Минька с двоюродным братом Васильком лежали на палатях, свесив свои русые головёнки вниз и с интересом вслушивались в доносившееся до них громкое разноголосье. Дед Семён разрешил идти гулять на улицу, только наказал далеко не уходить. Но как тут уйдёшь, когда к деду, сегодня, пришли гости. Мальчишки не раз слышали фразу: «Награда нашла героя», а тут увидели это воочию.

Утром деда вызвали в район, а уже в обед он вернулся с блестящей на лацкане пиджака медалью «За отвагу». Эта была уже четвёртая медаль

«За отвагу». Две он получил во время войны, ещё одну уже после победы в пятьдесят девятом. И вот сейчас ещё одну. Кроме этих четырёх медалей у деда наград было много. Только орденов целых пять штук, а уж медали висели на его парадном пиджаке пятью длинными рядами.

Как и положено, награду следовало обмыть. Потому и собрались сегодня у деда гости.

- Семён Антоныч, ты расскажи, как это опосля стольки времени награда-то тебя сыскала?

- Так это ещё в сорок втором, под Любцами, что возле Ленинграда, меня представили к награде за «языка», особо ценного. Это что ж получается

почитай без малого тридцать лет медаль меня искала?! Ну и ну!..

Мальчишкам с палатей было смешно наблюдать, как сосед, дед Матвей – фронтовой друг деда Семёна перед тем как выпить долго морщился, а после гулко крякал, так что, пригревшаяся возле них кошка, вздрагивала.

Дед Матвей – хуторской весельчак и балагур меж тем продолжал:

- Вот ведь есть у нас трижды герои в стране. А ты, Сёмушка по всем статьям получаешься у нас четырежды отважный!

Все вокруг засмеялись, каждый стал вспоминать и рассказывать своё. На какое-то время застолье разделилось на отдельные группки. Продолжалось это недолго, объединила всех песня. Она зародилась как будто ниоткуда. Поначалу её было чуть слышно сквозь шум застолья, но

постепенно песня крепла, разделялась на голоса и подголоски. И наконец зазвучала в полную силу:

Как прошла заря по кругу –

Собираться казаку.

Обнял он свою подругу,

Шашку вострую свою.

 

Ты прости меня, родная,

Коль себя не сберегу.

Где умру я, знать не знаю,

Буйну голову сложу.

Во главе стола, рядом с хозяином сидел старейший казак станицы – дед Сергей. Магазинной водки и вина он не признавал, а потому рядом с ним возвышалась старинная, чуть мутноватого стекла, четверть с самогоном. Совсем уже старый и седой казак выпивал рюмку не кривясь, одним залпом.

Сколько деду Сергею лет никто в станице не знал. Говорили, что больше сотни или около этого… Последнее время он стал опираться на палочку, но каждое утро сам ходил в магазин и на любом празднике был желанным гостем. Крепкий был дед. Выпив рюмку и откинувшись на спинку стула, дед Сергей внимательно слушал песню. По морщинистой его щеке вдруг пробежала слеза…

Песня кончилась, и казаки потянулись на крыльцо покурить на вольном воздухе. Вслед за ними вышел и дед Сергей. Неугомонный Матвей тут же встретил его разговором:

- Чегой-то сёдни ты дядя Серёжа, я гляжу, растрогался. Иль печаль какая на душе у тебя появилась?

- А она, печаль-то, на душеньке моёй и не пропадала никогда. Вот завтрева с утра пойду в церкву, помолюсь, - чуть хрипловатым голосом ответил Матвею старый казак.

- Что-то сколько я себя помню, ты ведь дядя Серёжа не сильно богомольным был, с чего это тебя в религию-то потянуло? - не унимался Матвей.

- Уймись балабон, - старый казак помолчал немного и продолжил:

- Исповедаться мне надо, душу облегчить. Грех на мне, казаки, большой…

- Да ладно тебе, - махнул рукой Матвей. – Ты же в жизни своёй мухи не обидел, чужого не брал и завсегда людям помогал.

