Чёрные очки,которые закрывали мне пол-лица, едва смягчали слепящий солнечный свет, а подстилка, которая должна была защищать от раскалённого песка, ничуть от него не спасала. Надо было встать и бежать в воду, но не было сил справиться с ленью, которая распласталась на моём безвольном теле. Хотелось просто лежать, не думая ни о чём, отогнав от себя все заботы и переживания. Однако разноголосый гул тревожил и вызывал воспоминания и ощущения, от которых невозможно было избавиться. Такой же день, такая же жара, но много-много лет назад. События того времени становятся всё более расплывчатыми, едва уловимыми, как запись в школьной тетрадке, стёртая ластиком, но всё же не исчезнувшая совсем. Если повернуть листок к свету, снова покажется то, от чего так хотелось избавиться. Ничего в этом мире не уходит бесследно... Лежать под палящим солнцем было просто невозможно, но страшно даже подумать о том, что придётся пробираться на цыпочках между разомлевшими от жары телами «пляжников», опасаясь их ворчания, а то и злобных замечаний. «Все какие-то недобрые, раздражительные... Почему? - размышляла я, прикрывая ладонью обгоревший на солнце нос, - не могу же я вот так лежать целый день, так и в головешку можно превратиться!» Я всё же приподнялась, осмотрелась, увидела смятое полотенце, небрежно брошенное моей мамой, и медленно пошла к воде. «Ноги чего так задираешь, осторожнее нельзя? - услышала я сварливый женский голос, - всю меня песком засыпала». Я ничего не смогла сказать в своё оправдание и только покорно вздохнула и остановилась, обдумывая, куда ступить дальше. Через несколько минут я добралась до цели. Вода даже на вид казалась слишком тёплой и какой-то густой и вялой, будто это и не море вовсе, а застывшее безмолвное болото, оживающее только тогда, когда заглатывает свою жертву. Медленно вошла, окунулась и стала смотреть, где можно поплавать. Но вдоль берега все дорожки, которые я мысленно нарисовала себе, были заняты, а глубины я боялась, поэтому просто стояла и рассматривала обступившую меня коричневую от взбаламученного песка воду. Вдруг всё вокруг засуетилось, встревожилось, и волна от проплывающего недалеко катера медленно, словно змея, подкралась и неожиданно резко столкнулась со мной. Отбившись от неё, с трудом вылезла на берег и услышала отдалённые крики, которые едва пробивались сквозь водяную пелену в моих ушах. Я огляделась: недалеко от берега барахтались две женщины. Одна постоянно исчезала под водой, а вторая протягивала руку, неловко пытаясь помочь ей. Я замерла и почувствовала, что моё сердце сжимается и превращается в сдувшийся воздушный шарик. Шарик, который проткнули чем-то острым. «Мама не умеет плавать... Почему именно она должна кого-то спасать, она же сама может утонуть! А как же я ?» - пронеслось в голове. Мне стало страшно и одиноко. Вдали море было спокойным, строгим. Оно будто нашёптывало мне: помоги ей... Ноги тонули в горячем песке, но я не могла сдвинуться с места. Мне казалось, что все вокруг смотрят на меня и ждут. Неожиданно для себя я быстро пошла прочь, и все мои мысли, чувства и ощущения стёрлись, оставив вместо себя безмолвную пустоту. «Хорошо, что ты ничего не видела! У женщины свело ногу - вот она и стала паниковать. Я была рядом и хотела помочь! Глупо всё вышло! Чуть обе не утонули. Но, к счастью, всё обошлось!» – это был взволнованный и напряжённый мамин голос, от которого я хотела отстраниться. «Я ничего не видела! Я ничего не видела! Я ничего не видела!» - бесконечно повторяла я шёпотом и, кажется, постепенно начинала в это верить. С тех пор прошла целая жизнь, но эта восьмилетняя девочка, как бы отделившаяся от меня, продолжала существовать рядом, иногда исчезая надолго, иногда напоминая о себе мучительными размышлениями о том, что же тогда произошло? Я пыталась оправдать её, объяснить её бездействие страхом, невозможностью помочь, но никак ни равнодушием или эгоизмом. Мучительные сомнения закончились, наконец, простым пониманием того, что это .. предательство. Я несла в себе стыд за него всю жизнь и всё время ждала подходящего момента раскрыться и попросить прощения у мамы. Но этот момент всё как-то не наступал, а теперь уже не наступит никогда... |