Drang nach Osten (Марш на Восток) (поэма) Он учился в обычной школе, Пацаном был вполне обычным, Он не ведал шахтерских штолен, И считал себя эротичным. У Петра было всё и сразу: Мать, отец и глухая бабка, Две сестры, человечий разум, На макушке отцова шапка. В тайнике от сестер – заначка, А от матери – две чекушки, Для утехи была казачка И еще две ее подружки. На работу? Не вышел рылом (Не махать же кайлом задаром), Желторотый – не желтокрылый Всё еще впереди. Не старый. Попивая с друзьями брагу, Он бахвалился, мол, всё вечно, И не ведал ни зла, ни страху, Для казачки купив колечко. Парень бравый на всё селенье Да куда там село – деревня! Мать боролась с сыновней ленью, А отец в сына сильно верил. * А восточнее, ближе к морю, Жил шахтер без лихих амбиций, Знал крутые откосы штолен, Узнавал мужиков по лицам. По чумазым от угля лицам Да по робам и по газетам, Смена вечностью в шахте длится, Ни столовой здесь, ни клозета. Только крысы гуляют смело, Не боясь коногонок ярких, Вон одна тормозочек съела, А другой черствый хлеб – подарком. А над штольнями солнце светит, А под солнцем густые травы, А под солнцем гуляют дети - Не один и не два – орава! Самолет оставляет в небе Две дуги серебристой пыли, Все живут без забот о хлебе, Злые дни уж прошли. Но были… Отстояли когда-то деды Хлеб, жнивье и свои границы, От святой боевой победы По сей день исчисленье длится. Обелиски стоят повсюду, Память чтят поколенья наши. Что казалось бы надо люду, Если жизни полная чаша? А кому-то надо и надо: Дом, прописку, деньжат побольше, Кто-то едет к друзьям в Канаду, Кто-то ближе – обычно в Польшу. Толстосумам давно открыты Двери, окна, шлагбаум белый, Маловато им здесь корыта, Там всё слаще – ведь в этом дело. А шахтерам не до америк Уголь рубят – летит порода, Не для них приоткрыты двери И безвиз не для шахты продан. * Колесо завертелось разом: Крики, лозунги, чай, печеньки. Как инфекция, как зараза Охватила все деревеньки. И поехали в Киев, чтобы «Оселедцы-чубы» прославить, Позабыв о своих зазнобах, Новых встретить и жизнь исправить. Шины жгут, пьют за чаркой чарку, Славят евро и доллар славят, А с трибуны орут овчарки О славянской в «укре» подставе. Мало слов – переходят к делу: Цепи, прутья да автоматы. Где же авторы беспредела? Где хозяева казематов? А они у границ притихли В ожидании новых правил, Не вихры им нужны, а вихри, Что враждебнее равноправий. * День за днем, час идет за часом, Танки прут по земле донбасской, Им по-братски бы здесь встречаться, Но на лицах чернеют маски. Берцы топчут поля ковыльи, Траки мнут под себя планету, И ветра по лугам завыли: «Нет здесь мира. Здесь мира неетуу». Раздвигаются в страхе тучи, Пропуская ряд вертолетов, Гул могучий и страх могучий, И по городу вдруг прилеты! Люди в панике – по подвалам, Дети в страхе - по тротуарам, Но смертей оказалось мало - Надо много, да чтоб не даром. Надо кровью залить державу, Надо страхом заполнить души, Чтобы мать детей не рожала, Да чтоб люд научился слушать. А еще бы стереть со свету Всех нахлебников желтоорых, Кандалы бы всем, как браслеты, И оставить не тех, которых Уважают за смелость слова, Уважают за дело мысли. Пулю в лоб – значит, отштампован, В казематы, - чтоб крысы сгрызли. * Завертелась война лихая, Подрывается жизнь на мине, А чубатые шахту хают И кричат «славаукраине». Не доев, не допив, стреляют В наше детство и бабство наше, Стекловатой бы всем земля им, Стекловатой гробы без башен. Но без башен их мозг убогий - По кварталам палят, уроды, Ни наш Бог и не ваши боги Не