НЕЧАЯННОЕ СОПРИКОСНОВЕНИЕ БРЕННОСТИ С ВЕЧНОСТЬЮ (тайные страницы из жизни известного тюркского поэта, литературного критика, публициста, общественного деятеля и переводчика Габдуллы Мухамедгарифовича Тукая) ...................Хранит все частички с пор давних родная земля. ...................И эта когда-то в красавице чьей-то была. ...................С деви́чьих ланит осторожно пылинку сдувай. ...................Быть может, в лице луноликой она, друг,жила?! ...................(Омар Хайам, рубаи; пер. Р.А. Шерланова) Длительная переписка и частые телефонные переговоры с известным российским писателем нашего времени, Лауреатом премии МВД СССР, Заслуженным деятелем искусств Раулем Мирсаидовичем Мир-хайдаровым по поводу когда-то рассказанной мне моей дорогой бабушкой по материнской родословной линии Хабибуллиной Гильминисой истории последней любви великого татарского поэта Габдуллы Тукая к её родной сестре Хабибуллиной Амине, а также проведённое им авторское расследование деталей этой, доселе неизвестной, истории на их достоверность, которое закончилось опубликованием в 2018 г. статьи «Последняя любовь поэта» в июльском номере татарского журнала «Идель» ( http://mytashkent.uz/2018/07/17/neizvestny e-fakty-iz-zhizni-g-tukaya-1911-1912-gody/) и августовском номере российской газеты «Литературная Россия» ( http://litrossia.ru/item/poslednjaja-ljubo v-pojeta/), подвигла меня написать этот рассказ, в основу которого были положены все воспоминания моей бабушки, а теперь и сообщения моих троюродных братьев Марата-абыя и Рустама Ахмеджановых (родных внуков главной героини моего рассказа Хабибуллиной Амины-апай), подтвердивших подлинность этой истории и дополнивших её некоторыми мне неизвестными деталями. Выражаю глубокую искреннюю благодарность автору статьи Раулю Мирсаидовичу Мир-хайдарову, главному редактору журнала «Идель» Айсулу Хафизовой и главному редактору газеты «Литературная Россия» Вячеславу Огрызко за проделанную кропотливую работу при расследовании и изучении деталей, редакции и напечатании указанной выше статьи. Я очень рад, что подлинность этой истории недавно (в 2018 г.) подтвердили ныне здравствующие мои троюродные братья Марат-абый и Рустам Ахмеджановы в личной переписке со мной и Раулем Мирсаидовичем Мир-хайдаровым («Последняя любовь поэта» ( http://mytashkent.uz/2018/07/17/neizvestny e-fakty-iz-zhizni-g-tukaya-1911-1912-gody/ или http://litrossia.ru/item/poslednjaja-ljubov -pojeta/), а также невестка моего двоюродного дедушки Хабибуллина Нуруллы-абыя (жена моего двоюродного дяди Нуруллина Фарита-абыя) – Дания-апай, которая до сих пор проживает в доме моего прадеда в ауле «Купербаш», в разговоре с Ильясом Фаттаховых («Тукай был в Купербаше» ( http://arsk.tatarstan.ru/rus/index.htm/new s/1318360.htm)). Дания-апай, также как и Марат-абый и Рустам, слышала эту историю из уст самой Хабибуллиной Амины-апай. Амина-апай часто приезжала в родной аул и гостила в их доме, в котором провела своё детство, юность и молодость, делилась этими воспоминаниями с Даниёй-апай и её отцом. Эту печально закончившуюся историю последней любви великого татарского поэта Габдуллы Тукая к простой аульской девушке Амине Хабибулиной, жившей когда-то в ауле (селе, деревне) «Купербаш» Арского уезда Казанской губернии Татарстана, я впервые услышал в юности из уст своей любимой бабушки (может быть, потому, что я был самым усидчивым среди всех внуков и всегда внимательно слушал её рассказы, моя бабушка очень любила рассказывать мне самые разные истории из своей жизни и жизни своей семьи). А потом, будучи уже взрослым, часто слышал её пересказы этой истории за завтраками всякий раз, когда она угощала меня молочным чаем и вкусностями, приготовленными своими натруженными, огрубевшими, растрескавшимися, омозолелыми, но очень добрыми и тёплыми руками: «альбой», «оладьями», «чак-чаком», «губадьёй», «балишами», «перемечами», «кыстыбыями», «эчпочмаками» и другими национальными татарскими блюдами (наверно рассказывать о самом значимом в своей жизни, а потом и пересказывать это изо дня в день своим детям и внукам свойственно всем пожилым людям). Эту историю