У меня дома на подоконнике растут в горшках индийский лук и алоэ. На кухонном столе стоит банка с японским молочным грибком. В тумбочке лежат аппликаторы Айрес и пачка с капсулами пептидов Хавинсона. А медицинский полис не знаю, где валяется.

- Почему? - вы спросите.

Из жизненного опыта.

Много лет назад моя знакомая, Зина Каретникова, скромная, трудолюбивая женщина сорока пяти лет, пришла к участковому терапевту с жалобой на невыносимую головную боль. Молодая докторша измерила пациентке температуру, давление, прослушала сердце и легкие – и отказала в оформлении больничного листа, обвинив Зину в симуляции. Ей даже не пришло в голову отправить женщину к другим специалистам. Через полмесяца симулянтка умерла. Вскрытие показало обширную опухоль мозга.

Младший брат моей подруги в те же времена пришел в поселковую поликлинику с температурой 39 и нарывами на гландах – у парня была фолликулярная ангина. Наследница Гиппократа заглянула больному в горло, лопаточкой выдавила нарывы и спокойно сказала:

- Иди, работай.

Моего отца вечером увезли в больницу с приступом острого панкреатита. Разбираться не стали, поставили капельницу с обезболивающим и велели дожидаться утреннего обхода. При обходе врач почему-то ничего экстраординарного не увидел, (наверно, обезболивающее смазано картину), а на мой вопрос – можно ли кормить? – равнодушно ответил:

- Можно. Первый стол.

Это сейчас достаточно заглянуть в Интернет и прочитать, что про таком приступе пища вызывает новый приступ невыносимой боли, поэтому необходимы три дня голодной диеты… Но тогда я послушно выяснила, что такое первый стол, сбегала за молоком и творогом и с ложечки покормила папу. Еще и возмущенно сказала:

- Ведь ничего толком не сказали! Вызову такси и отвезу тебя домой.

Папа радостно улыбнулся, но тут же лицо его исказилось, губы посинели…

Я кинулась за медсестрой. Та пила чаек, и на мой вопль о помощи невозмутимо ответила:

- Не умрет.

- А если умрет? Никогда его таким не видела!

Через десять минут папа умер у меня на руках, несмотря на все старания перепуганной медсестры. Равнодушное разрешение врача убило его вернее, чем пуля… А ведь Скорая привезла папу с именно с этим диагнозом – приступ острого панкреатита…

Я сама тоже однажды попала в ласковые руки бесплатной медицины. В доме отдыха играла в волейбол, выпрыгнула к сетке и показалось, словно выстрелили в ногу. Медсестра, особо не заморачиваясь, определила сильное растяжение сухожилия, наложила тугую повязку и велела лежать, пока не станет легче. Ступня при ходьбе отлетала, боль была адской, но растяжение связок – фигня… И я – уже дома – растирала голень и лодыжку тигровой мазью, ходила на короткие прогулки и ждала, пока пройдет. Не проходило.

Был конец августа и с меня на работе потребовали справку об освобождении от сельхозработ, поскольку всем ясно было, что в картофельной борозде мне делать нечего, разве что лежать с больной ногой.

Добывание справки превратилось в настоящую пытку. До центральной больницы города, где было травматологическое отделение, надо было добираться на двух всегда переполненных автобусах. Боль в ноге становилась в этом путешествии почти нестерпимой. А кто бы мне, молодой девице, место уступил?

Кататься пришлось два раза. Сначала поехала во второй половине дня. Врач, злющий, небритый, усталый, услышав о справке, тут же переадресовал пациентку к начальнику отделения. На мою просьбу посмотреть пострадавшую конечность (Ведь больно же… Очень…), ответил резким отказом.

На следующий день отправилась с утра. Ждала часа два, двум врачам попыталась предъявить свою травму, но оба, услышав о справке, испуганно отказывались… Пришел начальник, посмотрел на меня, как на злостную симулянтку и, наконец, поинтересовался:

- Показывайте, что там у Вас?

