Суровой тишиной объятый, Блистая златом куполов, Храм Войсковой, своим набатом, В круг созывает казаков. За лик Святого Николая Рванём из ножен блеск клинков. За честь Сибири и Алтая, Умрём под флагами полков… (из гимна Сибирского казачьего войска) Михаил, опираясь на трость, шёл из госпиталя по центру родного города. Наступала осень девяносто шестого года. «Закончилась» чеченская война и в дагестанском городе Хасавюрте генерал Лебедь, обещавший захватить Чечню одним полком десантников, уже подписал соглашение с Масхадовым о перемирии. Российские войска, обильно полившие своей кровью землю Ичкерии, полностью выходили за её пределы… Михаил шёл и невесёлые мысли о своём ранении и напрасных потерях крутились в его голове… Он гнал эти мысли прочь, но они упрямо не давали покоя. Наконец он мотнул головой и огляделся. Солнце грело ещё почти по-летнему, стремясь отдать последнее нерастраченное тепло. На голубом и чистом небе почти не было туч. Только ветерок стал более резким и бодрил своим холодком, напоминая о том, что на дворе уже сентябрь месяц. Среди яркой зелени уже вовсю были заметны яркие признаки осени: жёлтые и красные листья. Скоро они опадут с деревьев и покроют собой все дороги и дорожки… За зданием бывшего генерал - губернаторского дворца, устремился в небо крест на шпиле колокольни Войскового Никольского собора Сибирского казачьего войска. Михаил завернул за угол и увидел на соборной площади толпу людей в казачьей форме… - Ну вот кто дал вам право на эту форму, на эти награды и погоны, каким-таким геройством вы это заслужили, а ведь кричат о возрождении казачества, клоуны! - мысленно выругался Михаил и перешёл на другую сторону улицы… Лицо его помрачнело и шрам на левой скуле набряк прихлынувшей кровью. Он вспомнил, как две недели назад ему пришло по почте приглашение на казачий круг, который собирал сам себя назначивший атаманом, бывший майор, зам по тылу учебного полка, уволенный из армии за какие-то махинации с продовольствием. Откуда только они узнали о казачьей родовой Михаила? Он и не думал идти на этот круг, но… В гости к Михаилу нагрянул из родной станицы лучший друг и сосед его родного деда – дед Матвей. Станичный балагур и весельчак, никогда и нигде не унывающий Матвей Егорович приехал в Омск к зубному врачу. Вечером за рюмкой чая дед Матвей рассказал о станичных новостях, а потом вдруг увидел на журнальном столике яркий конверт с бросающейся в глаза эмблемой Сибирского казачьего войска. - Мишаня, а что эта за хреновина у тебя такая? Никак от атамана письмо? - Да ну их, Матвей Егорович, к ляду. Орут на всех углах о возрождении казачества, форму надели и кресты на грудь себе навесили, ходят, как ёлки новогодние, золотыми погонами сверкают. Каждый второй из них есаул. На круг приглашают, да я не пойду – неинтересна мне эта колготня. - Мишаня, а давай вместях сходим, уважь старика, дюже мне интересно чё они там гутарить будут. А вдруг, что путное услышу? - Да ничего они путного не скажут. Ну да ладно, давай сходим, раз тебе интересно. На следующий день они с Матвеем Егоровичем уже сидели в зале дома культуры «Химик» и слушали речи, меняющихся один за другим на трибуне ораторов. Михаил заскучал, а дед Матвей слушал всех очень внимательно и то хмурился, а то и улыбался в седые усы. Когда один из ораторов заговорил об отделении Сибири от России, дед подпрыгнул в кресле и во весь голос вскрикнул: «Ни хрена себе! Люди добрые, энто что ж тутака деется?!». На него зашикали и пришлось ему затихнуть. Немного погодя, дед Матвей наклонился к Михаилу и прошептал: - Ёк макарёк, это ж куда они клонят-то Мишук? Испокон веку казаки Сибирь для Россеи обживали, а топерича отлупиться хотят? - Да не слушай ты их Матвей Егорыч. Я ж тебе говорил, что ерунду всякую здесь услышим. Объявили перерыв. - Матвей Егорыч, пошли домой, что-то надоело мне весь этот бред слушать. - Мишук, здеся есть чем горло промочить, а то у меня опосля вчерашнего