знали и помнили все в нашей большой многонациональной семье. А теперь, когда уже не стало моей любимой бабушки, всех её дочерей и сына, я хочу поделиться этой историей с теми, кому не безразлична судьба великого татарского, а теперь и известного тюркского поэта, литературного критика, публициста, общественного деятеля и переводчика Габдуллы Мухамедгарифовича Тукая, дабы однажды не унести эту тайну с собой в могилу. Вначале своего рассказа, чтобы вы, уважаемые читатели, могли поближе познакомиться с героями этой истории и в полной мере ощутить историческую обстановку того времени, хотелось бы поделиться с вами некоторыми сведениями о моих предках по материнской родословной линии и их семье. Мой прадед Давлетшин Хабибулла и моя прабабушка Галиуллина Махубзямал происходили родами из коренных зажиточных казанских татар. Тогда их многодетная семья проживала в двухэтажной избе в ауле «Купербаш» Арского уезда Казанской губернии Татарстана. Прадед был набожным, добропорядочным, образованным и строгим, но справедливым человеком, поэтому всегда избирался старостой аула. Прабабушка была очень доброй, сердобольной, милосердной женщиной, любящей своих детей. Прадед был зажиточным крестьянином. Он был достаточно крупным заготовителем и поставщиком мяса, молока, кожи, яиц на рынке и имел большую разветвлённую сеть лавок и магазинов не только в Казанской губернии, но и в самой Казани. У него были табун лошадей, стадо коров, отара овец, стадо коз и стаи домашних птиц: уток, гусей и куриц. Ездил на тарантасе, запряжённом лошадьми, бывал в разных городах Европы. Все крестьяне аула «Купербаш» работали у него и не знали тогда нищеты, а тем более голода. Он всегда заботился о своих работниках и помогал им. Прабабушка воспитывала детей, помогала прадеду по хозяйству. Вначале в их семье было десять детей. Но вскоре после рождения скоропостижно умирает от «чэчэк» (оспы) их самая младшая дочь, и в семье остаётся девять детей. Все оставшиеся в живых дети окончили «медресе» (мусульманское учебное заведение, выполняющее роль средней школы и исламской духовной семинарии). Главная героиня этой истории Хабибуллина Амина родилась в 1895 году, она была самой старшей дочерью в семье моего прадеда, а моя бабушка Хабибуллина Гильминиса, родившаяся в 1910 г. – предпоследним ребёнком. Амина была очень кроткой, скромной, терпеливой, трудолюбивой, красивой и умной девушкой, всегда помогала своим родителям по хозяйству. Амина очень любила Гильминису, может быть, потому, что моя бабушка после смерти их самой младшей сестрёнки оставалась в семье «ирка» (самым меньшим, а потому самым сладким и балованным ребёнком), как говорится, «ребёнком-баловнем». С самого детства сестёр связывали взаимная привязанность, любовь и дружба. Они понимали друг друга с полуслова, всегда делились друг с другом самым тайным и сокровенным. Эту величественную сестринскую любовь Амина и Гильминиса пронесут потом через всю свою жизнь и бережно передадут её своим дочерям. Только мы, их внуки, к нашему великому сожалению, отдалились друг от друга по стечению не зависящих от нас обстоятельств. Стыдно признаться, что я никогда не видел воочию внуков и внучку своей двоюродной бабушки Амины-апай, хотя видел и знал её и её дочерей Марзию-апай и Фаузию-апай и много слышал о троюродных братьях и сестре из уст своей бабушки и своей тёти Ильсии. С ними виделся в детстве только мой брат Эмиль-абый. Но, однажды, когда-нибудь, я надеюсь, мы исправим эту житейскую несправедливость). А теперь о самом важном… Историю этой случайной первой встречи Габдуллы Тукая и Амины Хабибуллиной я впервые услышал из уст моей тёти Ильсии. А потом, совсем недавно (в октябре 2018 г.), когда я начал интересоваться вплотную этими событиями, мне снова пересказала её моя сестрёнка Шолпан, напомнив мне некоторые подробности этой встречи. Видимо, моя бабушка, будучи очень скромной набожной женщиной, постеснялась делиться этими несколько интимными подробностями с мужской половиной нашей семьи и поделилась ими только со своими дочерями и внучками. Я бы тоже не стал рассказывать эту историю вам, дабы не оскорбить ненароком