Лирическое арт-фэнтэзи

 

Вы все, наверное, знаете, что значит быть новенькой в классе? И я

оказалась новенькой. В рюшечках, оборочках в плиссированной юбочке и

при косичках на прямой строгий пробор - так нарядила меня мама, чтобы

выглядеть дружелюбным интерфейсом.

В классе рядами стояли зеленые парты, про которые

рассказывал отец, такие были давным-давно в гимназиях; странное

название для школы, от слова «гимн», гимн знаниям ? Такая вот

патетика, что родители отправили меня в строгих белых воротничках в

новую школу.

Свободных мест было только два. В последнем ряду сидел мальчик,

и не надо было долго его разглядывать, чтобы понять - он

самодовольный любимчик преподавателей и предмет воздыханий

девчонок . Он с грохотом трансформировал столешницу парты ,

примитивно откинув деревянную доску. Теперь я соглашусь с отцом, что

они смешные,- сам же любимчик сдвинулся на край лавки , любезным

жестом приглашая сесть с ним рядом еще одну жертву своей

неотразимости.

Но за первой партой сидела девочка: легкие белые кудряшки,

тонкие пальцы зябко прятались в кружевные старомодные манжеты.

Она смотрела в окно, единственная, кто не разглядывал меня. Наконец

она медленно повернулась ко мне лицом.

 

До сих пор не знаю, что заставило меня сесть рядом с ней. От

неожиданности я сначала испугалась, ведь мама велела адаптироваться -

вот я и отключила телепатию и сенсорное видение. Девочка протянула

мне руку, покрасневшую, шершавую, с посиневшими ногтями. Длинный

тонкий, костлявый и совсем не курносый носик, как обещали кудряшки,

делил лицо на грустную левую и правую веселую половину, словно оно

было придумано художником- сюрреалистом, или самим Лапшиным, а

может он и не сюрреалист, но вспомнился именно он, одна грустная

девочка с опущенным уголком тонких губ, а другая веселая девочка

смеялась мелкими желтыми зубками, похоже надо мной.

 

После первого страха и неприязни ,следом пришло сострадание, и

мне захотелось перебороть в себе и то и другое. Конечно, веселее было

бы позубоскалить с мальчиком за дальней партой, вместо этого я

неуверенно протянула руку несчастной страдалице, пересиливая желание

отдернуть её. Считая неприличным выражение жалости, я выдавила

улыбку и обреченно опустилась рядом с кудряшками.

Её глаза наполнились слезами благодарности. Это теперь я знаю,

что нельзя приручать к себе людей вежливыми словами - многим они

покажутся гипнотически - ласковыми, сострадательными.

И совсем не хотелось признаваться себе , что сильное смущение и

постыдное стеснение , не давали мне пройти через весь класс под

пристальными взглядами прямо на призыв мальчика-красавца , а этот

пушистый бант, что навязала мне мама в косу- я его ненавидела, и бант, и

маму, и косу, и мальчика, и все из-за этой девочки! Как все сложно на

этой ранней Земле.

Её звали Магдалена. Славная такая, тихая. Им, одноклассникам ,

виделось, как легкие кудряшки обрамляли трогательное прозрачное

лицо, а длинный нос казался «творческим» носиком . Когда слезы

высохли, глаза удивили разным цветом : один зеленый , другой -

голубой как у хаски, что признавалось исключительностью и

признаком особой породы. Форму и косички с бантом Магдалена не

носила, но каждый понедельник вся школа ждала новых затейливых

воротничков с манжетами на её нелепых чудоковатых платьях .

 

Несмотря на то , что мать культивировала во мне женственность, я в

тот же первый день , вернувшись из школы, с радостью, что появился

повод, безжалостно коротко остригла волосы, надела отцовский

гражданский пиджак, и с тех пор больше его не снимала ни в школе,

ни дома.

 

Сейчас я сравнила бы один из воротничков Магдалены с ушками

плейбойского зайчика , а тогда нас приводили в трепет складки с

потайными карманами на её юбках, даже меня, видавшую поболе , чем

они в этих школах из дерева.

- Как ты можешь такое носить, это не модно, прямо французский

капеллан.

- Это Кока подарила свою бывшую гимназическую.

- Ты похожа в ней на юную старушку!

- Или на старую девочку? - она смиренно опускала голову .

Дразнить за платье и манжеты скоро стало неинтересно:

Магдалена не обижалась, робко смотрела с застенчивостью принцессы

Дианы и не плакала.

