Иногда вздохнуть — и то нужно иметь силы. Успокоившись, расслабившись — для очищения, для событий, для осмысления. И желательно одному, где-нибудь в литературном кафе «Имбирь» под латинас и слова из подсознания о конечности всего сущего. Видно уже поставили на стол передо мной песочные часы жизни для наблюдения за процессом. К кому раньше, к кому позже приходит этот образ часов, начинающий отсчет до конца. Нет, это далеко не желание подвести итог, сложить руки на груди и лечь в труну. Впервые задумываешься над конечностью процесса, над задачником жизни и ответами там, в конце, мелким шрифтом. Раньше мыслей таких не приходило. Жизнь была бесконечностью с иллюзорной целью за горизонтом. Там, когда-то, очень не скоро и не со мной… Тихо. Только песчинки шуршат в своей безысходности, в своем траурном падении навзничь. Задумываешься и удивляешься тому, как ты безразлично относился к килограммам песчинок, уже выброшенным на помойку, так бездарно профуканным и забытым. Вспоминается гифка скелета, красиво, а главное, вечно шагающего. Наверное, на кладбище. Куда ж еще? Так вот. Задумываешься о песчинках и думаешь, уже серьезно и многозначительно о том, что останется после тебя на этом свете, кроме детей, памяти не такой уж долговременной, и недвижимости в наследство потомкам. И осознаешь: мало, очень мало и непропорционально потраченному на тебя времени Мирозданием. И вот тут накатывает сожаление — первой волной, а второй волной — желание исправить, что-то такое сделать, чтобы… не было бы так «мучительно больно», потом, когда нужно будет что-то сказать себе, в последнюю минуту. Как ни странно, такое будет уже не так и не скоро. Двадцать — двадцать пять лет, больше — меньше. И чем дальше, тем больше будет похоже на игру в русскую рулетку. С каждым годом вероятность сыграть в ящик будет все больше и больше, а, значит, вывод один: осмысливая и осматривая очередную, красиво летящую вниз песчинку, делать что-то такое, чтобы песчинку эту, очередную, можно было бы с легкой душой отпустить. Не жалеть, и не вздыхать о ней, а желать ей вечности и успокоения. Тихо. И это хорошо. Потому что последние песчинки будут падать громко, если… Если только сейчас не начать стелить под них что-то прочное, мягкое и бесшумное, только по-серьезному, по-настоящему, а не так, как раньше — играя и пропуская все меж пальцев, и не начать собирать все падающее в одну большую кучку, каждый день оценивая и пересчитывая, ловя преломившийся сквозь нее луч света, жмурясь и отпуская грусть и сожаление в дождливый день. Пусть погуляют пока еще. |