ЗОЛОТО ХАЙМЫ

 

Яркий солнечный свет майского утра, заливая мою убогую холостяцкую квартиру, нагло слепит глаза, чертыхаюсь – надо же, с вечера не задёрнул шторы. И вот приходится подниматься в такую рань. Выползаю на кухню, в холодильнике кроме инея и снега в морозилке, ничего, опять этот чай, хлеб и масло, да вчерашнее молоко – удел холостяков и цена независимости.

Не спеша, дожёвываю свой скудный завтрак. В не проснувшейся голове с трудом ворочаются мыслишки – наконец-то и в нашей заклинившей геологии что-то сдвинулось, зашевелилось. Появились где-то лишние денежки, чтоб смазать заржавевшие шестерёнки геологической ''индустрии''.

На голубом экране мельтешат кадры ужастиков, не новости, а какие-то сводки с боевых сражений. Всё что-то взрывается, падают самолёты, где-то стреляют среди белого дня и в депутатов, и в губернаторов, там потопы, там погромы, кошмар какой-то – лучше и не знать.

Да о чём это я, отвлёкся от темы, так – вот вчера уже ближе к вечеру, к концу рабочего дня звонит главный геолог Рожков: '' Забеги-ка, Михалыч, новости есть”, – а какие ни гу-гу. Знаем мы эти новости, ничего хорошего от них не жди. Хочешь, не хочешь, а идти надо, не на чай зовут. Не спеша, поднимаюсь к главному:

- Разрешите, Владимир Иванович?

- Заходи, заходи, бродяга, присаживайся. Вот, Михалыч, решили отправить на Балабанты отряд на двух ГАЗ – 71, как ты на это смотришь? Возьмёшься или нет? Ты места эти знаешь, бывал там, тебе и карты в руки. Твою кандидатуру и предложили.

- Заманчивое предложение, Иваныч, а кто поедет?

- Ну, отряд у тебя есть, технику посмотрите, проверите. Если что будет нужно, напишешь рапорт – получишь, выезд через неделю. Геолзадание получишь завтра,- свободен.

Вот в этом весь наш Рожков Владимир Иванович, коротко – ясно, как в армии.

День начался, как обычно, с небольшой планёрки - кто, чем будет заниматься, кто в склад отбирать и выписывать продукты, кто в гараж осмотреть вездеходы, в общем, через полчаса все ребята исчезли из камералки, неделя - срок небольшой, а перед выездом в поле необходимо столько дел провернуть.

Да только неделя пролетела необычайно быстро. И вот без лишней суеты, утречком мы в понедельник рассаживаемся в поджидающие нас на базе вездеходы. Вещи упакованы и плотно уложены в салонах машин, загруженных под самую завязку. Под мощный рокот двигателей и лязг гусянок мы покидаем экспедицию. Посёлок ещё не проснулся – слишком рано, громыхающие вездеходы провожают лишь заспанные лайки, выглядывающие из подворотен, которым на прощание и гавкнуть-то, не хочется – лень. А может они просто добрые, и все понимают.

Впереди нас ожидают две переправы через реки, посёлок Щекурья, а дальше необозримые просторы тайги и болота, которых не счесть и не перемерить.

В этот полевой сезон на двух ГАЗ – 71 нас выехало всего четверо геологов и с нами двое водителей вездеходов. Кроме меня Саня Ботвинский – геолог, с ним его жена Аннушка – геолог и к тому же наш кашевар - Аннушка, четвёртым незаменимый техник Олежка. А план у нас грандиозный – добраться до озера Балабанты, запрятанного в таежных отрогах Урала – загадочное и священное озеро ханты. Там мы и устроим базовый лагерь, а от него будем обшаривать близлежащие горы, в надежде встретить коренные выхода эклогитов. Это очень крепкие породы, в которых часто встречаются алмазы, к тому же и самые тяжелые. Такие породы находили очень редко, а в скальных выходах на Урале никогда. Да, задачка не из простых, найти иголку в стогу сена. А стог-то, не мерянный - Урал.

Со мной рядом сгорбился Олежка, в кабине газончика втроём конечно тесновато, как говорится в тесноте, да не в обиде, а за последним посёлком, в глуши тайги он переберётся наверх двигателя, а с ружьём на верху вполне комфортно. Газончики один за другим шустро катят по таёжной дороге, ныряя из лужи в лужу, разбрызгивая фонтаны воды и грязи. Наконец-то раздвигая дебри тайги, наш вездеход выкатывает на пологую галечную отмель неширокой речки Польи. Всё, - здесь привал, обед и отдых.