Один Вовка садился на всех уроках за ней, лишь бы дождаться,

как она повернет божественную головку и спросит забияку без

слезинки от боли, хотя он только что сильно дернул её за локон :

- Ты чего? - спрашивала устало, словно она терпит это уже

несколько веков.

Юродивая. Как такую обидеть? Несмотря на несуразности лица, она

была парадоксально хорошенькая, я стала умиленно -насмешливо звать

её «умничкой Люси», а не как все : Магдаленуся. За наивность её

считали глупенькой, за простодушие - дурочкой. Но не я. А имя

неожиданно к ней прилипло, умничка Люси.

На мой взгляд, а меня считали самой умной девочкой в классе, уж

не знаю почему- я не спрашивала, иначе это будет глупо; так вот , на

мой взгляд , странность заключалась совсем в другом - она всегда

торопилась домой:

- У меня мама дома одна,- часто говорила она . - Как бы с ней чего

не вышло.

И бежала со всех ног домой.

Намного позже мы узнали, уже после тех самых , перевернувших

сознание земных девочек, событий, что она жила без мамы , с одной

лишь старенькой Кокой. Мы толком не знали, кем она приходилась

Люси: то ли бабушкой, а может феей -крестной, но Кока почему-то, так

Люси сказала. Со мной она становилась более откровенна:

- Прости меня не могу я с вами пойти меня небо держит !

Понимать её совсем непросто: она говорила монотонно как поэтесса

декаданс, без интонаций, будто в одно слово все предложения без знаков

препинания. Вот так её и читайте- без запятых.

Раз меня считали умной, по долгу дружбы я давала советы Люси :

- Не рассказывай про себя больше никому!

- Ты меня все время останавливаешь с другими не бывает так

разве я ненормальная что со мной не так ?- спрашивала она без испуга.

- Бывает, конечно, - отвечаю,- почувствовать взгляд на затылке

или на спине вполне возможно, скажет любой подросток. У меня тоже

есть секрет: я слушаю тайком по ночам радио : по «Голосу Америки» и

«БиБиСи» рассказывали, что физические тела двигаются гораздо

медленнее , чем их мысли и чувства, поэтому твое тело может поймать

чужую биоэлектрическую волну и ощутить как свою, или, наоборот,

свою - как чужую догнать! Вот тогда появляется чужой взгляд на затылке.

- Но это не взгляд.

- Люси, не важно! Взгляд, небо, затылок, все равно- молчи!

- Ветер вырвал клок души

размазал по небу теперь ищи...

- Молчим обе, я не скажу никому, клянусь!

... небо вернуть его не захотело, Оно заполнило мое тело... -

- продолжала умничка Люси, и мы бродили кругами так же монотонно

вокруг её дома, пока она не угомонилась и перестала говорить стихами.

Не стала я ей рассказывать, как зимой несколько раз бегала в

мороз по улицам, где много народу ходит, чтобы поймать эти чужие

биоэлектрические волны.

- В мороз мыслей больше разве, - спросила бы Люси. Её

вопросы всегда глупые .

- Когда еще? В мороз , конечно, тогда скорость меньше из-за

температуры и воздух разряженнее. Это как кипятить сырую и уже

кипяченую воду: вскипят с разной скоростью из-за плотности и

насыщенности....

Но я про Люси. Её утверждение про небо на самом деле... Ладно, все по-

порядку.

 

В старших классах мы дружили только друг с другом. Даже в

лирическую осень мальчики не стремились за нами носить портфели , и

я сама поволокла её в парк собирать цветные листья.

- Не могу нельзя далеко уходить от дома у меня голова

начинает болеть вот здесь на затылке посмотри видишь что-нибудь?

- Как я могу понять , что она болит? Нет вида больной головы и

здоровой ни в одном учебнике.

- Потрогай вот здесь ничего не торчит?

- Ну пальпирую - ничего нет. Что там должно быть?

- Веревочки.

- На макушке?

- Веревочки недавно появились ..теперь я их постоянно

ощущаю.

- Растут что ли? Чешутся ?- посмеивалась я , конечно.

- Дай руки вот они начинаются с макушки идут вверх в небо,

- и она провела бледными пальцами по невидимым мне веревочкам.

- Уж если я не вижу!

- Закрой глаза сконцентрируйся потрогай снова, - настаивала

она.