чувства, здравствующих ныне, внуков и внучки Амины-апай, но, да простят меня Марат-абый, Гулькай-апай и Рустам, за этой историей стоит жизнь, почитаемого всеми, великого татарского поэта. Случилось это приблизительно в 1911 - 1912 г. Габдулла Тукай, тогда уже известный татарский поэт, добрался до аула «Купербаш» в позднее время. Была темень, он заблудился. Вскоре поэт услышал женский смех, доносившийся из избы. Он быстро подошёл к двери и, не постучавшись, отворил её... Это была баня моего прадеда. Там купались его дочери. Среди них была Амина. Как самая старшая из всех дочерей, она, искупавшись, вышла в предбанник и сразу же, ещё не одевшись, начала готовить бельё для своих сестрёнок. От природы в свои шестнадцать-семнадцать лет Амина была нежной, белокожей, утончённой и очень стройной девушкой. Увидев её, поэт застыл на мгновение. А когда девочки и девушки увидели незнакомого мужчину и закричали, он очнулся и быстро прикрыл дверь. На девичьи крики прибежали все мужчины из соседней хозяйской избы: это были мой прадед и его сыновья. Этот случай очень рассердил моего прадеда, и только приличный внешний вид молодого человека спас его от побоев: он был одет не как местный дехканин (крестьянин) и даже не как обычный горожанин, а как городской интеллигент, поэтому мой прадед и его сыновья приняли его за добропорядочного человека. Поэт извинился и представился. Его накормили и помогли устроиться на ночлег. С тех пор Габдулла Тукай стал часто наведываться в аул «Купербаш». Он снимал там квартиру и оставался на несколько дней. В то время поэт уже страдал «чахоткой», был худ и бледен, но черты его лица оставались тонкими, красивыми. Он достаточно прилично одевался: обычно на нём были тёмный сюртук, костюм с жилеткой и тюбетейка. Сразу же, отвечая на замечание критика Ахметовой Дины, отмечу следующее. Может быть, на Габдулле Тукае была и кепка (или фуражка)?! - Не настаиваю. А, может быть, этот головной убор был просто принят деревенскими людьми за национальный татарский «тyбетей» в связи с его схожестью с кепкой или назван так ими в связи с отсутствием значения этого головного убора в их аульском татарском словаре?! Хотя, исходя из проделанного мной анализа всех прижизненно сделанных фотографий Габдуллы Тукая, поэт чаще всего надевал тюбетейку, нежели кепку или фуражку. Найдено и проанализировано 26 опубликованных («И туган тел, и матур тел»: уникальные фотографии Габдуллы Тукая ( https://realnoevremya.ru/articles/54378) фотографий Габдуллы Тукая, из них: 22 прижизненных и 4 посмертных (на похоронной процессии поэта). Проведённый мной анализ 22 прижизненных его фотографий показал, что на них поэт изображён без головного убора в 12 случаях (а фактически только в 6, т.к. 3 фотографии сделаны в одно и то же время, причём, в одном случае фото повторяется четырежды, а во втором и третьем - дважды в каждом конкретном случае), а в головном уборе (в том числе и с головным убором в руках) в 10 случаях, причём: в фуражке (а точнее фуражка в руке) - в одном, кепке - в двух и тюбетейке - в семи случаях (из них в юности - в пяти и молодости - в двух случаях). К тому же поэт был родом из семьи приходского муллы из мусульманского татарского аула «Кушлауч» Арского уезда Казанской губернии Татарстана (теперь Атнинского района Казанской области Республики Татарстан) и прекрасно знал, что верующие мужчины не должны ходить с непокрытой головой и обязательно должны надевать тюбетейки. Габдулла Тукай производил впечатление весьма скромного, но при этом интересного, разностороннего, образованного, умного молодого человека. Поэт был тонок и изящен, приятен, симпатичен и красив. К тому же он был всегда опрятен, прилежен и аккуратен. Таким Амина запомнит поэта навсегда. Я знаком с воспоминаниями некоторых современников поэта, навязывающих читателям весьма неприглядный образ Габдуллы Тукая. С чем очень не согласен. Вот, например: «Внешне Габдулла Тукай был далёк от образа покорителя женских сердец: невысокий, худой, с «руками, которые своими размерами и мягкостью напоминали руки 13-14-летней девушки» (так описывал его редактор и издатель газеты «Аль-Ислах» Вафа