Стас оставил машину около небольшой церквушки. Хотелось немного пройтись, размять ноги – почти сутки был за рулём. Октябрь выдался на удивление тёплым. Лето как будто не хотело уступать свои права осени. Лёгкий ветерок слегка шевелил цветы в его руках. Жёлтые хризантемы, игольчатые лепестки которых словно полоски тончайшего шёлка. Соня любила именно эти цветы с полупрозрачными изогнутыми кверху лепестками. Стас улыбнулся, вспомнив, как воровал для неё хризантемы на соседских дачных участках. - Почему жёлтые? – спрашивал Стас. – Это же цвет разлуки. - Ерунда какая… - смеялась Соня, утыкаясь носом в цветы. – Ты посмотри на них, они же как маленькие солнышки, и не хочется верить, что впереди зима. Он ничего не понимал в цветах. Ему просто нравилось, когда Сонин нос утопал в букете. И представлял, как глаза её улыбаются там, внутри букета. Улыбка у неё была такой же солнечной, как эти хризантемы. Соня пришла в их школу, когда он учился в девятом классе. Одноклассники приняли её холодно и как-то настороженно. А он сразу не то, что влюбился, но заинтересовался ею. Она сильно отличалась от других девчонок. Смуглая кожа, глаза как угольки под длинными тёмными ресницами, чёрные волосы, крупными кудрями спускающиеся до плеч, нос с горбинкой. Соня очень не любила свой нос, говорила, что он слишком большой. Стас так не думал. Сам удивлялся, почему Соня его зацепила. В восьмом классе, как и большинство мальчишек, добивался внимания голубоглазой красавицы Марины, даже дрался из-за неё с другом Никиткой. Портфель таскал симпатичной Леночке. Лишь в конце учебного года Стас осмелился пригласить Соню погулять… Он резко остановился. Как будто это были не воспоминания, а чёрно- белое кино. Хотелось курить. Стас увидел скамейку, присел. Наверное, все уже были на месте. А его ноги не несли. Решил немного посидеть. Накануне звонок Марины застал его врасплох. - Ты приедешь? – спросила она. – Сообщи номер рейса, тебя кто-нибудь встретит. - Обязательно приеду. Встречать не надо, я на машине, - выдохнул он. – Только скажи, где это. - Взморье. Знаешь, Соня же свою городскую квартиру продала – купила маленький домик у залива, говорила, рассветы встречать будет. И как стоп-кадр: трудовая практика, уборка моркови. Ночевали, как в казарме. Не спалось. Утром, взявшись за руки, побежали на залив и увидели такую красоту – солнце краешком выглянуло из воды. Оно было оранжевым, а небо – розовым. И это оранжевое чудо становилось всё больше, отражаясь в воде, а небо играло разными красками. И на заливе плясали сотни солнечных зайчиков. - Как красиво! – восторгалась Соня. – Стас, а давай, когда будем старенькими, купим маленький домик на берегу залива. Это же бесподобно – видеть такую красоту! Представляешь, будем каждый день рассветы встречать… Стас тяжело поднялся. Небольшую группу одноклассников заметил издалека, они его не видели. Он встал за деревом. Маринка, всё такая же красивая и деятельная, как будто до сих пор была старостой класса. Никитка, друг, с которым хулиганили когда-то, пожалуй, изменился: проглядывала проплешина среди седых волос, а над ремнём брюк навис солидный животик. Костя – большой начальник в области. Кто бы мог подумать, ведь в школе был одним из серой массы. Даже Леночка, чуть располневшая, но моложавая была здесь. Он разглядел всех. И только на Соню не мог взглянуть. Не мог – и всё тут. Мысли о ней не давали продыху. Ему казалось, что внутри живёт гнойник вины, который никак не может лопнуть. *** Последнее лето перед выпускным классом они проводили вместе: гуляли в парке, ходили в кино, ели мороженое, ездили на пляж. Тогда даже не подозревали, как были счастливы и что такого счастья у них не будет больше никогда и ни с кем. Они целовались, сидя на уединённой скамейке в парке. Иногда он приходил к Соне домой. Отец её - дядя Лазарь, работал зубным техником, мать – тётя Хая, занималась домом. Сколько он помнил тётю Хаю, она всё время что-то колдовала на кухне и каждый раз угощала его чем-нибудь. Дома мама таких блюд не готовила. Маца ему не нравилась, а форшмак имел необычный вкус. Ел из вежливости. Дяди