Галина Пиастро РЕЦЕНЗИЯ на рассказ « Прилив на Нахтаче». Автор: Малашко Сергей Львович Вступление-отступление – об авторе, рассказе «Прилив на Нахтаче» (и немного о себе) Выпало мне написать рецензию на рассказ под маской «Инкогнито». Но подумала, что сам автор меня легко расшифрует: я уже давала отзывы на некоторые его работы в этом проекте, в «Платоне…», на сайте его книг, в форуме «Русского охотничьего журнала», а также в личных переписках. Потому и мои общие положительные оценки, и мои претензии, как правило, одного и того же порядка, скажу так. Должен ли автор обращать внимание на мои одобрения и замечания, достойны ли они того, да и смею ли я давать советы настоящему писателю – а Сергей Малашко, конечно, настоящий, да и признанный писатель – это не мне решать. Однажды меня уже удивило и это продолжается: почему мне, женщине, “жительнице асфальта”, которая даже в булочную норовит поехать в авто)), так интересны перипетии и подробности охотничьей жизни, быта. Почему я так трепетно вчитываюсь в названия не знакомых мне северных тундровых мест, в местные именования птиц – всех этих гуменников, белолобиков… Почему я, совсем не склонная к описанию природы в своём стихотворчестве, с тихим восторгом читаю о кедровом стланике, о веточке лиственницы… Почему запомнила про ртутно-алюминиевый цвет весеннего неба в одном из рассказов, про белоснежное горностаевое манто как покрова тундры… И про «кулинарный садизм»: описание процесса приготовления гуся в сметано-брусничном соусе. Ответ понятен: мне это всё очень интересно, познавательно, это во многом соответствует моему вкусу к СЛОВУ. Основная часть По большому счёту рассказ «Прилив на Нахтаче» вполне в стиле большинства других рассказов Сергея. Но есть и более близкие к нему по выбору “основного героя” повествования – северной природы. Вот из «Шелестящего утра», где совсем иная ситуация, иная художественная зарисовка, иные размышления и мироощущения героя (автора, автора, конечно). Это о гусиной стае: «Шли они на недосягаемой для нас высоте, и сейчас я поймал себя на мысли – мне совсем не хочется именно сейчас рвать выстрелом тишину этого утра. Пусть она продержится подольше». Вот это умение слушать тишину и видеть, пристально, восхищённо наблюдать за природой, а не просто походя описывать в виде (как мы, балды)), говорили об этом в школе) природных вставок в действие сюжета. В этом рассказе я нашла всего три собственно охотничьих эпизода: «…был толчок гусиного хода и Саня, изловчившись, взял одного белолобика». «Увы, пришлось немного сбраконьерить, в результате чего в лодке оказалась /это слово исправлено мной – Г.П./ пара чирят, шилохвость и красавец таежный гуменник, сбитый красивым одиночным выстрелом». «Здесь мне пофартило cразу же. Гумеш действительно был великолепен и вскоре оказался на «вешалке» – так называлась жердина, на которую вешалась вся добытая дичь». Сразу скажу: эти фразы выразительны, по ним видно, что автор отлично знает, о чём пишет, владеет информацией как непосредственный (или вполне возможный) участник. Сюжет рассказа построен так, что идёт постепенная подготовка читателя к встрече с главным героем этого рассказа – морским Приливом. Сначала взгляд ЛГ в окно из домика (Саниной «дачи») – небольшое описание картины перемен осеннего пейзажа под падающим снежком. Потом «В предвкушении встречи с чем-то необычным» путь «сторону береговой линии открытого моря». Здесь идёт описание и преодоление сооружённых приливами и отливами “препятствий” в виде плавника (мокрой древесины, прибитой к берегу или выброшенной на него – это я для себя уточнила – Г.П.) Но зря: автор, предвидя возможные недопонимания, поясняет сам: «Это вынесенные в море реками различных размеров лиственницы, тополя, чозении». Почему-то пришло в голову, что у японцев существует обычай (и сезон) любования сакурой как высшее эстетическое наслаждение. Так поняла из творчества автора, что для него во всех сезонах есть место любования колымской тундрой и небом над ней. И вот: «Вся полоса от берегового вала непроходимого валежника до отступившей в отлив и начинающей вновь наступать на берег воды, укрылась огромным снежно-белым горностаевым манто». Переход к кульминации: «в бинокль увидел на границе суши и моря нечто необычное». (только вот восклицание «Блин» подпортило мне впечатление и ожидание чего-то необычного))). Как это хорошо сказано: «Ведь можно прожить более полувека, почти утратить способность удивляться. Но каким приятным оказывается возвращение этой способности». Думаю, что автор не терял этого свойства и не потеряет в дальнейшем)). И – кульминация: «… на берегу, на границе земли и воды, купаясь в волнах, лежат созданные из снега предметы различных размеров и по воле Творца близкие по форме к шару». Надеюсь, что здесь идёт речь о творце-природе, потому как удивляться созиданием Творца можно, просто видя всё сущее (но это мой взгляд на вещи))). Огромные снежные шары… И опять ассоциация (возможно, странная): так называемые “чёрные брызги” из “Пикника на обочине” А. и