- Веревочка проходит через мой затылок небо держит за эти

веревочки не уйдешь никуда далеко оно строже мамы всегда за мной

следит ты должна видеть мои веревочки ты должна меня понимать

должна видеть должна видеть...

Пришлось притворится , что вглядываюсь, и мне вдруг показалось,

как Люси пытается идти вперед, но её субтильное тело пружинит назад.

- Если бы ты просто не играла с нами - еще ладно, а вот небо на

веревках - это уж слишком! Очень странно даже для меня, хотя я как

умная , многое допускаю из непознанного. Уверяю, веревки из неба

через-чур.

- Ты совсем меня не любишь на самом деле узнай со всеми так

случается со мной одной ли...

Последовал тихий плач и мелкое дрожание кудряшек:

- Осень сменила наряд для приличия

моя могила в цветах будет клумбой публичною...

- Ну , перестань, - я выдавила из себя как можно мягче, - да,

видела, тебя держит что-то, буду слушать радио и читать , попытаюсь

понять твои ощущения , но их недостаточно для познания.Что ты ,

например, можешь противопоставить Аристотелю кроме своих ощущений,

глупая девочка, ощущения , ощущения- примитивная категория.

 

Честное слово, не знаю, никому я не рассказывала, но вся школа

вскоре шепталась про веревки в затылке умнички Люси, которыми она

подвязана к небу .

Насмешек она , милая и добрая, избежала . Издевки сыпались на меня,

долговязую, резкую, в мужском пиджаке в любую погоду :

- Эй ты, умная! Не боишься юродивой стать?

- Какого цвета шнурки на её голове ,тоже разные? Ты их

щупала? Она их гладит?

- Да она сама странная! Та еще парочка! А чё ты не лысая?

- Че ты такая умная с другими умными не водишься? Тебя кто на

веревках держит?

 

Школа Люси давалась тяжело, приходилось зубрить, потому

что понять избирательность моей памяти способом осмысления

образности мышления или построением логического ассоциативного ряда

, она не могла.

Люси вызывали к доске , и весь класс с удовольствием ей

подсказывал. Она краснела-бледнела , путалась еще больше, после тихо

складывала ручки в кулачок , молча раскачиваясь как Дастин Хоффман.

В эти минуты я её ненавидела. Ведь бывает она нормальной настолько,

что забываешь про юродивость её лица, или оно менялось все -таки?!

И опять не понимаю, что меня заставило, какие комплексы, и что

мною двигало , но я сама себя обременила ходить к ней по вечерам

домой вместе делать уроки, как-никак выпускной класс. За что Кока из

старинной царской гимназии кормила меня домашним вареньем из

мелких диких светящихся яблочек с хвостиками. Признаюсь!

Приходила из-за варенья, такого не встречала еще ни на одной планете..

Ну , ладно, на прежней моей планете.

Каждый раз, когда я возвращалась назад по темному скверу ,

приключались со мной неприятные вещи: ноги не бежали по

обыкновению моего характера, вздорного и резкого, а вязли. Мои ступни

приходилось подымать от асфальта с усилием, их снова и снова

затягивало вниз , они чудовищно удлинялись и уходили в глубь Земли.

От желания достать их руки мои вырастали до огромности , я

чувствовала их тяжесть, но они подчинялись мне и водружали на

поверхность дороги мои ноги.

Я огляделась. К моему удивлению , другие прохожие в осиновой

аллее, что тянулась от их дома , испытывали те же мучения, но стыдливо

делали вид словно ничего не происходит. Лишь на перекрестке с

одиноким фонарем дорога твердела , руки и ноги возвращались в

нормальные размеры .

 

С весной усилилась моя сосудистая дистония , отец говорил, что

адаптация к планете Земля проходит слишком медленно, а мама, которой я

никогда ничего не рассказывала, почему -то все равно всегда все знала и

однажды за ужином произнесла:

- У тебя силы воевать с асфальтом не иссякли ? Может тебе

выбрать другую девочку в подружки.

 

Весна оказалась затяжная, люди на аллее к Люсиному дому встречались

все реже, а чувство вины мое

гипертрофировалось. Отчаявшись, я поборола рефлексию и сказала Люсе:

- У вас я объедаюсь вареньем, плохо с тобой занимаюсь, жалею,

тебя , а не дружу , и как наказание - ноги мои тонут между старых

мрачных осин, руки увеличиваются до размеров пятиэтажки , делая

ничтожным тело и бесполезным ум . Вряд ли я могу тебе помогать.

