Не успело догореть лето, а осень уж тут как тут. Ясная погода сменилась пасмурной. Подули холодные ветры. Закружились в воздухе желтые листья. Так случилось, что после очередного порыва ветра рядом оказались два семечка: одно большое, красивое, в толстом защитном панцире; и второе, совсем крохотное, с обветренными и поджаренными на солнце боками. Они чудом зацепились в пожухлой, густой, как мочала, траве. – Привет, сосед! – не скрывая своего превосходства, обратился Красавчик. – Не замерз? – Однако, холодно… – И как такие, как ты, в путь отправляются? – скорее сам себе сказал Красавчик. – Уж лучше бы ты дома сидел. – Мама мне сказала, что наше предназначение – мир украшать… – А мне мама ничего не успела сказать, – явно довольный собою, перебил его Красавчик, – я покинул дом раньше ее наставлений. Захотелось мир посмотреть, а заодно узнать.., – он сделал многозначительную паузу, – как доходяги, вроде тебя, собираются мир украшать?.. Он не успел закончить свою обидную речь. Их снова подхватил налетевший ветер и, кувыркая, понес над землею, то поднимая высоко в небо, то бросая на землю, пока совсем не обессилел и не утих. Красавчик был тяжелее, потому слабеющий ветер оставил его на самой вершине холма, а Малыша протащил к подножию. Малыш стукнулся о камень и потерял сознание. Когда он открыл глаза, то не сразу сообразил, где находится. Со всех сторон, словно горы, его окружали огромные валуны. Малыш застрял в небольшой расселине, сквозь которую с трудом пробивался дневной свет. Сверху на него сыпался песок, но там, в вышине, ему был виден кусочек бледно-голубого, влажного неба. – Как там красиво, как чудесно! – вырвался из груди Малыша грустный вздох. На какое-то мгновение ему стало страшно и жаль себя. Неужели он здесь погибнет? Чтобы отогнать грустные мысли и заглушить чувство страха, Малыш крикнул: – Я здесь, не-е-бо-о!!! – Ну что, я вижу, ты уже скис, – с откровенным презрением с вершины холма бросил Красавчик. – Надо же быть таким неосторожным дураком, - с язвительной насмешкой закончил он свою мысль (будто в том, что случилось, была вина Малыша). – Что, страшно? – Нет, – Малыш от волнения едва выговаривал слова, – не страшно. Могло быть и хуже. Я бы мог упасть в овраг, и тогда все было бы гораздо печальнее. А пока я доволен тем, что жив и могу наслаждаться красотой, которая мне доступна. – Ха-ха-ха! Это тебе-то доступна красота? Не смеши! Ты меня разыгрываешь или действительно ничегошеньки не смыслишь в красоте! – Все дело в том, – сказал Малыш, – что каждый понимает красоту по- своему. У каждого она своя. Но есть вещи, в красоте которых трудно усомниться. – Это какие же? – Ну, хотя бы небо, солнце, облака… Все по-своему прекрасно и красиво. Даже эти камни, что вокруг меня. Это с первого взгляда они такие невзрачные, а если присмотреться, разве не чудо, в самом деле, эти вкрапления, прожилки и разводы на их поверхности. – Э-э, как все запущено в твоем случае! – снисходительно сказал Красавчик. – Ты явно болен, если думаешь, что мир идеален. С такими убеждениями, дружок, тебя ожидают сплошные разочарования. – И он надменно покачал головой. Наступила ночь. Между камней, словно в черной проруби, мерцая волшебным сиянием, в небе закружились светлячки звезд. Чтобы занять себя чем-то, Малыш стал считать звезды. Теперь он часто так коротал ночи. Просто неподвижно лежал в темноте, смотрел на ночное небо и неторопливо о чем-то думал. Утром, вместе с рассветом, в расселину проникла серая мгла. По оврагу поплыл туман, а к обеду над холмом совсем низко опустилось набухшее, сырое небо. Начался дождь, сильный и затяжной. Вода ручьями стекала к подножью холма, пузырилась, образуя мутные лужи. И вдруг, ослепив все