Лазаря почти никогда дома не было – пропадал на работе. Его отец тоже пропадал на работе - трудился в обкоме партии. Мать была уверена, что сын проводит время с Леночкой – дочерью друзей. Соня не была у Стаса дома, и лучше бы он никогда её не приводил к себе. Это случилось ближе к окончанию школы. Стас уже не помнил, зачем они зашли к нему. Обычно в это время мать ходила по магазинам или салонам. А тут вдруг оказалась дома. Он подтолкнул Соню к матери: - Знакомься, ма, это Соня Либман, моя одноклассница. Мы в кино собираемся. Мать поджала губы и холодно кивнула. А вечером, когда он счастливый пришёл домой, резко спросила: - Я надеюсь, у тебя ничего нет с этой еврейкой? - Ты имеешь в виду Соню? – он напрягся. – У меня с ней ничего нет, просто я её люблю, и мы поженимся, как только я встану на ноги. - Этому не бывать никогда! – мать вдруг завизжала как в припадке. – Ты понимаешь, что из-за этой девчонки сломаешь отцу карьеру. Сейчас его переводят на более высокую должность, а потом возможен перевод в Ленинград. А ты хочешь всё разрушить! И ему, и себе. - О чём ты, мама? – Стас недоумевал. – Причём тут Соня и папина карьера? - Она еврейка. - И что из того? У нас в стране все национальности равны. - Это не национальность – это образ жизни. Я узнала, её отец работает зубным техником, а это значит, что у него махинации с золотом. Потом либо его посадят, либо они уедут в Израиль. - Не ожидал от тебя такого. Не надо уподобляться фашистам. - Как ты можешь обзывать меня фашисткой?! – заорала мать. – Не смей! Она заплакала. Слёзы на него подействовали больше, чем ор. Стас не стал спорить и ушёл в свою комнату. К этому разговору они не возвращались. Но мать старалась его чем-нибудь занять, чтобы не оставалось свободного времени для встреч с Соней. Чаще в доме стала появляться Леночка. На весенние каникулы его отправили к бабушке в Ярославль под предлогом, что та заболела. Потом подготовка к выпускным экзаменам. И неожиданное для родителей решение Стаса поступать в Ленинграде в военное училище. Они договорились с Соней уехать вместе. Вернее, ехали они как раз по отдельности, чтобы его родители ничего не заподозрили. У Сониной матери в Ленинграде жила какая-то дальняя родственница, которая их и впустила в маленькую комнатку на время вступительных экзаменов. Кольнуло сердце. Как будто только вчера Соня нежно обнимала его тонкими руками, а он целовал её губы в той маленькой комнатке на старом скрипучем диване. Эти новые чувства и взрослые отношения затмевали красоты города. Он пытался любоваться Питером, а видел только Соню. Им трудно было расстаться даже на минуту. А случилась разлука длиною в жизнь. Они готовились к вступительным экзаменам, когда почтальон принёс телеграмму. У Сони дрожали руки и губы. Стас прочитал. Всего лишь небольшой листок бумаги с лентой наклеенного текста без знаков препинания, текст, который он помнил слово в слово: «Сонечка срочно приезжай нас беда мама». Разве мог он подумать, что этот листок разлучит их навсегда? Сейчас, прислонившись к дереву, Стас думал, какое жестокое это слово – навсегда. Но тогда они верили, что расстаются ненадолго: всё образуется, и Соня приедет к нему. В этом году не успеет на экзамены в педагогический - поступит на следующий. Какими они были молодыми и наивными… Стас-то был уверен, что делает свою жизнь сам, преграды можно преодолеть, главное – любовь. Но оказалось всё не так просто. В судьбу вмешиваются непредвиденные обстоятельства и другие люди. И не всегда получается противостоять. *** Бывшие одноклассники что-то говорили, но ему не было слышно слов. Он всё ещё не мог взглянуть на Соню. Не видел её с того самого дня, когда они прощались в Пулково. Соня горько плакала, не стесняясь окружающих, он гладил её по волосам, пытаясь успокоить. А она всхлипывала горше, прижималась к нему и шептала: «Что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить. Всегда, помни». А он молчал, только слизывал слёзы с её щёк. Сейчас ему показалось, что чувствует солоноватый вкус тех слёз. В июле ещё не было жёлтых хризантем. Стас представлял, как приедет за