В греческой мифологии Калипсо - морская нимфа, которая удерживала Одиссея в течение семи лет на своем острове. В ботанике – редкий цветок.

 

Вот уже много лет Акимыч наслаждался покоем неторопливой пенсионной жизни, в которой главное место занимала дача. Он не стал страстным огородником, но любил сидеть на низеньком крылечке небольшого домика, слушать гудки далеких электричек, наблюдать за медленно движущимися облаками и рассуждать о высоком и недоступном: инопланетном разуме или удивительной гармонии земной природы. По поводу существования в этой природе мужчин и женщин Акимыч имел свою теорию. Он считал, что это совершенно разные цивилизации, которые специально перемешали, бросив в одну банку, как соду в уксус, и теперь наблюдают, что из этого получится.

Сам он участия в эксперименте не принимал - в силу природной застенчивости не заводил близких отношений с противоположным полом. Но полностью избегать контактов не получалось. Вот и здесь в дачном обществе имелся не председатель, а председательша. Общительная самостоятельная женщина для всех находила приветливое слово, даже для Акимыча, который в садоводстве был скорее балластом, чем необходимым элементом.

Глядя на всегда оживленную, улыбающуюся Ивановну, одетую в модный голубой спортивный костюм, стройную, несмотря на двузначную цифру пенсионного опыта, он думал, что если бы и была у него подруга жизни, то была бы она именно такой.

Кого мы выбираем в кумиры? Чаще всего, человека с чертами, которых нам не хватает, или каким хотелось бы видеть себя. Ивановна, в отличие от Акимыча, не любила сидеть без дела, вечно что-то придумывала, вокруг нее всегда были люди.

Отправляясь в город за продуктами, Акимыч встретил ее у главных ворот. Ивановна приклеивала объявление. Заглянув через её плечо, Акимыч прочитал: «Приглашаю на праздник первоцветов». Вот неугомонная!

- Ивановна, а ты сама-то какие цветы любишь?

- Несрезанные, - усмехнулась председательша.

В городе его взгляд почему-то все время натыкался на цветочные киоски, где сочными красками сияли всесезонные розы, застенчиво раскрывали нежные лепестки герберы, всеми оттенками огня полыхали тюльпаны.

Возвратившись на дачу и шагая мимо чужих участков, он всюду выискивал цветники, невольно сравнивая, чьи лучше. Ночью Акимыч увидел цветной сон, где среди множества диковинных растений то тут, то там мелькал голубой спортивный костюм Ивановны, а он следил за ней, прячась за кустами. Ну, просто наваждение какое-то!

Сны с Ивановной и клумбами цветов преследовали его несколько ночей, облака в небе сбивались в её фигуру, а в гудках пробегающих мимо электричек слышалась насмешка: «Ну-у-у, размечтался!».

Акимыч измучился, тряс головой, как спаниэль с больными ушами, пытаясь избавиться от назойливых видений, пил валерьянку «для успокою». Ничего не помогало! Наконец, захватив потрепанный рюкзачишко, подался в лес, который простирался плотной стеной за оградой дачного общества.

Сначала он почти бежал по широкой дороге с разбитыми колеями. Среди вязкой желтой глины блестели лужи. В неподвижной воде отражалось далекое небо с проплывающими облаками. Акимыч шлепал напропалую, не замечая ни глины, ни неба, ни облаков. Дорога пошла в гору. По крутяку ноги заскользили, и Акимыч свернул на обочину, а затем и вовсе углубился в лесное бездорожье.

Ветки легонько задевали молодыми листочками разгоряченное лицо, и Акимыч внезапно успокоился. Он присел на поваленный ствол гигантской осины и с недоумением огляделся. Куда же это его занесло? Место показалось незнакомым. Как ни старался, не мог вспомнить, в какой стороне дорога. Солнце явно перевалило за полдень. Ночевка в лесу в планы Акимыча не входила. Он решил спуститься в разложину, где наверняка есть ручей, который течёт в бегущую вдоль дороги речку. Уйти далеко от дороги он не мог.