- Нет, грех большой лежит и как каменюка тяжёлая на душу давит. Девку я сгубил, - упрямо произнёс дед Сергей…

Тут Матвей захохотал:

- Ну и грех ты нашёл себе дядя Сергей. Да я столько за свою жизню девок перепортил, что ежели за каждую, что бабой через меня стала,

исповедоваться, да поклоны бить… Во-первых, поп бы давно свихнулся, а во-вторых лоб бы мой с затылком стыкнулся…

Семён, видя, что деду Сергею не до шуток, показал Матвею свой тяжёлый кулак:

- Матвей, ещё раз встрянешь… - и покрутил кулаком у носа фронтового друга. Тот сразу примолк…

А дед Сергей, не слыша трепотни Матвея повёл свой рассказ:

- Ладно поп будет завтра, а сегодня вы вот меня послухайте. Девку я сгубил, с дитём, не родившимся…

Дед Сергей со всхлипом вздохнул и продолжил:

- Было это еще в пятнадцатом годе, в первую мировую. Мы тогда с австрияками на Украине воевали…

Перед дедом Сергеем, как наяву вставали одна за одной картины из давным-давно прошедшего времени…

Сергей с погонами старшего урядника весело смотрел на молодого матросика, у которого на ленточке бескозырки золотыми буквами было

написано «Ростислав»:

- Значится, гутаришь, царь виноват, что в России бедных много?

- Именно. – Горячо заговорил матросик. – Ведь все беды народа от угнетателей. Бедность народа тоже от них.

- А царя скинем и каждый значится богатым будет?

- Да…

- И ты?

- И я!

- И вон Тимоха тоже?

- Да и Тимоха.

- Не, не пойдёть. – Покачал головой Сергей и хитро подмигнул казакам.

- Это почему же?

- Ежели Тимоха будет богатеем, то он же всю водку в стране за пару месяцев выпьет.

Казаки весело засмеялись. Тимоха гоготал громче всех. Матрос замолчал, собираясь с мыслями. А Сергей продолжил:

- Вот ты гутаришь все равны будут?

- Ну да, не будет ни богатых, ни бедных.

- Так у нас в станице и так все равны, а атаманов мы сами себе выбираем. Чего ж ты с самой Одессы сюды припёрся и мелишь нам, казакам что не

поподя… На своёй земле мы сами себе хозяева. А бедные у нас те, кто работать не хотит. Царь он далёконько от Сибири-то живёт и нам не мешает.

- Но, как вы не понимаете? – матрос вскочил в отчаянии и решил зайти с другого бока. – Царь вас на войну посылает, все соки с вас жмёт. А война-то проиграна.

- То есть как «проиграна»? – сразу посерьезнел Сергей. – Казаки завсегда за отечество на смерть стояли и поколе мы живы – ничего не проиграно.

Шел бы ты отседова со своёй гитацией, а то не ровён час рассердишь меня сильно и осерчаю я на тебя - добавил Сергей, - ленточки с твоёй шапки

тебе на заднице бантиком завяжу.

Матросик встал и быстро ушёл в сторону расположения пехотного полка, что стоял чуть впереди казаков. Казаки хмуро смотрели ему вслед.

Вдали послышался гул артиллерийской канонады…

- По всему видать вскорости нам в бой идтить, - сказал Сергей и глянул на казаков, - нагородил тут энтот матросик городьбы из гнилых досок. Это у них там сумятица. А у нас судьбинушка ясная… Отечество защищать надобно, не щадя живота своего.

- И то верно, - согласились казаки и стали готовиться к возможному бою.

Примерно через час к казачьим офицерам подскакал штабной и передал пакет… Тут же раздалась команда: «На конь!!!».

Дед Сергей помолчал, собираясь с мыслями и новая картина встала перед ним:

Встречный ветер трепал казачий чуб, конь нес Сергея вперед и от быстрой скачки захватывало дух. Волнение и робость, что были у него

перед боем ушли далеко прочь. Вот так бы всю жизнь скакать, ощущая дыхание ветра. Чувствовать силу, исходящую от коня. Что может быть

лучше этого?

О возможной смерти Сергей вообще не думал. Он просто не мог умереть. Да и есть ли она на свете – смерть-то?