Б. Стругацких. Выделю как очень удачные: «Прилив методично с каждым ударом о берег в свои краски перерисовывал картинку». «…на береговой линии продолжалась борьба на выживание между приливом и Зимой». Автор олицетворяет (выделяя с заглавной буквы) и Прилив, и Зиму, и Весну… это трогает. Отдельно отмечу это: «Разнообразие в цветовые ощущения мира внесли различные оттенки белого». Про несколько десятков «оттенков серого» мы знаем)), но здесь – белого! Это нужно уметь увидеть. Справочные сведения: “Художники, декораторы, дизайнеры и люди схожих профессий могут различать около 150 цветов по цветовым тонам, порядка 25 по насыщенности и до 64 по уровню света”. Но есть ли возможность описать словами каждый оттенок? Я это к тому, что мне стала интересна цветовая гамма, которую использует автор. Ведь место действия это не пёстрый бразильский карнавал, а поздне-осенняя тундра. Неужели я вспомнила палитру авто-эмалей? Вот там есть Серебристо-бело-молочный, Тёмно-вишнёвый металлик. А вот здесь: «В дверном проеме мириады белых мух стремились на землю, пытаясь окрасить ее в белые цвета. Частично у них это получилось. На первый взгляд казалось, что в некоторых местах им удалось соткать небольшие белые коврики толщиной сантиметров в десять. Видимые из дверей кусты стланика надели белые пушистые воротники». Что же это: приём, дабы закрепить у читателя картинку, или просто не замеченные повторы? По мне – последнее. И таких приёмов или повторов в рассказе немало. Мне они не понравились. И не только использованные цвета. Вот во втором предложении рассказа дважды «всё же» «…этот участок пути походил на пошитое экономной хозяйкой лоскутное одеяло, которая бережно использовала для его пошива». «Иногда вдоль него можно идти довольно долго, чтобы найти безопасный выход на берег моря. Лазить по мокрым и гладким стволам деревьев совсем не хотелось без крайней необходимости, поэтому я нашел безопасное местечко, где мне удалось выйти на берег моря. «Саня грозился приготовить в особой духовке…» и в следующем же предложении «он грозился применить неимоверно жирную спинно- крестцовую часть». «…ярких и сочных красок синего неба, по-своему прекрасных цветов осенней разноцветной травы и сочной зелени кедрового стланика Повторяемые с небольшими вариациями «грязно-серо-коричневый цвет», «белое горностаевое манто». Есть и ещё. Так ли это страшно? Нет, конечно. Но мне это мешает, потому что к настоящим произведения – а это из настоящих, я считаю – и требования высокие (говорю это высоким)) штилем). С радостью)) отмечу вполне приличную грамотность текста, хотя и не без некоторых ошибок (свои мелкие правки передам в руки автора))). И всё же, и всё же… есть и некоторые смысловые огрехи, и красивости: «созданная ранее каша растворялась и уходила в вечность, превращаясь в песок, оседающий на вечный песчаный берег», «В нелегком недоумении я стоял рядом с омываемыми водой предметами с кучей гипотетических названий…» «…смотрел в окошко на ставший другим мир, который в данный момент олицетворяли (?? – Г.П.)плавно планирующие на землю посланцы неба – пушистые, хрупкие и нежные снежинки». « – Ну и чего там случилось? – прозвучал риторический (?? – Г.П.) вопрос. – В общем, все в порядке». Сначала: «…открывая дверь домика», чуть ниже «…и покинул лежанку». Совсем уж мои придирки)): «пушистые снежинки», «ласкающий взор и душу снег», «звенящая тишина». Подчистить бы тавтологии: «возможность насладиться возможностью», «перерисовывал картинку, нарисованную … Зимой», «песок… песчаный», «…сопки не были видны совсем, видимость по горизонтали…» Но. Но! Есть образы, которые мне очень нравятся, в которых я узнаю неповторимый стиль Сергея: «Главным занятием в это время для него было его величество Охота». «Короче, давай, приезжай, – накапал он мне на саднящую охотничью душу со всей возможной лахтачьей деликатностью». «кулинарная диверсия в виде приготовления моего коронного блюда – дикого гусака в сметано-брусничном соусе». «шальная и дикая пурга», «Глядишь, гусики с моря довернут…» «..снежно-белым горностаевым манто» (если в единичном использовании этой поэтичной находки – Г.П.), «сочные шлепки волн». Мне приятно читать и строгие, простые, но важные для понимания фразы. Например: «Каждый должен знать, куда и на какое время уходит твой напарник». «Заблудиться здесь было просто невозможно, но отложить в памяти ориентиры стало просто привычкой». И это тоже: «В один миг ты оказываешься в ситуации, когда с тобой рядом только берег, шумящее серо-стальное море и вечное небо, которое награждает тебя сейчас этим снегом. Передвигаясь по берегу, мне приходится перемещать в пространстве доставшийся сейчас кусочек мира, поневоле становясь его центром». Мне нравится рассказ «Прилив на Нахтаче». Мне вообще нравятся рассказы Сергея Малашко. Завершаю Если автор посчитает меня занудой, то хочу ему посоветовать (бесплатно)) быть к самому себе – к своим текстам, конечно – пристрастным придирой. Галина Пиастро , /член Когорты Критиков проекта «Платон мне друг…»/ |