в округе, полоснула белая молния, а за ней, с ужасным грохотом и треском ударил оглушительный гром. Малыш прижался к земле. Ему было холодно и страшно, и казалось, что он уже теряет всякую надежду на спасение. Но шли дни и шли ночи, и были они похожи друг на друга. Малышу нравилось наблюдать, как из густого тумана пробивалось солнце и наступал новый день; как к вечеру сгущалась тьма, как она населялась звездами и едва заметно дрожала в мерцании луны. Он научился слушать звуки, под которые просыпалась утром и замирала к ночи земля. Он был уже готов смириться со своей участью, но тут опять разразилась буря. И все сильней и сокрушительней был ее натиск. Ветер проник в расселину, вырвал Малыша из каменного плена, подхватил и огромными скачками понес вниз. Он бросил его в липкую, вязкую землю. Здесь, на дне оврага, распространяя прелый запах, доживала свой век тощая сорная трава, перевитая паутиной, словно морозом. – Вот и кончилось твое предназначение. Или ты до сих пор уверен, что будешь украшать мир? – тут же с неумолимой жестокостью поспешил поинтересоваться Красавчик. – На земле ничто не случайно, и чему быть – того не миновать. Не нами все устроено, и не нам решать. Но то, что нам предназначено, мы должны выполнять честно и безукоризненно, вне зависимости от того, сколько выпало нам времени жить. – Честно выполнять предназначенное? Ты будешь теперь овраг украшать, если, конечно, не сгниешь от сырости раньше времени. В яме, в грязи – какой бесславный конец! – Я все принимаю, как должное. Если я здесь появился, значит, так было нужно. Значит, я исполнил свое предназначение. Значит, жил не зря. Не мало, а достаточно. – Сколько мучений, разговоров – и все это, чтобы погибнуть, может быть, через несколько минут! – Никто не знает, сколько кому отпущено. Жить одну минуту, один час, день, год… – какая разница. Все одинаково. Нужно жить так, как дано. И главное – радоваться жизни. Радоваться каждому часу, каждому мгновению. Потому что всего этого – что дает нам жизнь – могло бы и не быть. – Какая жизнь? Видел ли ты ее? Не успел еще пожить, а уже о жизни рассуждаешь! – Видел, не видел – это не важно! Важно знать: для чего ты живешь на свете. – Ну, а потом что? – начиная нервничать, резко спросил Красавчик. – Зачем думать о том, что нам не дано знать. Лучше думать о том, так ли я исполняю свое предназначение в данный момент. Все остальное – мечты. – Нельзя жить, если не знаешь того, что тебя ожидает, – сказал Красавчик голосом, исключающим возражения. – Неправда. Настоящая жизнь бывает только сегодня и сейчас. Не о будущем надо думать, а о том, как в настоящий момент сделать жизнь радостной для себя и других. – Глупец! Ты думаешь, будто что-то знаешь. Разбрасываешься никому не нужными теориями. Учишь. Только я тебе скажу: годами и ростом не вышел. Словно не замечая колкостей в свой адрес, Малыш ничего не ответил. Ему что-то подсказывало, что чудесное спасение было не напрасно. Что теперь он не может просто так сгинуть. Значит, его бросило на землю, чтобы, глубоко в неё зарывшись, он мог выжить. – Ладно, весною поглядим, кто из себя что представляет, – прервал молчание Красавчик. – Не знаю как ты, а я вот отсюда, с холма, еще посмотрю на мир. А мир будет любоваться мной. – Увы, но будущее обычно не похоже на то, что ожидаешь. Сделай вывод хотя бы на моем примере. Поэтому не стоит загадывать наперед. Наступит весна, тогда и поговорим. Вскоре пришли холодные дни. Дожди стали затяжными. Все чаще и чаще на траву падал белый иней. – Не люблю это время года, – брюзжал Красавчик. – Холодно, целый день темно, ничего не растет. Бесполезное время года. – И не удивительно. Уж так мы устроены, что никогда не бываем довольными