Соней с солнечным букетом, лишь только сдаст экзамены. Пожалуй, опоздал он с цветами - опоздал неотвратимо. Почти на полвека. По приезде Соня заказала междугородный разговор. Три минуты. С тех пор он не слышал её голос, так и запомнил: - Прости, Стас, я пока приехать не могу. Отца арестовали, мама заболела. Я должна быть с ними. - За что арестовали? - Говорят, что-то незаконное с золотом. Сама ничего не пойму. Минуту они молчали, он не знал, что говорят в таких случаях, потом пробормотал: - Всё образуется, Сонюшка, держись. Я люблю тебя. - Я тоже тебя очень люблю. И всё – три минуты кончились. Мелькнула предательская мысль: «Выходит, мать была права насчёт золота…» Понятно, Соне сначала было не до писем. Ему тоже: экзамены, первые дни в училище, жёсткая дисциплина. Вдруг неожиданно приехала мать. Отца переводили на работу в Смольный, и она приехала обустраивать служебную квартиру. Стаса отпустили в увольнение. Он соскучился по родителям. Но ещё больше хотелось узнать о Соне. Спрашивать боялся. Но мать обронила как бы между прочим: - Кстати, Либманы уехали в Израиль. Эти космополиты не имеют понятия родины. Видимо, давно документы собирали. - Как уехали? Этого не может быть. Дядя Лазарь же в СИЗО. Они не могли его оставить, - Стас почувствовал, как холодеют кончики пальцев. - Он умер. Их больше ничего не держало. Эти же всегда ищут, где лучше жить. Потом, наверное, в Штаты подадутся, - равнодушно ответила мать. Она стала рассказывать что-то о новой работе отца, об одноклассниках, упомянула Леночку. Но Стас не слушал. Внутри у него всё перевернулось, казалось, тысячи бомб взорвались, разрывая сердце: «Как же так? Неужели жизнь там дороже нашей любви? Даже ничего не сказала, не написала… Так не похоже на мою Соню. Предательница…» Опять мать оказалась права. Потом пытался оправдать: «Наверное, тётя Хая сильно больна. Думает, что там её вылечат. Скоро сообщит. Моя Соня не может иначе…» Но время шло, а вестей от девушки не было. Боль переросла в тупую злость и острую обиду. Видимо, это было защитной реакцией, чтобы не свихнуться. Стас учился по инерции, вгрызаясь в науки, чтобы меньше думать о Соне. Тем временем в родительской квартире поселилась Леночка. Перед выпуском он женился. Ему было всё равно, на ком жениться. Если не Соня, то всё равно. И уехал служить на северный флот. Жизнь в Гремихе мёдом не казалась, и Леночка очень быстро сбежала. Стас не помнил даже, чем занимался вне службы, пока не встретил Надю. Хорошая женщина. Так сказать, крепкий тыл. Родила ему двух дочерей. Нормально жили: как поётся в песне «просто встретились два одиночества». Вот и сейчас без слов отпустила в родной город, хотя всегда знала, кто стоял между ними все годы совместной жизни. Стас сунул в рот сигарету, пожевал. Курить он начал с тех пор, как однажды совершенно случайно встретил Марину в Питере, когда уже уехал с севера. Сразу спросил: - Не знаешь, как там Соня в Израиле? Или в Штаты подалась? – ждал ответ с нетерпением. - Ты о чём, Стас? – удивилась Марина. – Соня в городе. Окончила педучилище, работает в детдоме. - Когда вернулась? – почувствовал, как голос стал хриплым. - Она и не уезжала никуда, - пожала плечами Марина. – Не понимаю, с чего ты взял такое. - Мать сказала, что когда дядя Лазарь в СИЗО умер, Соня с матерью в Израиль уехали. - Бред какой-то, - Марина как-то странно посмотрела на него. – Так ты и про сына ничего не знаешь? - У Сони сын? Сколько лет? Кто отец? – выпалил Стас. - Был сын, думаю, твой. Стасиком звали. Тяжело болел и умер пять лет от роду. Денег больших на лечение не было, вот и угас. А Соня твоя в психушку загремела. Травилась, еле откачали. Неужели, правда, ничего не знал? Надо же, и мамаша твоя ничего не сказала, - Марина пожала плечами. – Твоего адреса ни у кого не было, даже у Соньки. Мы помогали, чем могли. Но… Стас, оглушённый, молчал. Он не мог поверить в то, что услышал. - У тебя нет сигаретки? – только и мог спросить он. - Э, дружок, тебе не курить - выпить надо, - Марина протянула сигарету. – Слышала, что твой папаша постарался, чтобы Либмана посадили. Стаса