Ночь-замарашка полоскала ноги в росных, прохладных травах возле лунного ручья. Бродяга-ветер осторожно гладил косы склонённой ивы, у гранитного плеча лиловой кручи над Днепровой синей глубью. Дремали тихо дачных домиков стада. Морфей в объятиях лелеял и голубил и тех, кто «нет» твердил, и тех, кто слышал «да». Проснулось утро, чуть туманное спросонок, над гладью тихой серебрящейся воды. Летучим облаком, прозрачно-невесомым, мой сон тревожный растворился, слово дым. На горизонте, чётком, вычерченном тонко полоской золота над ласковой волной, рождалось солнце, с вечной жаждою ребёнка мир познавать. И расстелилось полотно Затонов тихих, где глубины необманны. А лён, своей голубизной окрасив склон, стремился вниз, к зеркальной плоскости лимана, где небо тёплой синевой уже цвело. И разбивались на хрустальные осколки Бокалы тонкие, где вина всё горчат, и все слова (которых было, помнишь, сколько?), что были брошены в запале, сгоряча. Я на холме, раскинув руки, принимаю - по каплям - ветра и воды хмельной бальзам, и оживаю. И хочу оттаять к маю, где шёлк травы – и вечно юная гроза… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
