Что хочет автор. Литературные конкурсы

Я заметила его в первый же день, в день приезда. Ничем особенным он не выделялся – в смысле внешности или одежды. Чуть выше среднего роста, широкоплечий, худощавый… И всё, пожалуй. Не совсем, нет. Его лицо… какое-то не наше. Не знаю.

Женщина рядом - совсем обычная. Невысокая, полная, всё время улыбается. А он словно отстранён от неё… от всех.

Потом, через несколько, дней я снова его увидела.

Я сидела за столиком кафе в саду. Мы с мужем обнаружили, что здесь замечательно готовят кофе по-восточному.

Я сидела одна – муж уехал на три дня в горы. Их отвезут к перевалу, который они преодолеют, и спустятся сперва на лыжах, а после – на лошадях, назад к морю. Я осталась по двум причинам: не переношу горных серпантинов и отсутствия элементарных удобств. Этот поход входил в программу путёвки, и муж предвкушал его заранее. Когда я сообщила, что остаюсь, он готов был пожертвовать удовольствием, и мне стоило больших трудов уговорить его отправиться без меня.

И вот я сижу с чашкой кофе и смотрю на улицу, где начинается карнавал по случаю дней города, который продлится неделю.

Народ подтягивался к решётчатой ограде сада, и вскоре я видела одни только спины. От нечего делать я оглянулась по сторонам. Тогда-то я и заметила его.

Он сидел через два столика от меня и тоже потягивал кофе. И тоже один, вероятно, поджидая жену, отправившуюся за покупками. Его лицо было обращено ко мне, но за зеркальными стёклами очков не было видно глаз. Я отвернулась.

Меня тянуло снова посмотреть в его сторону. Я выждала и, как бы ища кого-то, скользнула взглядом по нему.

Я надеялась, что он уже не один. Но он по-прежнему сидел в одиночестве. Точнее – рядом сидели два парня с бокалами пива, но жены его не было.

Он поставил чашку. Снял очки и посмотрел на меня. Взгляд был прямым и словно немым: он ничего не выражал – ни вопроса, ни приветствия. Если бы он улыбнулся, я бы ответила, а так… Я смутилась и не знала, как себя вести. Всё, что подсказывало мне моё неискушённое в вопросах отношений с мужчинами воображение, это не дать ему догадаться, что он меня каким-либо образом потревожил. Я посмотрела в чашку, сделала последний глоток и поднялась с места.

За решёткой и перед ней началось оживление, послышались звуки марша. Я подошла поближе, мне уступили место.

В конце улицы показалась колонна марширующих барабанщиц. Они были как на подбор – стройные, хорошенькие, в неимоверно нарядных костюмах. Они выделывали своими палочками замысловатые движения, извлекая из узких сверкающих барабанов сложные ритмические пассажи. Это завораживало.

Сзади перестали толкаться и напирать. Я заметила две мужских руки, опиравшихся на прутья решётки по сторонам от меня: смуглая кожа, густые тёмные волосы на запястьях и широкие рукава рубахи в знакомых ярко-синих пальмах.

Повернув голову, я поймала устремлённый на меня всё тот же немой взгляд.

Мне ничего не оставалось, как продолжить наблюдать за происходящим. Но интерес к уличному действу был потерян.

А по мостовой уже двигался цирк: акробаты, жонглёры, дрессировщики с животными – всё это ярко и шумно. Народ бурно выражал восторг. Мой добровольный телохранитель видимо больше не в силах был сдерживать натиск любопытных. Я почувствовала спиной его тело: мышцы груди, живот, бёдра, колени. Его кофейное дыхание на своём плече. Это привело меня в смятение. Спокойную, выдержанную женщину приводило в смятение нечто совершенно непонятное… Этого не может быть, просто потому, что этого не может быть никогда. Во всяком случае, никогда не было прежде. Поэтому, что с этим делать, я не знала.

В голове всплыл разговор с дочерью, который произошёл у нас несколько месяцев назад. Даже не всплыл – он постоянно крутился в моей голове – сейчас мне показалось, что тема его как-то перекликается с ситуацией.

Часть зрителей потянулась за процессией, другие возвращались за столики. Мы остались одни - он и я. Я повернулась к нему лицом. Он опустил руки и отступил. Мы медленно пошли вдоль ограды к выходу.

Есть только здесь и сейчас, говорила дочь.

Здесь – в маленьком южном городке, спускавшемся к синему морю узкими улочками и окружённом зелёными горами, утопавшем в цветах и дивных пряных ароматах буйной растительности – было лето, середина июля, полдень, и я рядом с незнакомым мужчиной.

Я не испытывала ни обычных для меня рефлексий по поводу затянувшихся пауз, ни необходимости что-либо объяснять. Я постаралась «быть прозрачной» – это тоже цитата из моей дочери.

- Где Ваша жена? – Вопрос прозвучал неожиданно. Я словно услышала его со стороны.

- Там же, где и Ваш муж. – У моего спутника был низкий голос. Очень подходящий к его внешности, подумала я.

- Откуда Вы знаете, где мой муж? – Я посмотрела на него.

Он словно ждал, когда я повернусь, и тут же накрыл меня своим взглядом.

- Я провожал их сегодня утром.

- Правда?.. А я не нашла в себе сил встать в пять часов…

- Вы не любите раннее утро?

- О, нет. Не представляю, что могло бы заставить меня встать раньше девяти утра... кроме работы.

- А рассвет над морем?

- Я люблю только закаты... В любой точке горизонта.

- Вы только поэтому не поехали с мужем в горы?

- Не только. Я не люблю гор.

- А море?

- Море я предпочитаю всему на свете.

- И карнавалу?

- В первую очередь. Карнавалы и цирк я даже в детстве не любила.

- Тогда, может быть, пойдём на море?

- С удовольствием.

- На городской пляж или на дикий?

- Я не знаю пока диких пляжей, мы здесь впервые.

- Это не близко.

- Я хороший ходок и никуда спешу.

Мы шли почти молча – трудно было разговаривать, пробираясь по узким скалистым тропам – и минут через тридцать вышли к небольшой лагуне: крутые берега, жёлтый песок и множество кустов, торчащих из расселин.

- Осколок рая… Возможно, один из последних. – Сказал мой спутник.

- Очень похоже. – Сказала я.

Я попросила его дать мне возможность переодеться в купальник.

Он сказал, что в раю не носят купальников, и вообще, море и солнце нужно принимать в обнажённом виде.

- Я ещё не настолько свободна. – Сказала я и добавила: - Увы.

- Ваше «увы» вселяет оптимизм. – Он посмотрел на меня и впервые открыто улыбнулся.

- Моя дочь сказала бы то же самое.

- Ваша дочь воспитывает Вас в духе отказа от условностей и прочей чепухи, мешающей жить здесь и сейчас?

- Откуда Вы?..

Моё лицо, вероятно, отразило неподдельное удивление.

Он засмеялся.

- У меня есть сын. Ему двадцать два.