Девочка Элли вышла наружу, держась за горячий лоб. Мысли в разброде, мюсли на ужин, тело объял озноб, Ужин в Париже или Калуге – выбор девичьих грез. Элли просит меня об услуге, трет заболевший нос, - Слышала, будто бывают жар-птицы, перья горят огнем, Вот бы такое могло присниться! Мало же раз живем! Девочка Элли градусник ставит, греет с малиной чай, А на окне узорные ставни, напротив – портрет Ильича. Кто он – не знает чудо в халате, книги иные тут. Веки прикрыла, – и вот в палате в вены лекарства льют. Элли мигает, не понимая, падая вниз ли, вверх, А перед ней дорога прямая – та, что желтее всех. Цель обозначена слабой картой, кто-то рядом идет. Девочка Элли доела завтрак, вытерла грязный рот. Где-то в полях догорали тюльпаны, суше обветренных губ, Где-то жар-птицы и обезьяны. Девочка Элли тут, Среди прохожих мимоходящих, там, где погас очаг. Элли заходится в лающем кашле. Все микстуры горчат. Смотрит в окно и вспоминает город, как изумруд… Больше не страшно. Девочка знает – скоро ее найдут. Выйдет наружу, солома к телу, ко лбу ледяной металл… Я ей обещала – меняю тему. В палате царит скандал. Капельниц нет, и койка пустая, а на полу луна. Девочка Элли вдаль улетает. Я забываюсь в снах. |