Поскуливая от боли и обиды, я стащила кроссовку, размотала бинт и залезла на каталку. Начальник под мой хриплый вой повертел ступню и радостно объявил:

- Полюбуйтесь, коллеги, полный разрыв ахиллова сухожилия. Третий после Брумеля и Плисецкой. – и спросил у меня, - Зашивать будете?

- А надо? Мне, вообще-то, справка нужна…

- Дадим Вам справку, - отмахнулся досадливо начальник и пояснил, - Надо зашивать, полный разрыв сам не срастается…

Под смущенными взглядами травматологов я замотала ногу, обулась и с двумя бумажками, справкой и направлением на операцию, похромала в клиническое отделение.

Там было еще веселее. Стальная дама в белом халате и шапочке, пойманная мной в коридоре, взяла направление, ознакомилась и удивленно спросила:

- У кого разрыв?

- У меня…

- Женщина, не морочьте мне голову! С полным разрывом ахиллова сухожилия не приходят. С ним приносят на носилках!

- Но это не я морочу… Это Руссков, начальник травмопункта…

Дама посмотрела на меня, как все три предыдущих хирурга, вместе взятые.

- Тогда подождите пару часов. Освобожусь – посмотрю.

Так я и не сшила свое сухожилие. Покурила на лавочке около больничного корпуса и подумала, что с таким чудовищным равнодушием они мне в ноге еще и скальпель оставят. Справку дали – и ладно.

В сентябре в НИИ пришла разнарядка на курсы повышения квалификации при Московском инженерно-физическом институте. Два раза в неделю… Да провались эта нога, когда такая возможность…. Через полгода поездок за новыми знаниями у меня даже хромота прошла. Наработались мышцы, поддерживающие ступню взамен порванного сухожилия…

Но такая линия поведения хороша для себя. А когда в опасности любимые люди – ведь не простишь себе, если не обратишься за помощью к специалистам.

Надежные руки медиков отправили на тот свет мою маму и мужа….

Но почему? Ведь был же умница-врач на Скорой, который спас моего отца – задолго до того страшного приступа – от отека легких. Два часа шла настоящая борьба… Вытащил. В больнице папу положили в коридор и ничего предпринимать не стали – Скорая все сделала.

И сейчас есть хирурги, терапевты, эндокринологи, легенды о которых ходят по городу, мол, настоящий врач! Но их мало. А что же остальные, с их высшим образованием, клятвой Гиппократа, со всей мощью современной медицины, с вековым опытом лечения людей, от Авиценны до Гамалеи?

Ответ я получила недавно, прочитав страшную книгу Юлия Марголина «Путешествие в страну зэ-ка».

Среди всех воспоминаний о ГУЛАГе это, пожалуй, самая талантливая, горькая и точная. Автор, философ, интеллигент, настоящий ученый, не прошел сталинского воспитания, вбитого страхом, фальшивыми процессами и звонкими лозунгами в головы населения шестой части земли. Поэтому увидел многое. Например, Санчасть. Учреждение, порожденное ложью ГУЛАГа, и протянувшее свои щупальца даже в сегодняшние дни.

В Санчасти выражение Сенеки «miser res sacra» (несчастный – свят), которое со временем стало воплощением христианской доктрины о милосердии к нуждающимся, превратилось в лозунг «miser res utilis» (несчастный – используемый). Излечение больных людей вовсе не являлось целью лагерной больницы. Текущий ремонт инструмента-раба для дальнейшего рабского труда на благо государства.

А только ли лагерной? Жесткий контроль по всей территории Советского Союза за выдачей врачами листков нетрудоспособности – уже не секрет. И врач, не выдавший такой листок юноше, больному ангиной, обрекая его тем самым на разрушение сердечно-сосудистой системы – с точки зрения государства прав.

И персонал медицинских учреждений, равнодушием своим сводящий в могилу безденежных пенсионеров, тоже в своем праве. Кому они нужны, эти старики? И какая экономия на пенсиях!

Пусть не обижаются на меня настоящие врачи. Я знаю, что они есть. Но как понять, к такому ли ты человеку попадешь, или к чиновнику с холодным сердцем? Так что на всякий случай дай мне Бог не попасть в Санчасть в конце пути…