передёрнуло. Казалось, вся жизнь становилась с ног на голову. - Помогали… - протянул Стас. – Надо же, а ведь в школе не любили её. Презирали даже. - О чём ты, Стас? Сонька – хороший человек. Как до сих пор стыдно за те слова, что у меня на выпускном вырвались. Просто меня задевало тогда, что ты её предпочёл мне. Стас вспомнил: полумрак школьного коридора, он спешил в зал к Соне. Навстречу Марина, подошла вплотную, обняла за шею, подставила губы для поцелуя. Он осторожно отодвинул девушку, и та зло прошипела: «Ну и беги к своей жидовке!» - Ладно, проехали. Мне как-то надо переварить то, что ты мне рассказала. Он тогда кружил по барам, пил и не пьянел. С отца уже ничего спросить было невозможно. Если есть тот свет, может, там он вымаливает у внука прощенье. Стас пришёл к матери. - Ты знала, что у Сони мой сын? - Фу, несёт, как из бочки, - поморщилась мать. - Ну слышала, что ждала она ребёнка. А твой – не твой, кто знает. - Какая ж ты мать! Это ведь внук твой. - Перестань. Мы для тебя старались. Сейчас бы не в училище преподавал, а маялся без работы и денег. У меня вон внучка есть, скоро вторая будет, - мать была уверена в своей правоте. Что-то говорить, орать, доказывать бессмысленно. Родительница всё-таки. Он просто ушёл, громко хлопнув дверью. Долго не общался, пока мать не заболела. Тогда, после встречи с Мариной, хотел поехать к Соне, в ногах у неё валяться, чтобы простила. Но как раз жену увезли рожать. Роды были сложными, жена долго восстанавливалась. Девчонки были на нём. Потом инсульт у матери. Дежурства у постели, уколы. Похороны. Опять не поехал. Снова заела рутина. Теперь ему казалось, что он сам придумывал причины, лишь бы не увидеть Сониных глаз. Она должна его ненавидеть. Чего боялся: Сониной ненависти или себя самого? А годы летели и летели… И вот теперь он здесь. Стас подошёл к одноклассникам. Никита похлопал его по плечу, Леночка чуть посторонилась, опустив глаза, Костя пожал руку, Марина ободряюще кивнула. Наконец он осмелился взглянуть на Соню. Её черты заострились, от этого нос особенно выделялся. Смотреть на неё сейчас было выше его сил. Стас подошёл, взял холодную руку, слегка прикоснулся губами ко лбу. Положил хризантемы. Еле слышно прошептал: «Прости, Сонюшка… Прости». Он прикрыл глаза, чтобы не видеть, как забивают крышку гроба, как опускают Соню в её последнее пристанище. Одним махом выпил стакан водки, что заботливо поднёс Костя. - Ты побудь немного здесь, а мы тебя у церкви подождём, - пробасил Никита. – Домик Сонькин недалеко, пешком дойдём. Там её бывшие коллеги стол накрывают. - А у них тоже так? Крест, поминки… - спросил Стас, как будто это было сейчас самым важным. - Кто ж его знает, как у кого, - вмешалась Марина. – У неё же никого не осталось. Совсем. А мы уж организовали, как смогли. Перед Богом все равны. А это тебе от неё, - Марина протянула листок, исписанный неровным почерком, и пошла догонять одноклассников. Взгляд Стаса упал на соседнюю могилу. Он обомлел: на памятнике была фотография кучерявого мальчишки. Стасик Либман. Дрожащими пальцами Стас погладил фото. Сын, которого он не знал. И никогда не узнает, как это – иметь сына от любимой женщины. Он надел очки и стал читать письмо: «Стас, любимый! Я уверена, что ты приехал проводить меня туда. И принёс жёлтые хризантемы. Эта мысль согревает меня последние дни. Ты бы приехал и раньше, но я очень просила Маринку не звонить тебе – не хотела, чтобы ты видел меня такой. Наверное, тогда зря я не стала тебя искать. О Стасике не рассказала. Обида была сильнее. Может, встретимся где-нибудь в параллельном мире, и тогда всё будет по- другому. Прошу, не вини себя. И прости всех, как я простила, не держи зла. Дом я завещала тебе. Приезжай с дочками встречать рассвет. Он по- прежнему красив. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Прощай. Твоя Соня». Стас не сразу понял, что из глаз текут слёзы. И стало легче, как будто всё- таки прорвало гнойник, что жил у него внутри. Завтра утром он пойдёт на залив – встречать рассвет. Прощай, Соня… Или до свидания… там? | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
