«Какое название для фильма в духе итальянского неореализма!», ―

подумал кинорежиссёр Авксентьев. Он сначала сказал, «под южным

солнцем мечты». Фраза эта пришла ему на ум, когда он умывался в ванной

комнате. Вот позвонит знакомой и скажет: «А не угодно ли мадам

прогуляться под южным солнцем мечты?». Она сначала удивится, не сразу

войдёт в смысл такого странного выражения, но, зная за своим приятелем

манеру замысловато и вычурно изъясняться и обладая быстрым умом, скоро

постигнет куртуазную интонацию игры. Она, и действительно, любила

южное солнце, в последнее время часто говорила, что ждёт, не дождётся

лета, чтобы окунуться в волны тёплого моря.

Немного пышно звучит, подумал Авксентьев, но ведь это только шутка.

Время добротного итальянского неореализма ушло. Да никто и не напишет

ему сценарий под это название. Хотя, как знать! Почему бы нет? Он и сам

попробует набросать эскиз, так, больше для души. А там видно будет. Уж

очень красиво звучит. От одного названия хорошо на сердце, тают за

спиной лет этак двадцать-тридцать. Оно и хорошо и кстати, потому что ему,

Василию Авксентьеву, минуло за пятьдесят. Юле же (так звали женщину, с

которой он хотел говорить) едва-едва перевалило за сочные, зрелые и

яркие тридцать. Она была его ассистенткой, смотрела на него с обожанием,

которое умело скрывала за кокетливой иронией.

Он и позвонил, и сказал так, как хотел. И она сначала помолчала,

осмысливая неожиданный утренний сюрприз. Потом, улыбаясь (слова

растягивались от улыбки), сказала:

― Острите с утра?

Он тут же нашёлся:

― Дарю только что срезанный букет чайных роз, обрызганный росою.

Она опять улыбнулась. Ей нравилась такая реакция. Она сравнивала его

манеру говорить с проносящейся ракетой: осветит радужной вспышкой,

овеет приятным ветерком чистоты и бодрости, и пронесётся над головой,

даря чувство защищённости. Кто так владеет словом, так же ловок и в

обращении с мечом или шпагой. Мушкетёр, улан, гусар, одним словом. И

усы у него гусарские, чуть тронутые сединой, подбритые, задорно загнутые

кверху острыми кончиками. Не то, что лохмачи с нечесаными бородами

лопатой. Вольные художники! Скажите! И пахнет от него хорошим

парфюмом типа Sex Symbol обворожительной яблочной ноты. Apple ― и ты

уже в плену его мягких манер, бархатного голоса и ласковых глаз. Сколько

жертв попало в шелковые путы этих чар! Шесть раз женат. Пятеро детей. И

всё не уймётся. Седина в голову ― бес в ребро. Рассыпанные крупицы

снежной пыли застыли в ещё довольно густом шёлке тёмных волос,

отсвечивают благородным серебром. Хорош, что тут сказать! Престарелый

неугомонный Парис, похититель женских сердец.

― Ладно, ― сказала она. ― Дон Жуан вы этакий. Где и когда?

Он назвал хорошо знакомое им обоим место в переулке, в стороне от

многолюдной улицы. Здесь был сквер, в светлое время суток, гостеприимно

принимавший мамаш с детьми, пожилых людей; в вечернее же время

становившийся место свиданий влюблённых парочек.

Свидание было назначено на 12 часов. Лавочки были заняты. Теперь, в

конце необычно тёплого марта, когда почки на подстриженных кустах

сирени и жимолости набухли, как груди молодых девушек, уже можно было,

не боясь простуды, подолгу сидеть на ещё не крашенных скамейках.

Пенсионерам было рано уходить на обед, мамаши, напротив, спешили к

дневному кормлению малюток.

Солнце светило приветливо и ласково. Походив немного взад и вперёд по

маленькому скверу, Авксентьев и Юля вскоре заметили освободившееся

место на лавочке. Оба в светлых лёгких плащах, с раскрытыми головами

вскоре почувствовали, что начинают мёрзнуть.

― Тут поблизости открылась маленькая забегаловка. Зайдём? ― предложил

Авксентьев.

― Как скажет кавалер, ― улыбка тронула полные, тёмно-вишнёвые губы

его спутницы. В глазах заискрились ласковые искорки.

Они взяли по чашке кофе Арабико и сухому пирожному.

― У Вас сегодня какой-то торжественный вид, ― сказала Юля, глядя на

светившееся весенним светом лицо маэстро. ― Что-нибудь случилось?

― Не знаю, ― ответил он и посмотрел на неё долгим смеющимся взглядом.

― Может быть.

― Если не тайна, что?

― Так. Ничего особенного. Весенний день, Прекрасное настроение. Я с

вами. И вы мне нравитесь.

«Вот оно, ― подумала Юля, ― интересно, что дальше будет? Как он это

делает, начинает клеиться?»

Он поставил чашку на столик.

― Знаете, вы давно мне нравитесь. Но дело не в этом. Мы друзья, не так

ли? Нравимся друг другу. Ничто не помешает нам стать любовниками. Вы и

я свободны.

― В общем, да, ― подтвердила она.

Он ободряюще улыбнулся.

― Вот и прекрасно. Все слова, которые мы можем сказать другу, мы уже

говорили и слышали и, может быть, скажем ещё такие, которые не

говорились раньше. Я не об этом. Сегодня утром мне пришли в голову

странные слова. Я начал ими наш разговор по телефону. Помните?

Она кивнула.

― Это про солнце мечты?

― Да. Слова сентиментальные, смешные.

― Ну, почему же? Не всё гоняться за новизной. Есть старые прочные вещи.

― Вот-вот, ― подхватил он. ― Именно, старые, прочные. Если бы поставить

фильм, как двое гуляют по бульвару, неважно в каком городе. Светит

солнце, матери с колясками, старики. И всё так тихо и мирно. И вдруг гроза,

похожая на канонаду от взрывов. Все пугаются, бегут. На чёрном небе

злобные молнии. И только эти двое, прижавшись друг к другу, остаются

сидеть на лавочке. Ливень проходит. Вновь сияет солнце. С веток капает.

Появляются прохожие. И эти двое о чём-то говорят. Глаза у них светятся

любовью, и надеждой, и благодарностью Кому-то за этот дождь с грозой, за

это солнце, за то, что они живут на свете.

― Почти сценарий, ― сказала она. ― Остаётся только написать диалог. ― И

лукаво глянула на него.