Бахтияров). В его левом глазу было бельмо, отчего он до жути не любил фотографироваться (в архивах хранятся лишь 14 - 15 снимков, которые сделаны не по желанию поэта, а по воле его близких) Ко всему прочему, Тукай был не очень-то чистоплотен, да и одевался как попало. Вот как описывал его поэт Сагит Рамеев: «Он носил то несколько тесную, то, наоборот, совершенно просторную одежду. На голове у него красовалась неизменная кепка или широкая русская фуражка. Хотя он и носил длинные волосы, но никогда их не причёсывал. В баню ходил редко, одежда его всегда была грязной, помятой, с прилипшими пушинками от подушки» (Венера Беляева. Любовь поэта. Единственная женщина Габдуллы Тукая ( https://www.tatar-inform.ru/news/2011/03/2 9/263575/)». Тогда почему он пользовался таким ошеломляющим успехом у всех женщин: красивых и некрасивых, умных и простых, бедных и богатых?! А потом разве поэт не симпатичен, не красив на сохранившихся его фотографиях?! По-моему, даже на своей последней предсмертной фотографии поэт достаточно симпатичен и красив. Да, согласен, что в юности поэт одевался безвкусно, т.к. тогда жил бедно, но уже в молодости он стал одеваться со вкусом, о чём свидетельствуют его прижизненные фотографии. К тому же в последние годы жизни поэт часто разъезжал по России и не раз бывал в самом культурном её центре – Петербурге, что не могло не сказаться на его внешнем облике. Опять же, есть фотографии поэта, сделанные в молодости, на которых он предстаёт перед нами весьма опрятным, прилежным и аккуратным молодым человеком. Кроме того, доподлинно известен тот факт, что Габдулла Тукай всегда очень нравился женщинам, причём не только из низших, но и высших прослоек общества. Подумайте сами, смог бы он нравиться женщинам, воспитанным в богатых мусульманских татарских семьях, если бы был таким, как описывает его Сагит Румеев?! Думаю, что нет. Может, поэт, как и все обыкновенные мужчины, иногда позволял себе «расслабиться», когда отдыхал в обществе знакомых ему людей, а в нужный час собирался и представал перед обществом в лучшем своём виде?! Может, такая характеристика была дана из ревности к более успешному во всех отношениях собрату, что вполне могло быть, как в обществе ревнителей-друзей, так и в обществе ревнителей-мужчин и ревнителей-поэтов?! Ну и, в конце концов, может, как обычно бывает со всеми влюблёнными, чувства настоящей любви к девушке, вспыхнувшие в сердце уже достаточно зрелого мужчины, изменили его внешний облик и сделали его таким человеком, как описывала его моя бабушка?! Габдулла Тукай часто заглядывал в избу моего прадеда, чтобы увидеться там с Аминой. Всякий раз она преподносила поэту чашу парного козьего молока (как утверждают внуки Амины-апай). Я слышал от бабушки, что Амина-апай преподносила поэту чашу со свежим кумысом. А почему бы и нет?! Ведь кумыс – это всего лишь сбродившееся кобылье молоко, а кобыльего молока было достаточно в доме моего прадеда, в хозяйстве которого было много лошадей. Тем более, уже тогда аульские жители Татарстана знали всё о кумысе и производили его в достаточных объёмах для личного потребления. О лечебных свойствах кумыса знал и Габдулла Тукай, которому довелось уже лечиться им в Казахстане. Может быть, именно поиски кумыса привели поэта в аул «Купербаш» в первый раз, ведь козьего молока в то время было достаточно и в самой Казане, где жил и работал поэт, и не нужно было ехать за ним в дальний аул?! Габдулла Тукай, не торопясь, пил молоко, подолгу разговаривал с Аминой, при этом пристально смотрел на девушку, чем очень смущал её, а, уходя, всегда благодарил её. Как-то он принёс и подарил Амине свою фотографию, подписанную им собственноручно на память, а также два своих поэтических труда: книжку с поэмой «Шурале» и сборник стихов. Но, к сожалению, как выяснилось позже, внуки Амины не сохранили эти реликвии. Из воспоминаний Ахмеджанова Марата-абыя (внука Амины-апай): «Я воочию видел и собственноручно держал эти реликвии. Моя бабушка часто читала мне эти книжки и показывала фотографию Габдуллы Тукая.» Габдулла Тукай и Амина сразу понравились друг другу, они полюбили друг друга с первого взгляда. Я знаком с воспоминаниями когда-то влюбившейся в Габдуллу Тукая Зайтуны Мавлютовой, в которых она рассказывает о пяти её встречах с поэтом в период с 1907 по 1908 гг., когда ей было 14 - 15 лет, а поэту – 21 - 22 года. Знаком и с двумя его стихами, адресованными этой девушке (Венера Беляева. Любовь поэта. Единственная женщина Габдуллы Тукая ( https://www.tatar-inform.ru/news/2011/03/2 9/263575/).