ИВАН АНДРОЩУК Аборигены миражей Старый Новый Колян встречал в одиночестве. Он один из компании выдержал многосуточный марафон от Нового до Старого и сидел на ковре посреди комнаты с бутылкой английского первача и двумя стаканами. Второй – на всякий случай. Силы уже были, конечно, на исходе. Чтобы не проспать на работу, завел будильник, выбрав сигналом мощную полицейскую сирену. Едва пробило полночь, поздравил себя и хряпнул стакан. В глазах потемнело, а когда туман растаял, перед ним на ковре сидел здоровенный зеленый мужик с рогами на голове и курительным прибором в руках. «Ну вот, допился до чертиков», - грустно подумал Колян, машинально наливая незваному гостю. - Не, мне нельзя,- возразил тот. – Мой бог не разрешает. И так уже вон обкурился до человечков. -Постой, причем здесь бог? Разве ты не черт? - Сам ты шайтан, - обиделся гость.- Мы, джинны – правоверные. И ты, и я существуем каждый в своем мире. Но наши миры невидимы друг для друга. Только когда начинает ехать крыша, можно увидеть бледных человечков. - Или зеленых чертиков, когда допьешься, - повеселел Колян. – За это грех не выпить. А про бога – забудь на время. Ничего он не увидит. - Бог все видит. Он смотрит моими глазами. - А ты пей с закрытыми глазами, - посоветовал хозяин. На это джинну возразить было нечего. …Пробухали всю ночь: двум представителям разных цивилизаций было о чем поговорить. Уже под утро, когда кончился его «Галуаз», Колян поддался на уговоры джинна и отведал его курева. И почувствовал себя маленьким, как бухой тараканчик, забившийся в щель под плинтусом. Внезапно совсем близко завыла полицейская сирена. «Шухер!» -завопил Колян и спрятался в курительный прибор. А джинн с перепугу полез в бутылку. Так они там и остались. С тех пор английский первач называют «джин», а курительный прибор - «кальян», - так на Востоке произносится имя Колян. А если вы в этой истории видите анахронизм, мол, как могло случиться, что вещи старые, а названия – нынешние, не торопитесь делать выводы, поинтересуйтесь лучше, который теперь год, например, по мусульманскому календарю. Время – тонкая вещь, особенно на Востоке… ИРИНА ЛАЗУР Человек с удочкой Человек с удочкой стоял тихо. Он был тут уже давно. Удочка — лишь повод побыть здесь, в этой тишине — синей и какой-то неземной. Поплавок замер, он почти не шевелится. Человек стоял и просто думал. О чем? Да обо всем сразу: о быстротечности жизни, о страстях, иссушающих души, о добре и зле, о небе и земле, о Боге и дьяволе. Где-то вдали — кромка берега — туманного, нечеткая граница которого сливается с синевой воды. Туда, к берегу — не хочется. Руки держат удочку, а мысли сменяют друг друга. А из души уходит боль. Там, на берегу — суета. Там кипит жизнь. На берегу люди любят и ненавидят, плачут и смеются, обижают друг друга, а потом просят прощения. Там, на берегу, люди встречаются и расстаются, рождаются и умирают. Люди живут... Или только так думают... Скоро взойдет солнце, и пора будет уходить. Это только перед рассветом здесь бывает так тихо. Перед рассветом молчат птицы, и вода старается ненароком не плеснуть волною. Только перед рассветом здесь так хорошо думается... Только перед рассветом понимаешь смысл Бытия... Потом человек свернет свою удочку и пойдет в город, где шум, гам, хаос. Он целый день будет хранить в себе ощущение тишины, покоя и мудрости Сущего. На море поднимутся волны, чайки будут пронзительно кричать, и ссориться друг с дружкой. Совсем как люди. Покой отступит. Но не навсегда. До следующего рассвета… |