- Валерка, глуши машину, - ору я, - пообедаем, отдохнём.

- Хорошо, Михалыч, чай это вещь, к тому же вовремя.

И сразу тишиной заложило уши, не сразу донеслись журчанье небольшой горной Польи и шум ветра в верхушках береговых елей и кедров.

Выкарабкиваюсь из кабины на мелкий галечник, следом за мной выпрыгивает Олежка, под ногами с тихим шорохом струится чистая горная водичка.

- Какая всё же красотища.

- Не говори, Олежка, в посёлке совсем не то, здесь и небо голубее и чище, а тишина, какая – чувствуешь?

И в это время из-за поворота с грохотом вылетает второй наш вездеход, тишины как не бывало. Из кабины вываливается Александр, следом Аннушка и сразу начинается шум – гам.

- Где чайник, а газовая плита…,- и понеслось, поехало.

- Аннушка, всё на месте, щас будет, - успокаивает свою жену Александр – коренастый, высокий, с русой бородкой, спокойный и всегда невозмутимый. Не спеша, вытаскивает из недр кузова походную газовую плиту, Олежка роется, гремит, достаёт чайник, хлеб, тушёнку и прочую снедь для обеда. Наши водители Никола Будрин и Валерка Хозумов крутятся вокруг своих машин, у них свои проблемы, свои заботы.

Ну, кажется, все утихомирились, расселись вокруг импровизированного стола и обстоятельно, не спеша, стали уминать то, что второпях наготовила Аннушка.

- Михалыч, а где ночевать будем? – спрашивает Саня.

- Скорее всего, в Польинской избушке, там и дров навалом и крыша над головой, а до следующей избушки добираться ещё часов восемь-десять, умотаемся вдрызг.

- Наверное, это лучший вариант, до старательской Яротошорской уж слишком далеко, - соглашается Олежка.

- Ну, что, орлы, поели, покурили и по коням.

- Поехали, поехали, - торопит Аннушка, которой не терпится быстрее добраться до ночлега.

- Как с техникой, Юра?

- В порядке, Михалыч, можем трогаться.

- По местам, ребята, поехали.

И в том же порядке покатили наши вездеходы по таёжным дорогам. Теперь Олежка на скатанном спальнике расположился на верхотуре машины с ружьём в обнимку, а на заднем вездеходе, громыхающем за нами по пятам, на верху, как орёл, сидит Саня.

Погода нам благоприятствует, светит солнышко по-летнему тепло и вообще красота. Правда дорога становится похуже больше болот, но ничего, вырвемся к Дьяволоизу – перевалу к реке Манья, болота исчезнут, дорога пойдёт по горам. А пока нас окружают чахлые ели и берёзки, редко радуют глаз кедровые мандалы – гривы, где сухо и дорога накатанная, как асфальт.

Как бы там не было, время идёт, и, проскочив через каменистый ручей, взбираемся на бугор, а там, на широкой раскинувшейся чистовине и стоит Польинская избушка. Не избушка, а большая добротная изба, сколько ей лет и кто её строил, пожалуй, и не помнит никто. Служила, да и служит, до сей поры пристанищем проезжему люду да проходящим туристам.

Когда в далёкие времена, ещё до войны, в горах Неройки и Пуйвы добывался хрусталь и не просто хрусталь, а редкий пьезокварц для стратегических нужд, зарождающейся тогда электроники и космической промышленности. Вот тут-то и был необходим пьезокварц. Это сейчас кто не видел пьезокварцевой зажигалки. Но сейчас пьезокварц делается искусственно в электропечах, а в то время добыча пьезокварца велась исключительно из чистейшего, как слеза – хрусталя. Так вот этот самый хрусталь добывался с превеликим трудом в штольнях и карьерах. Порода вручную кайлами и тачками поднималась наверх, народу нужно было тьма, и их вербовали тогда по всей огромной нашей стране. Добывать столь нужный стране, непонятный никому хрусталь.