- Пейзаж унылый погода удручала аллея Кока милая

предупреждала раз мы такие одинаковые буду с тобой поступать в

университет ... продолжала монотонно Люси.

Вот неожиданное заключение. Что она со мной делает? И я завопила:

- Ты? Я? Одинаковые?! Что ты про меня знаешь? Про мои

воплощения на разных планетах! И вообще- я стриженая, ты еще не

заметила? И не блондинка с завитушками! И глаза у меня одинаковые -

карие! Но главное: я симметричная, поэтому и мысли у меня

гармоничные. Я не подражаю тебе стихами, просто шиза заразна. Все

кончено. Извини.

 

Я перестала заниматься уроками с бывшей подружкой умничкой

Люси, с облегчением выдохнула - и чувство вины вскоре ушло, может,

рассеялось где-то в космосе, может быть, усохло, стало совсем

маленьким, могло уже поместиться в детскую розетку для варенья.

 

Мир становился лучше без моих стараний .

Мы заканчивали школу. Мальчишки в восторге ожидали свободы.

Девочки «истерили» все до одной. Люси похудела до синюшности

призрака, но жидкий аттестат для университета получила .

Одна преграда: еще четыре вступительных экзамена впереди. Люси

зубрила, иступлено ходила с учебниками, читала вслух, приставала к нам

с вопросами, грызла ногти, слюнявила кудряшки и теперь все её лицо

было печальным, правая половинка больше не смеялась , а только

кривила рот, но самое жуткое- на нервной почве она стала кокетничать с

мальчиками и даже строила глазки. Все потешались. Но не я.

Предчувствие обреченности одолело мной как в осиновой аллее, но

мое стремление в науку ничто не могло поколебать! Знания с их

бесконечностью избавляли от всех комплексов , как широкоплечий

пиджак от недоразвитой груди тинейджера.

Я отметала все на пути в университет, включая одноклассников с

их подростковыми ощущениями по изучению инстинктов собственного

тела. Менторски наставляла :

- Забудь про мальчиков, дорогая! Все -таки ты моя бывшая

подруга, ибо ощущение по Аристотелю - ступень первого низшего

познания...

Люси меня перебила:

- Аристотель женщина или мужчина начать с высокого хочу

Аристотеля для первого низшего познания, - при этом её черный зрачок

глаза хаски расширился, отражая меня .

- Надо волосы еще короче, чтоб не закудрявится как ты, ужас, -

подумала я , смело глядя прямо в него, но вслух сказала:

- Как дура! Счас какая половина твоего лица это говорит?

Безграничность познания дает свободу, а все мелкое, земное - лишнее,

 оно захламляет . Непременно обсужу с ним , когда дисер начну писать,

поспорим. Вряд ли он с абитурой разговаривать будет.

- Аристотель дождется тебя ?

- Дождется. Там,где он, торопиться некуда. Это у нас с тобой

времени мало - фантазия в мозгах кончается с уходом молодости. В

тридцать лет будет поздно - в голове останется ленивый жирный мякиш

.

- Страшно куда уходит вода после дождя уходит как мысль

путешествует по земле хочу путешествовать по небу с Аристотелем ,- вот

такие у Люси идеи появились.

- Кто из нас умный? Кто зубрит, как ты по ночам , тот и умный?

Это я путешествую, а ты только мечтать научилась! У меня! Да, и вот

что, для тебя Аристотель - женщина, понятно! А я, Люси про тебя все

знаю и понимаю!

- Я теперь Люси Про

- Каждый слышит то , что хочет.

- Подруга вернулась к Магдаленусе Люсе про ...я Люси про ...

Я ушла, махнув рукой : учишь что не попадя.

 

На первый экзамен мы с утра пораньше пошли вместе, как подружки.

Я как обычно неслась , рассекая перед собой воздух .

ЛюсиПро бежала за мной , да где ей. Не слыша её шагов, полагая что она

отстала сильно, я хотела оглянуться и утешить её, но не смогла : мою

спину , голову , шею сковал металлический стержень. В меня

бесцеремонно влезали, но сначала - будто посадили на кол, если бы я

была бабочкой на иголке. Я примитивно, до боли , ощутила всем телом

, как в меня бесцеремонно влезали, но сначала посадили на кол для

позора - смотрите все: она была умная! Она была слишком умная! Кто- то

также , как я сама,был одержим жаждой знаний, отчаянно хотел

докопаться до сути моих способностей и украсть их, но сначала

поиздеваться надо мной.