С диким свистом и криком «Ар-р-р-р-я!!!» казачья лава катилась на стоящую у подножия холма деревушку. Там суетились маленькие человечки, пытаясь построится в шеренгу. Дурни, они и не ведают, что нет такой силы, которая смогла бы остановить казаков, ринувшихся в лихую атаку широкой лавой! Над шеренгой австрийцев появились еле видные пороховые дымки и вокруг как шершни зажужжали пули. Казаки в ответ только пришпорили коней.

Весь полк пошел на деревню в лоб, а сотню Сергея есаул повёл вправо, в обход, стараясь зайти австрийцам в тыл… Обходя деревню, казаки неожиданно наскочили на австрийский обоз, который во всю возможную прыть пытался уйти в близлежащий лес. Неожиданно выскочившие перед ними с дикими воплями и свистом всадники, внушили австрийским солдатам дикий, животный страх. Они брызнули врассыпную, пытаясь укрыться в густых кустах смородины и среди ровных рядов виноградника…

Но паническому страху поддались не все. Десятка полтора солдат сгрудились в середине обоза. Вдруг оттуда раздалась громкая команда и тут же прозвучал залп. Несколько казаков слетели с коней или упали вместе с конями, поднимая густую пыль. Ещё команда, ещё залп и снова казаки летят на пыльную землю…

- Ах ты, мать твою!!! – пронеслось в голове у Сергея. Его конь с маха перескочил пару телег и, невидимый из-за клубов поднятой пыли, он оказался позади оборонявшихся. В телеге стоял с саблей в руке австрийский офицер, рядом привстав на колени находился другой. Несмотря на горячку боя, Сергей удивился, что второй офицер был в шинели, не смотря на жару, а на голове у него вместо офицерской каски была фуражка…

Рассуждать было не время, проклятые австрияки делали залп за залпом. Первые ряды казачьей сотни уже изрядно поредели. Офицер вновь поднял руку с саблей, готовый дать команду на очередной залп. Сергей слева направо что есть мочи рубанул шашкой, стараясь смертельным полукругом захватить шею и плечо врага. Австриец упал с телеги, обливаясь кровью.

Не останавливая разгорячившейся руки, Сергей уже справа налево рубанул прямо по голове второго офицера, тот схватился обеими руками за голову и рухнул навзничь внутрь телеги. Тело умирающего вдруг выгнулось дугой и резко обмякло, от чего полы офицерской шинели распахнулись…

Казак глянул на убитого и оторопел… По серой мешковине разметались длинные русые волосы, уже неподвижные ярко голубые глаза смотрели казалось прямо на Сергея. А под темным платьем явственно был виден выпиравший живот беременной женщины. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, старый казак готов поклясться, что точно видел, как пару раз живот у мёртвой женщины дёрнулся, как будто ребёнок ударил изнутри…

На крыльце наступила мёртвая тишина. Даже вечный балагур Матвей притих и только часто-часто пыхтел едким дымом самокрутки огромных размеров… Дед Сергей заканчивал свою исповедь:

- Что дальше было я не помню. Очнулся уже в госпитале. Казаки потом гутарили, что вдарился я с коня так шибко, что лежал будто мёртвый… Вот с той самой поры и ношу я на душе грех энтот тяжкий. Скоро уже перед Ним мне стоять, потому и пойду завтрева к попу… Сёма дайка ты мне закурить ради христа… Чтой-то тяжко мне и в грудях ажник спёрло.

Семён прикурил самодельную папиросу и передал её деду Сергею.

- Дядя Сергей ты это, таво – не терзай себя зазря. Война, она ведь штука дюже злая и нету тута твоей вины никакой. Видно судьба у той женщины

австрийской такая, не винись… Пусть винятся те, кто войны эти зачинает. Вот пусть у них за каждого убиенного душа кровью обливается… Пойдём-ка лучше помянем своих друзей – товарищей, всех наших хуторских казаков, что головы свои сложили за Родину нашу…

Притихшие казаки встали и, поддерживая деда Сергея под руки, пошли в дом. Там казачки – подружки пели старинную песню, а Минька с

Васяткой уснули на палатях под протяжный напев…

Они спали и во сне видели себя на конях лихими казаками с шашками в руках, бесстрашно скачущими на врага…