Скорей эти воспоминания сеют больше сомнение, чем говорят об их взаимной любви. Почему поэт избегал встречи с нею и при встречах отводил от неё свой взгляд, не объяснился в любви и не сделал ей предложения выйти за него замуж, не проводил её в г. Чистополь и не поддерживал с ней никаких отношений после её отъезда (в период с 1908 по 1913 гг.), не хотел её видеть перед своей смертью?! Влюблённый человек себя так не ведёт. Разве только стихи поэта, адресованные ей, но они могли быть результатом лишь кратковременного, остро вспыхнувшего и быстро угасшего, мимолётного влечения поэта к этой действительно прекрасной девушке. Дело дошло до того, что однажды поэт попросил руки Амины у моего прадеда. Но прадед отказал ему: мол, за неустроенного человека дочь не отдаст. К сожалению, в то время отношение богатых людей к поэтам было таким же плохим, как и к артистам. Моими троюродными братьями Маратом-абыем и Рустамом Ахмеджановыми высказывается и другое мнение по поводу этого отказа. Дело в том, что наш прадед Давлетшин Хабибулла был связан с небезызвестным в Казанской губернии, легендарным Багаутдином Камалиевым, прославившимся своей неимоверной телесной и духовной силой, взаимными обязательствами: породниться друг с другом, обменявшись своими дочерями, что они впоследствии и сделали. В апреле 1913 г. Габдулла Тукай в возрасте 27 лет, так и не устроив свою семейную жизнь, умирает, как писал великий русский писатель Максим Горький, «от голода и чахотки». После Октябрьской революции мой прадед Давлетшин Хабибулла был раскулачен. Он чудом избежал расстрела и ссылки. В 1918 году в аул «Купербаш» пришли красноармейцы, чтобы расстрелять его (у них был «мандат» на его расстрел). Они вывели прадеда в лес, зачитали ему приговор и уже хотели привести его в исполнение, но крестьяне этого аула встали рядом с ним: мол, коль убиваете нашего кормильца, то стреляйте и в нас. Прадеда не расстреляли. Забрали, конечно, всё нажитое тяжким крестьянским трудом и оставили его многодетную семью голодать. В 1920-х г. жители аула «Купербаш», никогда не знавшие голода, познала все ужасы «большого голода». Все сыновья моего прадеда и даже внук Шакиржан были участниками Великой Отечественной Войны. Почти все сыновья пропали без вести во время войны. Выжил только один его сын – Нурулла. Он был узником концлагеря для военнопленных. Знание скорняжного дела спасло его от голода и смерти. В холодное время года плохо, не по сезону, одетые немецкие солдаты приносили ему кошек. Нурулла снимал с них шкурки, обрабатывал их, а потом возвращал их немцам. Они утепляли ими свои плащи, пальто, кителя́ и т.д. А за добросовестную работу немецкие солдаты разрешали ему оставлять кошачьи тушки. Нурулла и его друзья выжили тогда благодаря тому, что ели эту кошатину. Остался в живых и внук моего прадеда - Шакиржан. Он вернулся с войны победителем и в наградах. После войны Шакиржан работал председателем колхоза, но в пятидесятых годах покончил жизнь самоубийством: его нашли повешенным в его кабинете. Рядом с ним нашли предсмертное письмо: «Простите, никого не вините, я ушёл из жизни по своей воле.» Зная характер Шакиржана, никто в нашей семье не верил, что он мог покончить жизнь самоубийством. Скорее всего, его повесили, ведь Шакиржан был внуком классового врага советской власти – кулака Давлетшина Хабибуллы, а занимал пост председателя советского колхоза. В 1918 г. Амина выходит замуж сначала за Асхадуллу, старшего сына небезызвестного в Казанской губернии крестьянина Багаутдина Камалиева (легендарного человека, проживавшего тогда в соседнем ауле «Мендюш», который мог и взглядом свалить мужика наземь, и затащить на гору лошадь с телегой, под завязку гружённой дровами). А после