 

- Это мой ум!- кричала я. - Я сама дошла до знаний! Не знаю как -

просто знаю и все!

Я защищалась, создавая электрическое поле над своей головой ,

боролась неизвестно с кем , но свой ум не желала отдавать . Я видела

и чувствовала , как ржавая мотыга между лопаток выгребала мои

мозги и мысли, раз невозможно было прочитать их с затылка. Меня

сверлили - так , наверно ,сверлят железным буром вечную мерзлоту,

глубоко загоняя штырь для взятия пробы. Брызги лифмы и физраствора с

кусками одежды разлетались во все стороны...

Я все видела, все ощущала, теперь уже как Люси , но упрямо шла

на экзамен, решив : ни за что не буду оглядываться назад , ни на кого и

ни на что - я уже знаю, что там происходит!

За мной в погоню послали лошадь Фузели с выпученными глазами ,

её морда в вонючей пене вот-вот залезет ко мне в ухо, высосет мой мозг и

мою душу! Но там ,позади меня , я оставила далеко одну должна быть

Люси Про! Может её забрызгало кровью и моими соплями? Она напугана?

Она слишком впечатлительна. Надо её спасать!

- Люси, ты там как? Не бойся !- закричала я.

С проглоченным колом, я развернулась всем телом по волчьи .

Поразительно! Подруга еле плелась за мной, но не отстала ни на шаг.

Я убегала от неё как девочка на шаре? Как только я оказалась с

ней лицом к лицу , мотыга в моей спине отозвалась обычным

почесыванием между лопаток.

Люси Про смотрела безропотно, за её спиной никто не прятался с

лопатой , пальчики притаились в складках гимназического платья такой

же древней Коки.

- Успела спрятать поводья? Раз так есть, значит так и должно быть, -

сомнамбулически заявила я.- Некогда мне заморачиваться с тобой да

Кокой. На кой черт - пусть идет как идет и я иду.

- Что есть что значит должно быть ?- знакомый сплошняк слов

без интонаций меня даже успокоил - хоть одна стабильность .

- Надо торопиться ! Ты не устала? - и я прибавила шагу не

дожидаясь ответа.

Пока моя энергия оставалась при мне , а не перекатилась на хавткорт

к неведомому противнику, я сдам свой экзамен .

- Догоняй! Займу тебе очередь, хочешь?- бросила я ей. - Больше

к тебе не оглянусь!

- Хочу хочу место за твоей за спиной ...не бросай меня .. спасайся

дойду не спеша ...волнуйся за меня ...голова у меня болит твоя... - она

бормотала всякую чушь, глотая слова на бегу.

 

На экзамен я влетела первая. Комиссию , похоже, мой вид удручал ,

ведь я тащила за собой весь пилатон Люси Про: с мотыгами, лошадьми,

Коками...я точно знала, что все из-за неё.

- Вам не хорошо, может пойдете последней, соберитесь ,

успокойтесь?

- Нет, я сразу сдам без подготовки, - отвечала я .

 

Стоило мне прочесть экзаменационный билет, как мои знания в

воспаленном мозге немедленно ртутью начали подыматься из глубоких

тоннелей , точно лихорадочная температура над красной отметкой

старомодного градусника. Мобилизация стресса по теории Селье

активировала информационные блоки мозга - именно на неё я всегда

рассчитывала: я вспоминала то, чего никогда не учила и никогда не

читала, и не слышала, и даже не считывала глазами -матрицами.

Информация приходила извне сама по себе , если такая имелась хоть в

каком-нибудь пространстве и времени, но экзаменационные билеты-

требовали стандартных знаний, так мне надо было приложить усилия для

работы мозга , чтобы найти эту информацию, но не вспоминать школьный

и пройденный как здесь говорят на Земле « материал».

Удачно. Даже игриво. Сдала на Отлично.

Первый экзамен и Люська сдала , пусть и не на отлично. Кто бы мог

подумать? Неужели ей из сострадания...или?!

 

На второй экзамен , снова испытав , забитое мной в чулан чувство

вины, я отправилась без подруги , изменила привычке и без тщеславия

зашла незамеченной где-то в середине. Удачно. Даже игриво. Отлично.

Люси Про второй экзамен чуть не завалила, но кудряшки , цветные

глазки ,как Вовку с задней парты, уверена, умиляли, вызывая

эмоциональный паралич экзаменационной комиссии.

Настырность Люси Про превозмогала усталость и тупость.