Чем ниже в лог, тем тенистее становился лес. Вот уже под ногами мягко запружинил моховой ковер. Но что это мелькнуло в зеленых зарослях? Акимыч остановился, нашел привлекшее его внимание лиловато-розовое пятно и присел, чтобы лучше рассмотреть.

Акимыч не считал себя сентиментальным, не умилялся при виде маленьких детей и розовых бутонов яблонь. Но сейчас он поймал себя на том, что не может отвести взгляд от чудесного экзотического цветка так не похожего на все, что растет рядом. Маленький стебелек, всего 8-10 сантиметров высотой, венчал крупный поникающий цветок. Акимыч не смог бы описать его необычное строение. Он был похож на хрустальную туфельку Золушки. У основания стебля поднимался от земли единственный темно-зеленый лист, край его волнообразно изгибался. От цветка исходил нежный аромат.

Акимыч запустил руки в мягкую податливую землю и, стараясь захватить ком побольше, выкопал диковинный цветок. Осторожно обложил его ворохом мха, завернул сначала в газету, затем сунул в полиэтиленовый пакет. Поместить сверток в рюкзак он не решился. Так и нес в руках драгоценную ношу до самой дачи.

На следующий день Акимыч со своего крылечка видел, как на участке председательши народ собирается на праздник цветов. Его находка, освобожденная от газетного покрова, лежала рядом. Акимыч виновато поглядывал на грустно опустивший головку цветок и жалел, что выдернул его из привычного тенистого леса. Он знал, что не сможет его выходить, разве что Ивановна...

Голоса на празднике становились громче. Видимо, пошло в ход угощение. Акимыч подхватил пакет с цветком и через несколько минут уже стоял у распахнутой калитки председательшевой дачи. На участке повсюду были цветы - в вазах, стаканах, банках. Они глядели из окон, склонялись со ступенек, нежились в теплице, купались в ведрах, расставленных вдоль дорожек. «Я люблю несрезанные цветы», припомнилось Акимычу.

Высмотрев в группе людей Ивановну, Акимыч замахал рукой, привлекая внимание. Наконец, она оглянулась.

- Ох, батюшки, какие люди!

Она подошла, как всегда смешливо-деловая. Акимыч вдруг ощутил тот самый нежный аромат. Сунув нос в хрустальную туфельку цветка, он глубоко вдохнул, помедлил, словно собираясь навсегда запомнить его запах, и протянул пакет Ивановне.

- Возьми. У меня он все равно пропадет.

- Калипсо! Какая редкость! - Изумленно воскликнула Ивановна. – Где ж ты его взял?

Акимыч молчал. Не рассказывать же ей, как рыскал в необъяснимом беспокойстве по лесу, как представлял ее хозяйкой в своем доме. Засмеет ведь! Да и самому ясно: не о чувствах - о вечном покое пора думать…

Улыбаясь, Ивановна посмотрела в его серьезные глаза. Этот чудаковатый старик, лет на десять старше ее, тихо обитал в домике на соседней улице. Есть такие люди, которых почти не замечаешь. Иногда, очень редко, ей становилось жаль его, одиноко сидящего на своем неизменном крылечке, отстраненного от реального мира, витающего где-то в иллюзорной стране своих фантазий. И вот сейчас он стоит у раскрытой калитки, не собираясь входить, смотрит на нее немигающим взглядом больной собаки, и черт его знает, что значит этот беззащитный трогательный цветок с хрупким стебельком в его руках.

- Это тебе, - сказал Акимыч, сунул пакет ей в руки и, развернувшись, зашагал прочь.

- И все-таки, какой дендрарий ты ограбил? – запоздало поинтересовалась у Акимычевой спины Ивановна. Она не сомневалась, что он остановится, оглянется…

Но он не оглянулся. Только вздрогнул, как от удара, втянул голову в плечи и ускорил шаги.

Улыбка медленно стекла с губ Ивановны.

Люди часто дарили ей цветы. Отделенные от корней, цветы становились просто украшением. Этот же печально поникший цветочек, словно чья-то страдающая душа, молил о помощи.

К горлу Ивановны вдруг подступил тугой комок. Он давил и давил. Она судорожно вздохнула. Две маленькие слезинки предательски сверкнули в уголках ее никогда не плачущих глаз.

Отредактировано 15.01.18