расстрела её мужа за участие в «сэнэк сугышы (вилочном мятеже)» в том же году по настоятельной просьбе её свёкра и общему согласию двух породнившихся семей Амина остаётся женой младшего сына Камалиева Багаутдина – Хайруллы. Амина рожает мужу четырёх детей: Марзию, Фаузию, Камиля и Вагипа. Вагип умирает в раннем детском возрасте. В поисках лучшей жизни молодая семья, чудом пережив голод в Поволжье (в 1921 - 1922 г.), массовый голод в СССР (в 1931 - 1932 г.), а также сталинские репрессии (в 1920 - 1950 г.), «большой террор» (в 1937 - 1938 г.), уезжает в Среднюю Азию: сначала в Казахстан в г. Джамбул, где застаёт их Великая Отечественная война, а затем в Узбекистан в г. Ташкент, где теряет старшего сына Камиля (он умирает в молодом возрасте от острого лейкоза, похоронен на кладбище «Актепе» в г.Ташкенте), а потом снова в Казахстан, но уже в г. Мартук, где останавливается навсегда. Чтобы прокормить свою семью, она работала днями и ночами, не покладая рук, закройщицей и швеёй на дому. С 14 лет работала на фабрике и её младшая дочь Фаузия. Именно в эти тяжёлые годы жизни Амина часто говорила своим дочерям: «Хорошо, что Габдулла Тукай не видел этих страданий своего народа». Амина прожила долгую, но очень тяжёлую жизнь. До конца своей жизни она не забывала свою первую любовь - Габдуллу Тукая, читала и перечитывала по ночам его поэму и стихотворения, смотрела на его фотографию и тихо плакала. Моя бабушка говорила мне, что у Габдуллы Тукая есть стихотворение (названия не помню), которое поэт посвятил Амине. (Я искал эти стихи среди его произведений, переведённых на русский язык, но не нашёл. Может быть, они не переведены на русский язык, или поэт не опубликовал их, или опубликовал под другим именем, что было свойственно ему?!) Амина всегда очень тосковала по своей родине и в глубине души всегда мечтала вернуться в родной Татарстан, в родную «Арчу» (г. Арск Казанской области Татарстана), однако её мечтам не суждено было сбыться. Амина умерла в 1976 г. в возрасте 81 год и была похоронена на мусульманском кладбище в г. Мартук Актюбинской области Казахстана. Вернувшись на свою родину, умерли и дочери Амины: Марзия и Фаузия. Ныне в г. Мартуке и г. Арске живут и здравствуют её потомки. В 1929 г. Хабибуллину Гильминису (мою бабушку), когда ей было 19 лет, ворует Самигуллин Хисматулла (мой дед), 1902 г. рождения, сын бедного крестьянина, проживавшего в соседнем ауле «Казилин» Арского уезда Казанской губернии Татарстана. Он примчался к ней на коне, спросил её: любит ли она его? и, услышав утвердительный ответ, посадил её на коня и увёз в свою деревню (в молодости мой дедушка был очень красивым мужчиной, моя бабушка полюбила его с первого взгляда, а потом любила его всю свою оставшуюся жизнь). Род моего дедушки Самигуллина Хисматуллы имеет принадлежность к узбекскому и российскому мусульманскому духовенству. Мулла Самигуллин Захреддин (Захри-бабай) - брат моего дедушки, человек с очень тяжёлой судьбой, который пострадал в результате сталинского «большого террора» в Татарской АССР. Был репрессирован в 1937 г. и отправлен на поселение в Красноярский край. Вместе с ним на поселение была отправлена вся его многодетная семья. По пути в Красноярский край среди «арестантов-переселенцев» вспыхнула эпидемия сыпного тифа, в результате которой умерли его жена и пятнадцать его детей. Только Захри-бабай и его старший сын Абкам чудом выжили тогда. Захри-бабай не отказался от Аллаха даже тогда, когда ему посулили полную свободу и работу учителя в советской школе, потребовав взамен подписать бумагу об отказе от религиозной деятельности. Было это так. – Захреддин Самигуллович, откажитесь от Бога, и я отпущу вас на волю. Вы - человек образованный, будете учительствовать, – сказал ему начальник поселения. – Ля иллаха иллалах (Нет божества кроме Аллаха)! Нет, я никогда и ни за что не отрекусь от Аллаха! - ответил ему Захри-бабай. – Но, ведь Он забрал вашу жену и почти всех ваших детей?! - Инна лиляхи у.