Моя настырность заставила схитрить из разумного эгоизма .

К третьему экзамену , мне казалось, я закалила свою выдержку,

решила - дождусь , когда она прежде меня покончит с третьим

испытанием, тогда спокойно зайду сама.

Люси пришла с видом незрячей совы на свету, в безмолвной тоскливой

экзистенциальности вытянула билет.

В этот раз её держали на комиссии дольше всех, я нетерпеливо

подошла к дверям кабинета, готовая использовать запрещенную мне

родителями какую-либо трансформацию и подсмотреть , что там

происходит с ней, но вот она с трудом протиснулась в дверях из

аудитории, не в силах открыть их без нашей помощи.

С её появлением все притихли , сжались от резко подступившего

ощущения передавшейся нам тоски, недвижно за ней наблюдали.

Но не я.

Вот возникла из эфира темная накидка с капюшоном, опутала

Люси Про всю, скрыла её голову, опустилась на плечи ...и они тотчас

вылетели обе как единое целое черной простыней в окно, показалось-

будто Люси выбросилась из окна... Я бросилась следом за ней поймать или

ухватить за накидку, однако она уже неслась над тротуаром , капюшон

сорвало с её головы. Острый профиль, водянистые глаза , разметавшиеся

кудри в безветренную погоду пугали. "Мятежность" окружала только её.

Чем дольше я смотрела на Люси в летящей мантии , которая не

спрятала лишь белый воротничок - «ушки капеллана», тем дальше

уходило от меня все любимое и ясное в простоте трехмерной реальности.

Люси опутывала меня как завихрение полтергейса в пустом углу,

и без того скованную , с ощущением свинцовых ног... Я не заметила, как

ко мне подобралось очередное примитивное ощущение по Аристотелю :

меня пронзил сильный удар - прямо в черепную коробку, порвал мою

ослабленную защиту от черноты , приняв её за дряблый воздушный

шарик. С неба спускалась хитроумная блестящая медная воронка , не

спеша, без разгона она вкручивалась мне голову, а маленький насос ,

как в спущенное колесо, начал нагнетать в неё темную жижу . Седая и

такая же кудряво-лохматая, Люсина Кока добродушно разбавляла эту

жижицу вареньем, крошила в него иероглифы воротничков и

манжеты, обсасывала яблочки и бросала туда же, хвостики застревали в

воронке и противно скрежетали по металлу.

Сознание уходило из моей головы с судорогами . Злая птица

инкубом уселась на мою грудь, ударила под ключицу, сдавила ребра,

коварно щебетала:

- Подожди, не теряй сознание, не увидишь самое интересное. Ты

все умничаешь, любознательная ты наша . Надо смотреть - так страшнее!

Птичьи когти царапали до крови, лезли под пиджак. Хотелось

орать «Криком» Мунка , но рот зажало инсультным мычанием.

 

- Следующий!- крик не Мунка, а секретаря декана за шкирку втащил

меня обратно в родное пространство, простецкое и удобное своей трех-

мерностью, такое знакомое по масштабу трехкомнатной квартиры.

- На кого ты там засмотрелась? Иди сдавай!

- Какие девочки на первом курсе! - разболтанный абитуриент

дергал меня за локоть.

Настоящее пространство возвращалось из изгибов и преломлений

времени. Боли и судороги исчезли. Присутствие Люси исчезло.

 

Я сдала удачно. Даже игриво.

Список будущих студентов становился все короче, сколько из него

уже повылетало. Но не я. Нетерпеливо и тщеславно, я сдала первая

свой последний вступительный . Уверенно. Отлично.

На четвертый экзамен Люси не появилась, комиссия собиралась уходить

. Мы просили подождать, и уже освободившиеся, несколько девочек

пошли за ней домой, беспокоясь , что она опоздает.

 

Дверь в её комнату открылась сама.

В комнате ярко светило солнце. На улице шел дождь.

Посреди комнаты под потолком на тонких шнурах висела Люси.

Белые кудряшки золотились под низким земным светилом, скрывали

ее лицо. Голова с утонченным профилем казалось безжизненно

поникла. Туго витые шнуры насквозь шли через затылок и

устремлялись далеко ввысь , рассекая потолки до самого неба, туда, где

не бывает дождей.

Пол под её ногами растворился , превратившись в водную гладь .

В ней отражались ватные белые облака , там среди них вниз головой

ходила её мама , грозила пальцем дочери , но собирала портфель в

школу.