тем, что у нас есть, – отозвался на это Малыш. – А ты как всегда всем доволен? С каждым разом я все больше и больше убеждаюсь, что ты действительно болен. Но ничего, жизнь тебя вылечит или загубит. – Холод, дождь и эти разговоры действовали Красавчику на нервы, и он притихал. Ночью начал пробирать мороз и к утру лужи прихватывало ледком. Вскоре выпал первый снег. Наступила зима. От белизны вокруг повеяло беспредельной красотой и тишиной. Она, казалось, сковала весь мир, и Малышу стало покойно и не страшно. Только теперь на него свалилась гнетущая сонная усталость. В полусне из далекой пустоты наплывали обрывистые воспоминания о чем-то далеком, неведомом, но приятном. Малыша одолевало чувство, что все это уже когда-то было, но только он никак не мог вспомнить когда. Заметая снегом, метель напевала что-то монотонное, убаюкивающее, и все вокруг расплывалось, глохло и сходило на нет. Будто ледяная рука легла на сердце Малышу, и под плач зимней вьюги он уснул. Как под одеялом, спит Малыш под толстым слоем снега, и чудится ему солнечный свет, и видит он в своих снах весну. А между тем время шло и вскоре вновь выглянуло солнце. Снег начал таять, и по дну оврага побежал звонкий ручей. Отовсюду повеяло густым, сладким ароматом и весенним теплом. Долго ничего не появлялось из земли там, где уснул Малыш. И вдруг из- под кочки выбился росток. Выглядывая между травинками и дрожа от волнения, обрадовался вешнему солнцу и первой зеленой траве. – Кто бы мог только подумать?! Малыш, это ты? – послышалось откуда-то сверху. Малыш поднял голову и на том месте, где когда-то прятался в густой траве Красавчик, увидел колючий куст репейника. Подставляя солнцу поочередно – то один, то другой бок, он шевелил листьями и, не умолкая, тарахтел: – Ну что, старина, выжил? Тебя не узнать! Красив! Ничего не скажешь. Малыша и в самом деле теперь было не узнать. Нежные, сочной зелени листья и ярко желтый, похожий на солнце, бархатистый цветок в центре. Увидев его, прилетели пчелы и, жужжа над ним, собирали медовый сок и пыльцу. Вспорхнули, закружились над оврагом первые бабочки. А ласточки, расчерчивая небо, с веселым щебетом приветствовали не то весну, не то самого Малыша. – Нет, до чего же здесь прекрасно! – будучи не в силах сдержать своего восхищения, воскликнул Малыш. – Чудак, о чем ты говоришь?! Только с вершины холма можно увидеть и понять, что мир огромен и прекрасен. Увидеть настоящие краски, услышать настоящие звуки, прикоснуться к сущности вещей. Разве можно говорить о величии мира, находясь на дне оврага?! – Чтобы ощутить возвышенную красоту, почувствовать, что мир огромен, достаточно просто любить этот мир. И неважно кто ты и где ты, а важно, что у тебя в душе. – Я вижу, от безысходности, ты окончательно стал философом. Жизнь только начинается. Посмотрим, как ты заговоришь, когда тебя высушат солнце и жажда. Малыш хотел еще что-то сказать, но промолчал. Все, что нужно, уже было сказано раньше, и теперь они понимали друг друга без слов. Спустя некоторое время, лишь пригрело, припекло солнце – припушился одуванчик, стал воздушным шариком, легким, точно лебединый пух. При первом ветерке оторвался он от стебля, рассыпался на сотни маленьких парашютиков и, поднявшись над оврагом, полетел в другие края. И пролетая над землею, он видел, что все было здесь для него необыкновенно прекрасным, и этот овраг, и ручей внизу, и куст репейника в окружении сорной травы; и ему казалось, что нет ничего лучшего, чем этот мир. И в тот самый момент он испытал какое-то особенное счастье, радостной дрожью пробежавшее в его сознании. Это чувство было большим и прекрасным, как сама жизнь, которую он своим присутствием собирался сделать еще краше. |