видали такого сроду. Чтобы брат да на брата зверски, Чтобы в хлам да по терриконам, Мезкий выгул и шаг их мерзкий По таким не живут законам. У фашистов железный трафик, Нет святого в их головешках График пыток – щадящий график, Если сын - генеральский пешка. Вой стоит над ионосферой, Минометы трещат по людям, Всяк неверующий – поверуй: Не топор принесут на блюде. Голова – жертвоприношенье, Жизнь ребенка – ответ пред Богом, Нет прощения, нет прощенья Всем, кто выбрал войны дорогу! А чубатый сидит в окопе, Целит снайперской по детишкам, Понимает – остался в жопе, Заигрался чубатый слишком. * По степям да по бездорожью, По «зеленке», по буеракам Сотрясаются танки дрожью - Их конец еще не оплакан. Им еще по Дебале бахать, По Шахтерску, по Иловайску, Каждый бой им еще не плаха, Не парад по Донецку майский. Впереди еще много боли И потерь еще много очень, Украинский солдат безволен, А донбасский до боли точен. * Отмайданил Петро на славу Взял калаш и пошел на брата Был уверен в Державе слабой, Убежден в силе невозвратной. Истуканом встал у границы, Словно малоприметный нэцке, А река на заре искрится, Рубежом встала здесь донецким. По шажочку, по сантиметру Приближается враг к поселку, А река посылает ветры, Ветры дуют, но мало толку. У природы своя задача – Не пустить ни на шаг злодея, Но горит у соседа дача, И ряды тополей редеют. Враг не ждал боевой ответки, Враг готов был забрать всех в рабство, Для чубатых был повод редкий: Редким было смертей похабство. Отправляя домой депеши, Говорили – победа скоро, По Донецку пройдется пешим, А под танками рухнет город. Минометы палят прицельно, По садам, по музеям, паркам, По хрущевкам и по панельным Бьют наощупь. Ведь им не жалко. Им сказали – бери и властвуй, Им хватает на всё отваги, Ими движет войны лукавство, Желто-синим ликуют флаги. У шахтера характер строгий: Работяга привык к лопате. Оступились с пути-дороги? Вам землицы донецкой? Нате! Бой кровавый, резня да битва, Пядь за пядью политы кровью, У шахтера своя молитва: - По укропам, По их сословью! Отстояли солдаты город, Не пустили врага в квартиры. Каждый час, словно вечность, дорог, А минута – как вечность мира. Но до мира еще далече: Враг стоит по краям «зеленки». Нет врачей, что мозги излечат И Петру и его Аленке. Тишина на Донбассе зыбка Каждый час по домам прилеты. Украинство теперь – ошибка, Пулемёты жгут. Пулемёты. * Он учился в обычной школе, Пацаном был вполне обычным, Он не ведал шахтерских штолен, И считал себя эротичным. У Петра было всё и сразу: Мать, отец и глухая бабка, Две сестры, человечий разум, На макушке отцова шапка. Он лежит у чужой деревни, Прорастает чужой травою, Молодым был, а словно древним, С непокрытою головою. Головы нет и нет ручищи, Что калаш на весу держала, Был простым: не грязней, не чище, И не ныл (не любил он жалоб). Мамку жаль и свою заначку. Вот бы выпить за пай землицы, За донбасскую за русачку, Только Бог почему-то злится. Не пускает ни в рай, ни в пекло, Говорит, что земле не предан, Что не правильно выбран вектор, Что попрали победу дедов. А ковыль колосится в поле, Ждет наивных укропов молча, Что не знают ни шахт, ни штолен, И живут по законам волчьим. * И опять бьет арта по близким, По родным и чужим дорогам , В небо тянутся обелиски. Ты их видел? А я потрогал… Ощутил небывалый холод, Преклонил до земли колени, Каждый первый защитник молод, Первый бой был для них последним. Мне от боли давно не спится, Не живется и не поется. Словно в мареве, вдовьи лица, Над ребенком, что не смеётся… 8 ноября 2017 |