На стене выделялась фотография в черной раме : её мать со

скрещенными руками в гробу , приникшая к нему Люси Про, тогда еще

была она совсем маленькой Магдаленой с длинными витыми косами,

симметричным личиком,они корабельными канатами ниспадали до пола

, но лицо смотрело на нас .

- Так вот, где я её видела, средневековая девочка с портрета

Лукаса Кранаха! - сказала самая образованная из абитуриенток.

 

Кока на нас не оглянулась, будто не заметила,она сидела на кухне

возле плиты , караулила варенье, а сама пришивала новый воротничок на

школьное платье, приговаривая , перевирая стихи из тетрадки Люси:

- Ветер вырвал клок души, размазал по небу - попробуй сыщи.

Небо вернуть души не сумело, теперь само небо вздернуло

Её тело - туда, где не бывает дождя...

 

Мигом вся школа сбежалась , все увидели : веревки прошли через

затылок. Небо держало её. Кто-то сказал:

- Вовсе она и не простушка.

- Никакая она не дурочка,- шептались другие.

- И совсем не старушка.

- Хочу такой же воротничок с бантиком тесемочкой.

- Я первая попросила сшить мне такой же с ушками!

 

С тех пор никто не подтрунивал над ней. Да с тех пор разве её

видел кто ? Наверное, она ушла по веревкам куда-то вверх, где не бывает

дождей. Квартира и дом исчезли незаметно , а взору открылось небо

, аллея перестала быть мрачной. Люси забыли. Напрочь. Но не я.

Не дожидаясь холодов , я бегала на месте их бывшего дома , ловя

поэтические волны её мозга, не только волосы растут после смерти.

Люси видела и слышала всех. Веревки, похожие на провода, доставляли

ей энергии каждого из нас. Сверстники больше не пугали, она смотрела

на них как солнце в зените - свысока, обзор представлялся полный:

- Сверху вы как головастики на четырех дергающихся ручках -

ножках, - сокрушалась она, - напоминаете лапки пауков и мух. Я в

детстве их отрывала от туловища , они еще долго дрыгались.

Люси с неба пристально высматривала первого головастика:

- Из кого бы сделать человека - нечеловека с препарированными

лапками-ножками- ручками, да наблюдать , что раньше перестанет

дергаться остаточным рефлексом, мысль или конечности? Что вечно:

знание или энергия, что важнее : свобода или мелкое земное.

 

Я знаю Люси, мне удалось выхватить её волны , поймать взгляд на

затылке, пойти дальше: когда удается обогнать собственные мысли,

можно уловить их как интуицию .

Пока же Люси вожделенно раскачивалась на веревках.

Она была уже там - в неведомом будущем, а я в её прошлом торопилась

записать на жесткий диск интеллекта как можно больше науки, чтобы

вместе ней разобраться с истинной когда-нибудь.

Не знаю, для успокоения или в оправдание себя, но я отвечала ей:

- Мы не стали бы с тобой врачами, несмотря на жажду исследования

и познаний.Тебя держало небо, а меня? Сначала Ты. Потом сдерживали

лягушки , подопытные мышки , собачки. В университете меня заставляли

препарировать для изучения рецепторных рефлексов нервного волокна

больших азиатских лягушек, которыми в лаборантской кишела целая

ванна .Несчастные и противные , они давили и умерщвляли друг друга

без наших скальпелей. Лучше я буду философом, или художником, для

размышлений и искусства не надо никого умерщвлять.

 

Измученная от бесполезности копания скальпелем все глубже и глубже

в бедной крыске в поисках истины и жизни, одинокая без

Люси ещё больше, чем раньше, я уходила в сон, боясь заснуть.Несколько

месяцев кошмары и сны «в явь» , как галлюцинации мучили меня. Пока

однажды, во сне я сказала себе самой :

- Этот сон я уже видела. Здесь я летала, здесь кричала...я хочу

вернуться в тот, где я разговаривала с Аристотелем, или к Люси, она там,

на берегу ватного моря облаков, где не бывает дождей.

 

Теперь я знала, что делать и как жить.

К полуночи вместо усталости, я примитивно испытывала воодушевление,

ведь у меня появились планы на путешествия во сне.

Прежде чем погрузиться в сон, я обстоятельно вела беседы с тем, к кому

собиралась на встречу.