чая во рту сухота кака - то образовалася? Они зашли в буфет и взяли два по сто коньячку с икряным бутербродиком. Дед выпил и глаза его заблестели. Тут в буфет зашёл немолодой парень в казачьей форме, с погонами есаула. За ним зашли ещё люди в форме и встали в очередь у стойки буфета. Михаил вдруг заметил, как в глазах деда Матвея засверкали весёлые искорки. - Сейчас чего-нибудь отчудит, по всем признакам отчудит, - подумал Михаил и потянул деда к выходу. - Да погодь ты Мишук. Щас я энтим господам казакам проверочку изделаю. Дюже хочется мне их на вшивость проверить. Так хочется ажник в душе свербит. - Дедунь, да брось ты их к ляду, пошли домой, там у меня ещё кой – чего осталось, сказал Михаил и вновь потянул деда к выходу. Но деда Матвея было уже не остановить и ничем не соблазнить. - Чичас я им чуду отчудачу, - Он вывернулся из рук Михаила и мигом оказался у живописной, блещущей крестами и погонами, группы. - Здорово ночевали господа казаки! - И тебе дед не хворать! - А дозвольте вас повеселить и загадку одну загануть? Люди в очереди засмеялись и, не подозревая ещё никакого подвоха, ответили деду: - Да хоть десять! Дед весело подмигнул Михаилу, разгладил усы и пошёл в атаку: - А слыхали вы, господа казаки, срамну поговорку: «Загнать дурака под кожу.»? Ась? Люди в очереди громко рассмеялись и ответили утвердительно. - А скажите мене тогда господа казачки, а что такое есть эта самая дурАка? Ась? Все задумались, стали переглядываться и шушукаться, но ответа не последовало. Михаил с детства знал, что «дурАка» - это совершенно обычное в обиходе сибирских казаков слово и означает оно женскую нагайку или плетку, которой казачки скотину на пастбище выгоняли. Дед Матвей подождал минуту и продолжил уже обращаясь именно к человеку с погонами есаула: - Дозвольте обратиться господин есаул? Тот важно повернул голову и с усмешкой, снисходительно разрешил. - Вопрос у меня будет такой: Вот я потомственный казак чёрт его знает в каком поколении, две войны оттоптал как здрастье, а дослужился токо до сержанта – урядник значится я. Дружок мой Сёма на фронте четыре ордена получил, да медалей несколько штук, а тоже токо одну широку полосу на погонах имеет – вахмистр значится. Вон за мной вишь Мишук с тросточкой стоит – все точки горячи прошёл, только пару – тройку наград получил, да ранений кучу, а погоны у него тоже не шибко важные. Тапереча скажи - ка ты мене старОму господин хороший, с каких таких яиц тебе така радость на плечи вылупилась и откель у тебя Георгии на грудях явились? Ась? Иль ты так хорошо с первой мировой сохранился? Дед распалялся всё больше и больше. Михаилу с трудом удалось оттянуть его от оторопевшего от такого натиска «есаула» и увести прочь. - Не ну ты видал, Мишаня, энтих чудиков. Простых вещей не разумеют, а казаками себя называют. Здря ты меня утянул, я бы им ещё каку–никаку чучу отчебучил… Кресты ешо себе нацепляли, гавнюки сопливые… Дома они ещё посидели за столом, потом деда Матвея сморило, и Михаил увёл его в спальню, где дед, сонно бормоча про услышанное и увиденное, лёг на кровать и через минуту уже выводил горловые рулады. Михаил вернулся на кухню, включил телевизор, но происходящее на экране не доходило до него. Мысли всё время вертелись вокруг сегодняшних ряженых, напяливших на себя незаслуженно казачью форму, погоны и кресты. Они сплошь и рядом кричат о возрождении казачества, но сами либо не имеют к казачеству никакого отношения, либо самое, самое отдаленное. Михаил задумался и память стала выдавать ему картинки из детства. Одно из первых воспоминаний — это широкие деревянные палати над печкой в просторном дому деда, пахнувшие овчиной. Оттуда, сверху маленький Мишка смотрит вниз на праздничное застолье и с удовольствием слушает протяжную казачью песню. С божницы на него почти в упор смотрит Никола, которого никак нельзя трогать, а уж тем более ронять — дурная примета, «божа обидится», как говорила бабуля. А так