а. инна лилейхи раджигун (Воистину мы принадлежим Аллаху и воистину мы к Нему возвращаемся)! Всевышний проверял меня: верен ли я Ему… А вот вы, придёт время, поверите в Бога! Однажды вас «подсидит» ваш заместитель. С вас сорвут погоны, уволят с работы и отправят в тюрьму. А ваша жена станет сначала любовницей вашего злопыхателя, а потом его женой. И ваши дети забудут вас и будут величать вашего врага «отцом». Прошло время… Однажды к Захри-бабаю подошёл какой-то худощавый, бледный и седой «арестант-поселенец», встал перед ним на колени и начал целовать его руки, приговаривая сквозь слёзы: «Захреддин Самигуллович, здравствуйте! Вы меня узнали?! Я тот начальник, который принимал вас на поселение три года назад. Всё произошло в моей жизни именно так, как вы мне тогда предсказали. Вы - святой! Теперь я верю в Бога!» Несколько позже татарское исламское духовенство выкупило Захри-бабая. И он переехал в г. Ташкент (Узбекистан), где прожил долгую, но нелёгкую жизнь. В последние годы жизни он работал проректором Ташкентского исламского института. Умирая, он завещал этому институту около 150 спасённых когда-то духовных исламских книг. И ещё… Захри-бабай воспитал двух двоюродных сестёр, оставшихся в подростковом возрасте без своих родителей: известную татарскую поэтессу Рашиду (мать бывшего 1-го муфтия, председателя Духовного управления мусульман Республики Татарстана Гусмана Гумеровича Исхакова и тёщу пяти татарских имамов) и Салиму (тёщу председателя Центрального духовного управления мусульман, Верховного муфтия России Талгата Сафича Таджуддина). Вскоре моя бабушка родила двух дочерей: в 1930г. – Раису (мою маму) и 1932 г. –Ильсию (мою тётю). В поисках лучшей жизни (тогда в России свирепствовал голод) семья моей бабушки переехала в Ташкент (Узбекистан). В 1937 г. там родился у них сын Ильгиз (мой дядя). Дедушка работал забойщиком скота, а после Великой Отечественной войны, будучи уже инвалидом, сторожем государственных учреждений (больницы и школы). Бабушка справлялась по домашнему хозяйству, иногда подрабатывала «на дому» ремонтом, стиркой, химчисткой и глажкой одежд. В 1941 году, когда началась Великая Отечественная война, дедушка ушёл на фронт вместе со своими соседями-друзьями. В том же году был тяжело ранен осколками вражеского снаряда при защите г. Иваново (Российской СФСР СССР): он получил осколочные ранения груди, плеча и голени. На поле боя, будучи раненным, он увидел проходящую рядом медсестру и позвал её на помощь, но медсестра, осмотрев его и сказав непонятное тогда ему слово: «бесперспективный», бросила его и ушла на помощь к другим раненным солдатам. Истекая кровью и периодически теряя сознание, он сам выполз с поля боя, а там его увидели однополчане и отнесли в медицинский пункт, а оттуда уже врачи переправили моего дедушку в военный госпиталь. Но драгоценное время было уже упущено: у дедушки развилась гангрена ноги. Главный хирург госпиталя осмотрел его и сказал, что надо немедленно ампутировать ногу, но дедушка не согласился, ответив ему: «Я – мусульманин и умру, как мусульманин, вместе со своей ногой!» Тем временем семья получила извещение о его смерти при защите г. Иваново. Но бабушка не поверила извещению, сказав детям, что видит его в своих снах живым. В 1942 г. дедушка вернулся домой на своих ногах, правда, хромая и опираясь на трость. Всю оставшуюся жизнь, он лечился по поводу хронического остеомиелита голени. Мой дедушка был единственным мужчиной на своей махале (улице), вернувшимся живым с этой проклятой войны. Помню, как приходили к нему по выходным дням сыновья не вернувшихся с войны солдат, приносили ему гостинцы и просили рассказать хоть что-нибудь об их отцах. Бабушка накрывала на веранде большой достархан, дедушка выпивал «100 грамм фронтовых» и рассказывал им о войне и всё, что знал об их отцах, а потом, рыдая, пел под гармонь им военные песни. Расходились все в позднее время. До конца его жизни дети его друзей, не вернувшихся с войны, всегда заботились о нём. А, когда дедушка умер (в 1969 г.), они, плача, несли на руках табут (носилки для умерших мусульман) с его телом от дома, до сих пор сохранившегося в на улице Оренбургской №60 старого района «Чарсу», до мусульманского кладбища, расположенного на «Актепе» (г. Ташкента). Моя бабушка Хабибуллина Гильминиса умерла в 1986 г., похоронена там же, где и мой дедушка. Все их дети окончили среднюю школу имени И.