторону и от удара о палубу не сразу понял, что же произошло. Когда гул в голове утих, и он смог подняться, то увидел, что рядом, истекая кровью, лежит майор Степовой. Заметив стрелка, тот в последнюю секунду оттолкнул Михаила и принял пулю на себя…

Бой был окончен, катера вернулись к крейсеру. Степового, который был без сознания, перенесли на корабль, и им занялся военврач. По рации был вызван медицинский вертолет с эскадры. Было решено оперировать майора прямо на борту. Мишка ни на секунду не отходил от раненого, а когда врач сообщил, что нужна кровь для переливания, вызвался первым.

- Не волнуйся, ты у нас и так единственный подходящий донор, только у вас со Степовым первая отрицательная группа крови, - сказал он, проводя Мишку в каюту, где лежал майор.

Когда всё было позади, и все сошлись во мнении, что раненому удастся выкарабкаться, усталый врач зашел к Мишке, проверить его самочувствие.

- И вот ведь как повезло Степовому, - проговорил он. – Если бы не носил в нагрудном кармане вот это, - врач протянул кожаный прямоугольник, в каких обычно хранят фотографии, разорванный по середине пулей, - то погиб бы на месте. А так пуля затормозила… Да, повезло.

Мишка осторожно взял кожаную обложку, развернул – внутри лежал такой же как у него, блестящий якорь с золотистым шнуром и пожелтевшая от времени фотография. С неё на Мишку смотрела юная, светловолосая девушка с мамиными глазами…

 

***

Проводница Любка уже в который раз носила в пятое купе мягкого вагона чай. Перед тем, как постучать, она медлила, расправляла плечи, и её форменная курточка чуть не лопалась на обширной высокой груди. Однако два моряка, один молодой, другой старше, чем-то неуловимо похожие друг на друга, не замечали Любкиных стараний. Приняв у неё стаканы, в которых позвякивали ложечки, они продолжали свой разговор…

 

- Я был тогда курсантом и попал в больницу с аппендицитом. Чем еще заняться молодому парню после операции, как ни знакомиться с медсестричками? А тут как раз из медицинского училища пришли девчонки – практикантки. И среди них одна, как лучик солнечный, Светланка. Так мы и познакомились. Каждое утро ждал, когда она забежит в палату, зазвенит её голос, и мир вокруг станет светлее, радостнее…Влюбился так, что думать ни о чем больше не мог. И Светлана меня полюбила, так искренне и открыто, как бывает в первый раз. Выписался я из больницы, стали мы реже встречаться, только когда я увольнение получал. Но и эти редкие часы были для нас счастьем. Уговорились мы пожениться, как только я училище закончу и получу распределение. Там и Светланка должна была учебу завершить. И тут отправляют нас на внеплановые учения, куда – не говорят. Прощаясь, мы обменялись талисманами – маленькими якорями… Думали мы, что расстаемся ненадолго, а оказалось – навсегда.

Когда я через полгода с учений вернулся, узнал, что семья Светочкина переехала, а куда – никто не знал. Долго я пытался найти её новый адрес, да столько Ивановых в стране, что исчезла она, как иголка в стоге сена… А тут и окончание училища, назначение, новый поход… Всякий раз, возвращаясь на берег, я ждал чуда – вот схожу по трапу, а она стоит на причале, встречает меня. Продолжал искать, писал запросы в адресные службы – безрезультатно…

И, видимо, уродился я однолюбом. Так и не женился, семью, детей не завёл. Всё время в море. И ты знаешь, Миша, я ведь не обратил внимание на твою фамилию, за столько лет привык, что много Ивановых, да все не те. И не знал я , когда прощался со Светланкой, что она ждет дитя… А когда там, на катере, заметил стрелка и взглянул на тебя, показалось, что вижу её глаза. Как огнём обожгло. Сам не успел осознать, как тебя оттолкнул…

 

За окнами проносились огни полустанков, стучали колеса, в приоткрытое окно врывался свежий ночной ветер. А они говорили, говорили, стремясь вместить в эту ночь и Мишкино детство, и бескозырку со «Смелого», и далекие походы, суровые матросские будни – всё то, о чём могут говорить отец и сын.

 

Перрон вокзала районного центра N., окутанный предутренним туманом, окруженный бескрайними полями, где под ветром волнами гнется ковыль, вполне мог сойти за пристань в бурном море. И на этой пристани, в тусклом свете станционных огней, маленькая хрупкая женщина ждала двух самых дорогих ей мужчин…