хочется заглянуть за икону, ведь именно там бабушка вместе с документами хранит заветную коробочку с дедовскими орденами и медалями. Но нельзя, а то бабушка может и дурАкой отходить по спине или пониже. Вспомнилась Михаилу и «кровавая» битва в роще за хутором. Бились с пацанами из двух соседних деревень. Что-то не поделили в детской игре, деревенские стали обзывать Мишку и его друзей-товарищей казюлями, самарятами узкоглазыми и челдонами желтопупыми. Вот тут-то и начался нешуточный бой. Обидно стало маленьким казакам за непонятные прозвища… Ну казюли более - менее ясно — так издавна за глаза дразнили казаков. А вот при чем здесь Самара и желтопупые челдоны? Этого Мишка не знал. Вот тогда, наверное, Мишка впервые обратился к деду с вопросом о своих предках. Дед Семён по меркам тех лет был грамотный и начитанный, прошел полностью две войны и очень много знал из истории нашего родного края. Не раз до и после войны нанимался он проводником к геологам, археологам и краеведам. Именно дед Семён тогда и рассказал Мишке, что его предки появились в Сибири задолго до Ермака и Самара здесь ни при чем. Просто казаки и беглые русские стали роднится с сарматами-скифами, выходцами с Дона, что жили в районах Тобольска и Усть-Ишима. Потом казаки стали шутливо называть детей, родившихся от брака казака с женщиной-сарматкой, САМАРЬЯТАМИ. Так с тех пор и приклеилось это прозвище. Челдон же происходит от того же скифо-сарматского. «Дон» на скифо-сарматском «Река». «Человек» статус в иерархии русской общности. Получается «человек реки» или живущий у реки. Что полностью соответствует действительности. В то время в Сибири было мало русских и зачастую казаки брали себе в жены татарок. Более поздние посёльщики стали потом поддразнивать казаков «желтопупыми», как бы намекая на то, что в их крови есть примесь монголоидной расы. Мишка помнил, как будучи совсем маленьким, он поднимал майку и всем показывал, что пуп у него не желтый. Михаил улыбнулся своим детским воспоминаниям… Став взрослее, он много часов просиживал в библиотеках Омска, искал материалы и документы о сибирских казаках в общем, и своих предках в частности. Дальнейшая служба в спецназе очень помогла ему. Именно там ему выдали сильнодействующее удостоверение, позволявшее работать в различных архивах и дававшее доступ ко многим секретным документам. Так постепенно, кирпичик к кирпичику складывалось прочная стена его «Родовой». Эту стену ещё предстояло долго восстанавливать, но уже сейчас, Михаил чувствовал, как предки стали сзади прочной опорой - стеной, которой можно гордиться и на которую можно опереться в трудную минуту. Предки - они теперь всегда незримо присутствовали в душе Михаила. Давали ему силы… Он снова вспомнил сегодняшнее собрание и споры о возрождении казачества… Все это напомнило ему басню Крылова «Лебедь, Щука и Рак». Нет, да и не может быть единого мнения у этих «ряженых». Они и дальше с пеной у рта будут вести эти бесполезные споры. Лично для себя Михаил давно уяснил, что возрождение нужно начинать не с внешних атрибутов, не с погон и крестов на груди, а с крестов на станичных кладбищах, со своих истоков. Нужно начинать со своей собственной души и души своих детей и внуков… Михаил вздохнул и вспомнил слова деда Семёна, которые стали девизом всей его жизни: - Казак – это состояние души, а не лампасы на штанах. Михаил посмотрел в окно, вечерело… Завтра он возьмёт с собой сынишку и отвезёт деда Матвея на хутор, потом они с дедом Семёном пойдут на станичное кладбище. Туда где покоится гордость и слава их родовой. Им, потомкам Сибирских казаков – первопроходцев, нет нужды возрождаться, ведь они никогда не теряли свои широко раскинувшиеся корни… "Нам ощущать себя в тысячелетьи, Учитывать слагаемые суммы, Знать формулу своей сложнейшей крови, Доказывать себя как теорему На основаньи линий родословья..." 9 июня 1924 года Л. Лихачёв | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