В. Сталина в г. Ташкенте: Раиса – с золотой медалью, Ильсия – с серебряной медалью, а Ильгиз – с отличием. В эти тяжёлые годы семья, чтобы выжить, была вынуждена продать золотую медаль моей мамы. А когда мама, будучи уже известным врачом Каракалпакской АССР, поехала к этому человеку, чтобы выкупить свою золотую медаль (она очень хотела оставить эту медаль на память нам, своим детям), то он, показывая ей свои золотые зубы, сказал: «Хорошее золото – хорошие зубы! Ни чем не могу вам помочь!» (Действительно, золото было хорошее, ведь оно было «сталинским». Ну, ничего, у нас сохранился её золотой аттестат.) Несмотря на все трудности послевоенного времени, дедушка и бабушка дали всем своим детям высшее образование. Раиса стала врачом-гинекологом и была направлена Минздравом УзССР на работу в ККАССР. Там она вышла замуж за врача-хирурга Шерланова Арслана Палвановича (моего отца), родила ему трёх детей: в 1956 г. – моего брата Эмиля, ставшего инженером механизации сельского хозяйства, 1958 г. – Рамиля (меня), ставшего врачом-хирургом, научным изыскателем (13 научных публикаций), изобретателем-рационализатором (4 патента и 9 рационализаторских предложений) в медицине, поэтом и писателем малой прозы (почти 1300 произведений) и 1965 г. – мою сестрёнку Шолпан, ставшей онкогинекологом-радиологом. Позже Раиса защитила кандидатскую диссертацию, стала Заслуженным врачом ККАССР. В 1998 г. она совершила хадж в Медину и Мекку. Умерла в 2001 г. и похоронена на мусульманском кладбище «Салмен-ата» (г. Нукус, Республика Каракалпакстан, Республика Узбекистан). Стал кандидатом медицинских наук и Заслуженным врачом ККАССР и её муж (мой отец). Самое главное, Раиса и её муж стали зачинателями врачебной династии в трёх поколениях в нашей семье: их внучки Луиза и Лилия (мои дочки), а также их внук Танжас (сын моей сестрёнки Шолпан) продолжили лечебное дело. Ильсия была инженером железно-дорожного транспорта, всю жизнь проработала в управлении Среднеазиатских железных дорог: в последнее время – на должности начальника отдела секретных перевозок. Её личная жизнь так и не сложилась, у неё не было детей (хотя для меня она всегда оставалась второй матерью), умерла у меня на руках в 2013 г., похоронена возле своей старшей сестры. Ильгиз закончил Горный техникум, потом служил в Черноморском флоте, был чемпионом по плаванию среди моряков. После службы освоил профессии фотографа, рентген-лаборанта, потом окончил Ташкентский медицинский институт и освоил несколько врачебных специальностей: хирурга-стоматолога, анестезиолога-реаниматолога, общего хирурга (причём по всем этим врачебным специальностям он имел высшую категорию) и иглорефлексотерапевта. От брака с Закировой Лялей у них было четверо детей: дочь Ирада (хирург-стоматолог), сыновья Шамиль (таксист), Джалиль (умер в новорождённом возрасте) и Джамиль (биолог). Ныне трое здравствующих его детей собираются переехать на ПМЖ в Российскую Федерацию, Республику Татарстан, г. Казань. Ильгиз умер в 2011 г., похоронен возле своих родителей. Прошло столько лет, а эта печально закончившаяся история любви поэта Габдуллы Тукая к простой аульской девушке Амине, рассказанная моей бабушкой, до сих пор не даёт мне покоя. Эта их случайная встреча на Земле похожа на нечаянное соприкосновение бренности с вечностью. Думаю, что было бы, если б мой прадед согласился тогда и выдал замуж свою старшую дочь Амину за Габдуллу Тукая? Может, она своим вниманием и своей заботой смогла бы продлить жизнь поэту?! Может, у них был бы ребёнок или были бы дети, а потом – и внуки, и правнуки, и род великого татарского, а теперь и известного тюркского, поэта, литературного критика, публициста, общественного деятеля и переводчика Габдуллы Мухамедгарифовича Тукая продолжил бы свою жизнь на Земле?! Но, к счастью или несчастью, как было, как есть и как будет всегда на этом Белом Свете, наши судьбы пишем не мы, простые смертные, а наш Всевышний. Рамиль Шерланов, г. Нукус (Республика Каракалпакстан, Республика Узбекистан), 31.01.2019 г. |