Кошмарные Сны или галлюцинации, экзистенциальное одиночество,

эмпатический прием чужих мыслей, образов и чувств , и прочая грустная и

смешная до нелепости метафизика перестали пугать меня - теперь я их

ждала и, наконец, была готова к диалогу.

Мне удалось почувствовать себя эмпатом Люси, это было не

простецкое ощущение , скажу я вам, оно вызывало много- много моих

землянских эмоций , до слез и гомерического смеха.

Началось все с Люси.

- Люси, мы встретимся с тобой в моем сне ,- говорила я ей,-

хотя ты одна умной меня не считала, но свои сны держу в руках. Вот сон

с тобой в моей руке. Он вырывается и пружинит на канатах, нелегко его

скомпоновать, убрать мелкое земное. В моих ладонях он сжимается,

становится упругим, он поместится у меня в руках, я буду вертеть им

как захочу, смогу разглядывать со всех сторон , могу  растягивать или

выходить из него по собственной команде . Никакие веревки небес не

удержат мои вольные блуждания . Я могу уйти в твой сон, или взять

тебя в свой. Я научилась управлять сновидениями: в моих снах мы

продолжим свободно разговаривать, как раньше, ты будешь читать свои

забавные рифмы, ладно, стихи . В моем сне ты нормальная, мы обе. Да,

сначала с тобой поговорю, ты поумнела, ведь ты постигла неведомое

там, на небе.

Я наслаждалась независимостью, тишиной и чем-то ещё, может

быть, властью? Она точно знала, по канатам или по проводам, но я

добиралась до неё, меня это больше не пугало. Больше никто не лез в

мою голову, я путешествовала теперь сама. В другой раз я отвечала ей на

её вопросы:

- Тебе надо было постичь, а я просто знаю и все. Мы слишком много

с тобой думали, схоластические движения наших мыслей, глупых и

умных, поэтичных и рациональных, образовали трансцендентальный

шар сновидений, он в моих руках, вот просто лежит, а я сама внутри

него- и нет никаких канатов, чтобы удержать меня от моего видения и от

моих фантазий .

 

Взошедшая Луна с уважением разглядывала меня в окно, засыпающую

в мягких подушках, а когда шар моих снов чуть не выскользнул, она

заботливо положила обратно сны в руку.

 

***

С картины на стене вопрошающе смотрела девочка Лукаса Кранаха,

Магдалена с длинными косами из средневековья. Моя Люси.

- Не бросай меня, ты моя единственная подруга, - прозвучало

как слуховая галлюцинация.

- Да ладно, Люська, я тебя обманула. С Аристотелем мы

беседовали не однажды, еще раньше , до всего, - я закрыла глаза,

пытаясь уйти в сон.

- Люси, пойми , до головастиков ты не доберешься, - я крепко и

безмятежно спала, блуждая в своем сне , но помню сквозь сон , что

говорила ей: ... потом подумаю и расскажу , как я безумна, как я

невинна, потому что я тебя люблю, и потому Гармонию небесного земного

не дам тебе нарушить, она незыблема - её Аристотель в своем сне

сдерживает, он мне обещал!

Я в отчаянии еще какое-то время пыталась докричатся сбивчиво и

путано, в Небо, туда, куда мне по её веревкам никому не подняться.

Меня уже манили горы и моря другого сна.

 

Отцовская экспедиция не увенчалась успехом - мы не адаптировались

к планете Зем ля; даже мама, которая без включенной трансмиссии всех

всегда толерантно понимает. Мы вернулись на свою звезду, но не

преодолели земного притяжения, экзистенциально-тоскливого - то, что

называют душой.

Под утро, в тот самый час, когда вот-вот начнется рассвет, я

проснулась, сонная,на ощупь прошлепала старухой в кабинет, записала

карандашом стихи, они пришли сами собою, но я знаю, и вы тоже, чьи

они:

 

Ветер вырвал клок Души

Размазал по небу: ищи-свищи!

Небо вернуть его не захотело-

Ему понравилось...не мое тело

 

Время прошло

Одряхлела и я

Теперь само Небо вернулось в меня-

Ему понравилось мое бренное тело?

 

Звезды сияют в ребрах моих!

Облака распирают кишки!

А что Душа? А-а, её не ищи!

 

Я лежу в темноте,не во мне, там ищи-

«в темноте снаружи»

Летает по Небу моя Душа

Я одряхлела, ей тело мое не нужно

 

Я лежу в темноте

Где-то там, не во мне,

Летает по небу моя Душа,

Ища меня «в темноте снаружи»