«Наталья-сан! Привет от богдыхана. Ни хао вам, что значит добрый день. И три стиха, при том в китайском старом стиле, рисованные кистью и пером», ― так начал я своё письмо одной даме на поэтической странице сайта. Она предложила мне написать китайское четверостишие, в котором, как и всё у наших дальних братьев, непросто, мудрёно, изысканно и тонко. Кто имеет понятие о том, что такое китайское стихотворение, знает, что оно состоит из четырёх строк. В первой ― начальная фраза, вступление в тему, так сказать; во второй ― её продолжение; в третьей ― переход от названого предмета к новому. Четвёртая соединяет все три строки, замыкая разрозненные части. Известен классический пример: старинная японская песенка на тему китайского стихосложения:

 

У торговца шёлком были две дочери.

Старшей было 20, младшей 18 лет.

Солдат может сразить мечом,

А эти девушки своими глазами.

 

Я думал дня три. Потом что-то накропал. Конечно, не столь утончённое, как у китайских мастеров, словом что-то варварское, вышедшее из-под пера усердного, но малоспособного ученика. То, что приведено вначале, строчки моего послания, ― увы, не стихи, а так, потуги, подступы к теме, шутливое подражание классическим образцам. Переходить от прозы к стихам не так–то просто. И вот что у меня получилось:

 

Дама в цветном кимоно улыбалась гостям.

Добрые гости в ответ расточали улыбки.

Солнце в окно заглянуло.

Стало у всех на душе ещё веселей.

 

***

 

Голубь летал за окном, на перила балкона садился.

Тинькала громко синица в саду.

Женщина что-то сказала и тут же забыла.

Память её не успела поймать улетевшую тень.

 

Написать можно было и не в рифму. Старые мастера Китая и Японии, скорее рисовавшие иероглифами словесные картинки, не знали рифмы как приёма, а, может быть, считали её недостойной высокой поэзии. Ведь в этой гостье и в самом деле есть что-то балагурное, развлекательное. Однако для прелагателя и переводчика восточных стихов передать их в слаженном и красиво чеканном ритме ― соблазн неодолимый. Да и умения требует немалого. Китайские стихи без рифмы ― скорее поэтическая проза, соединяющая в себе оба рода, ещё не разделённые по жанрам. Хорошо это или плохо, не берусь сказать. Но своё обаяние в этом есть. Правда, нынешние потомки поэтов эпохи Тан усвоили европейскую форму рифмованного стиха, от которого сами европейцы отказываются. Не скажу, хорошо это или плохо. Правнуки греков и римлян от многого ныне отворачиваются, то ли поднимаясь на новую неведомую прежде высоту, то ли возвращаясь к наивной античности.

В общем, думаю, передать в рифму ритмические строки труднее, благозвучнее. Конечно, такая поэзия недемократична, она ― достояние аристократов если не духа, то ума и особых способностей. А Свобода, Равенство, Братство не терпят этого.

Итак, перейдя от привычной мне прозы на ритмический и рифмованный язык стихов, я почувствовал, что с кончика моего пера, или, скорее, пальцев, нажимающих на клавиатуру компьютера, стали выходить полузабытые ряды строчек, заострённых стрелами рифм. И в то же время мне не хотелось отходить слишком далеко от старинных китайских образцов. И я сочинил ещё одно четверостишие. Судите сами, удалось ли оно мне, слышится ли в нём дух старинных китайских медитаций?

 

Я плыву в океане. Подо мной плещут волны.

Звёзды тихо мерцают в небе.

На берегу цветёт лотос.

В благоухании его цветов чудится запах моря.

 

Я вполне мог бы выдать эту акварель за произведение пера не то японского, не то китайского поэта древности 6 или 5 века до н. э., и сомневаюсь, что самый строгий эксперт заметил бы подделку, а недостатки, если они есть, приписал бы несовершенному переводу. А, может быть, это и есть творение древнего гения? Предоставляю читателям самим решить загадку. Вопрос об оригинале и плагиате остаётся открытым. Да будут осторожны судьи, дабы не осрамиться. В жизни нередко бывает, что подделку принимают на оригинал, а подлинник объявляют подделкой. Это бывает и с чувствами и с мыслями людей. Закон собственности, на самом деле, так зыбок, что пора подумать об его отмене. В конце концов, ничто не принадлежит человеку в этом мире и сам он только гость. Не смешно ли, когда гость говорит «моё» о том, чего не создавал?

Кое-кто, возможно, упрекнёт меня в самоуверенности. А если я скажу, что и все приведенные в рассказе стихи ― мистификация и я просто морочил читателям голову? Может быть, стоит смотреть на весь рассказ как на словесную игру?