Когда день безнадёжно объят непогодой, но душа настоятельно требует проветрить мысли и чувства, я кладу в рюкзак зонтик и ухожу на Столбы, ухожу в другое измерение — слушать дождь. Дождь лил с ночи, царапал всё утро, а в обед я поехала, невзирая. Конечно, хотелось проведать гнездоцветку и эдельвейсы, но в такую погоду не стоит месить скользкую грязь на тропинках, купаться в орошающих травах и деревах, лучше отправиться по магистральной дороге к столпам-Столбам, и пусть музыка дождя станет музыкой медитации. С таким настроением я под зонтиком дошла до остановки и уехала под налетевший ветер в неизвестное, а когда вышла из автобуса, дождевые тучи чудесным образом испарились, над головой светилось небо, и даже трава обсохла, потому что — жара. Вперёд, на тропу эдельвейсов! По дороге мимо коттеджей подманила меня усыпанная плодами боярка. Благодарная горсть алых ягод, и в сказку дорога открыта! Смакуя сладковатую мякоть, я вошла ...в белейшую, сияющую рощу... Природа, меняя погоду, ненадолго притихла — ни ветерка, лишь благоухание здешний мир наполняет, да кузнечики, радуясь солнцу, скачут, как заведённые, изо всех сил изливая звонкую радость. Молодые берёзки с тонкой рябью плавучих крапин были окутаны влажным ещё серебристым убранством с сетью ажурных небесных окон. Кое-где среди рощи свисали жёлтые ветки, редкие, нижние, первые. И в это время солнце, чуть приспустившись, заглянуло на склон к берёзкам, и вмиг потеплели, озолотились стволы, заиграли в пятнашки. Подлетел тёплый ветер, пробежался по кронам, перебирая листву, и тут же с небес отозвался далёкий заливистый клёкот, воспевающий лето... Я добралась до первого останца, присела на утёс, любуясь живой картиной: почти на уровень глаз спустился и плыл великолепный коршун, что-то внизу приглядев. Коршуны редко машут крыльями, разве только для набора высоты или особого манёвра. Р-раз, и громадная птица оперлась на приопущенное крыло, одновременно, плавно вращаясь, развернулась вокруг точки опоры — первостепенных маховых перьев — и, грациозно сменив направление, скоро исчезла за склоном... Когда удалился коршун, за которым я, забыв обо всём, наблюдала, снизу, с большой дороги, как из другой жизни, донёсся гомон туристов. Речь была неразличима, лишь высота звуков и интонация счастья, ныряя, взлетала, и были легко узнаваемы детские и женские голоса. Я отправилась дальше. Степь постепенно светлеет: злаки усыхают, приобретая солнечный цвет, растворяются в земляном, в беловатом крошеве мергелей, и склон по пряди, по волосу неумолимо и прекрасно седеет. Васильков в степи давно не видать — отцвели, да и вдоль дороги их корзинки лохматятся больше семенами, чем лепестками. Зато повсюду зонтики китагавии, которую я, не зная названия, назвала для себя дикой морковью за пряный запах «морковных» листьев, володушки, свечки отцветающего аконита, снуёт среди них лапчатка. Звёздочки пурпурной травянки выглядывают из трав, покачиваются на ветру колокольчики. В начале тропы отыскала целую поляну свежайшего, только- только распустившегося аконита. Желтоватые бархатные цветки с клобучками, плотно уложенные друг к другу, облеплены рыжими шмелями. Гудит шмелиная пасека! Ещё одно растение произрастает на границе степи, можно сказать, в изобилии — василистник малый. (Понемногу пополняю флористический запас, знакомлюсь с ботаникой и включаю новые растения в описания прогулок.) Василистник Чёртова пальца совсем невысок — первые десятки сантиметров. Он словно уменьшенная копия рослого василистника жёлтого, но крошечные листочки малого не гладкие, а немного выпуклые, приподнятые над прожилками. Сейчас они приобретают фиолетовую окраску, и василистник становится похожим на поделку из натуральной кожи невиданного зверя. Стоит добавить, что это скромное растение предпочитает известковые почвы, так что здесь оно в своей вотчине. Листья кизильника из серовато-зелёных начали преображаться в ослепительно-золотые, пока осторожно, по одному. Выцветают низкорослые колючие акации — им не хватает воды, да и почва не особо благоприятна. Но именно среди сухих акаций поднялись заросли астры ромашковой, усыпанные бутонами. В одном месте тропку перебежал молодой золотистый дракончик, длиною всего-то с мизинец. Гнездоцветка практически отцвела и стала совсем неприметна. Давно собиралась обследовать на предмет местной ботаники одну из скал Чёртова пальца — не найду ли что необычное? Совершенно удивительно, но чудо и здесь отыскалось, хотя и не сразу. Поначалу отметила старых знакомых: повсюду гнездится хвойник, в щелях укрепилась «морковная» китагавия, полки заполоняют миниатюрные кочаны молодила всех размеров, лепленные в пастельно-зелёной палитре. «Огородные» композиции присыпаны сосновыми иглами, степным сором, каменной крошкой и живописны в окружении оранжевых накипных и напоминающих ягель сероватых лишайников. Впрочем, молодило на Столбах — растение обычное, особенно в степной зоне, да и на редкой скале оно не нашло себе уголка. Среди камней незаметно стелется травка ароматнейшего чабреца. Чудо явилось мне в скальной нише, почти что в гроте, в горстке наносной земли — белый короставник, расцветший первой корзинкой! Давно не встречала короставник, и надо отметить, здесь, у Чёртова пальца, это единственный обнаруженный мною экземпляр. Соцветия короставника напоминают небольшие, очень пушистые астры с выпуклыми головками, зелёные бутоны которых и вовсе ювелирны — отороченные крупными бусинами полусферы бусин мелких, навитые точёными рядами,... Полюбовалась белым короставником и отправилась выше. Розовый лучок успел отцвести — не встретила ни одного, зато распустился белый и «головки» его чуть крупнее. Чем выше взбирается тропка, тем белый лучок встречается чаще. Растущая на солнцепёке тропы юная берёзка уже в пестринах канареечных листьев. Дохнул ветерок, и яркая стайка перепорхнула к земле... Красиво... А где же бабочки? На самом деле, бабочек в это время в степи почти не припомню. Но не успела подумать о чешуекрылых, как мимо пролетела темноватая бабочка, я, конечно, за ней, а она, рвано порхая из стороны в сторону, металась, никак не могла подыскать вкусный цветок... Сачок с собой не ношу, обычно дожидаюсь посадки прелестных созданий, разглядываю внимательно, а дома по памяти определяю. Так и пролетела неопознанной фея, а ведь запросто могла бы пополнить мою коллекцию новым знакомством: крупная бабочка в палитре воловьева глазка, но пестроватая — вот и всё, что удалось уловить! Ну, ничего... И, всё-таки, как хорошо, что растения не летают, не скачут! Разве что отцветают, бывает, скорее, чем это себе можно вообразить. Впрочем, стоило лишь присмотреться, как над травами в изобилии материализовались пергаментные мотыльки. Возможно, энтомолог именно от этих неприметных созданий пришёл бы в восторг! По всей степи расцвело диковинное растение: сухопарое, менее метра высотой, оно напоминает ...скелет допотопного организма, с причудливыми листьями-изогнутыми рёбрами, мясистыми, как у хвойника. Если надломить — обильно капает млечный сок. Его жёлтые цветки напоминают корзинки сложноцветных, этакие тощие одуванчики. К сожалению, пока не могу отыскать наименование этого чуда природы. Вот так, непрерывно радуясь и удивляясь, добралась я до эдельвейсов — цветут! Но уже понемногу желтятся (ведь третью неделю цветут!), теряют снежную свежесть... Но всё-равно эдельвейсы — всегда эдельвейсы! А что это светится в травке неподалёку неистово-фиолетовым огоньком?! Подошла и глазам не поверила: горечавка!!! Та, что очень похожа на сестрицу с Ергаков, с альпийских лугов, негасимо цветущую под нерастаявшими снегами. Но «альпийская» горечавка крупнее в разы и цветёт среди камней, не особо приподнимаясь на стебельке. А у «нашей» заметна розетка удлинённых листьев, из них тянется цветонос, с которого в небо устремлены бокальчатые цветки с отогнутыми на манер колокольчиков краями. Отыскала по хребтику пяток растеньиц горечавки. Не густо... Напоследок расположилась с термосом на скальном выступе недалеко от тропы, которую для себя назвала «тропой эдельвейсов», и за чаем подумала, что в пространстве цветов, гор и степей состояние души незаметно, само собой, преображается в состояние счастья — просто от факта жизни, непостижимо самодостаточной... В это время над головой, на разных высотах, парили пять коршунов, и над Енисеем, вытекающем из горизонта, плыли, кружились далёкие силуэты — молодые птицы уже на крыле. Клёкот коршунов заполонял небо, доносился из памяти... И казалось, всё только должно случиться, всё ещё впереди — горные тропы, встречи, открытия... Я снова на Первом столбе, одна, мне семнадцать, после ливня сижу на вершине и слушаю, растворяясь в природе, и тут же в ней различаю себя... Впрочем, это ощущение — будущего в настоящем и в нём крылатой свободы никогда меня не покидало, просто здесь, на уступе, рядом с эдельвейсами, оно явственно вдруг показалось, обмахнуло потоком, подхватило заливистой трелью... И сейчас, когда пишу эти строки, вижу внутренним взором парящих коршунов и эдельвейсы, угольки фиолетовой горечавки... И стоит только подкинуть сушину в костёр... 06.08.2017 |