И каждый год по весне, когда сойдёт лёд, тишину Саранпауля будоражит пароходный гудок. Люди шустро закрывали ворота, калитки на запоры – это пароход «Пётр Шлеев» вёз новую партию работяг – тысячу вербованных, так их звали в народе. Посёлок замирал, прятали собак и запирали всю живность под замок, после ухода партии вербованных исчезали бродячие собаки, а иногда и забытый кем-нибудь телёнок. Вся эта гвардия нестройной колонной отправлялась в путь пешком. Транспорт не предусматривался, а путь не близкий, до Пуйвы сто пять километров заболоченной тайги. Поэтому видимо и строились такие перевалочные избы, где могли отдохнуть занедужившие работяги да ихнее начальство, сопровождавшее колонну. А в стужие зимы в таких избушках жили караванщики с готовой горячей едой, теплом, и постелью для гонявших с гор водителей тяжёлых грузовиков, и трактористов, тянущих в горы десяти-двадцати кубовые ёмкости на санях с солярой. Всё это – горы продуктов, тысячи кубометров дизтоплива, вороха спецодежды нужно было завезти на Пуйву и Неройку для людей копошившихся в горах и штольнях. Стране нужно было стратегическое сырьё, и всем этим заведовал могущественный шестой главк под контролем НКВД. Для бесперебойной работы в горах такого количества людей, не жалелись никакие средства, ни техника, невозможного не было.

К Польинской избушке оба вездехода подкатили одновременно, водители лихо, затормозив, заглушили движки, захлопали дверцы кабин, и все высыпали на свежий воздух. После длительного сидения у всех затекли руки, ноги, но все довольны, доехали без особых приключений и поломок.

Избушка, как я и говорил, довольно вместительная: человек пятнадцать свободно устроятся на нарах. Большая печь, стол и два небольших окошка. Пока я осматривался, на нарах выросла гора спальных мешков и рюкзаков с едой и прочим.

- Олег, займись дровами, ночь всё равно будет холодная, пока Анна занимается ужином.

- Сейчас, Михалыч, только спальник расстелю, и изладим дров.

- Александр, твоя забота помочь жене вода, продукты, газ и всё такое.

- Понял, Михалыч, без проблем.

А я пошёл к машинам, где всё ещё копошились ребята.

- Михалыч, торсион лопнул под левым катком, придётся менять, - недовольно басит Юра, - часа на два работы.

- Хорошо, Коля, помощь нужна или как?

- Пожалуй, вдвоём с Валеркой справимся, подзагрузились слишком, не выдержал и лопнул зараза.

- Добро, давайте сначала поужинаем, потом вы займётесь ремонтом, а мы с Саней и Олегом заправим бензином обе машины.

На том и порешили. В избушке уже тепло, Олежка успел растопить печь, стол застелен чистой клеёнкой и заставлен едой. Все разобрали спальники и занялись кто чем. Саня что-то мудрит с радиоприёмником, Олежка разбирает ружьё, Анна ещё колдует с продуктами.

- Ну, где там хлопцы Михалыч?

- Пошли умыться, сейчас будут, Аннушка.

- Все проголодались уже, когда ели-то.

- Идём, идём, Анна Петровна, - раздалось от входа.

И двое опоздавших устраиваются за столом, к ним подтягиваются остальные.

- Царский стол, - удивляется Никола, - чего только нет. Где это ты всё раздобыла, Аннушка?

- Домашние запасы, Никола, и свининка своя, и помидорчики, и огурчики – всё с огорода. Это Коля, своими руками выращено и выкормлено.

- Да, - удивляется Валерка, - а поглядишь, так такие ручки нежные, интеллигентные.

- Ну, нахал! Ешь, давай, а то поварёшкой получишь.

- Молчу, молчу, Петровна, я же пошутил.

- Олежка, а ты когда женишься, тоже бы с огурчиками и помидорами ездил. Вот жизть-то, - не унимается Валерка.

- Да вот как ты женишься, так сразу и я.

- Дождёшься, только когда рак на горе свистнет.

- Ладно, хватит баланду травить, поели, отдохнули и вперёд, - останавливаю их трёп, - пошли, заправим машины, а то поздновато уже.

- Правильно, Михалыч, не остановишь их, так до утра зубоскалить могут, - ворчит Петровна.

Прошёл первый день нашей дороги, нашего нового полевого сезона. Сколько их было? И будет? Много, очень много, удачных и неудачных. Когда всё лето напролёт бесцельно били канавы и шурфы, а рудная жила терялась в недрах породы и уходила, как сквозь пальцы вода. И по приезде в экспедицию нечего было сказать на защите отчёта. Всё было, всё…

Утром, как всегда первой поднялась Аннушка, когда я открыл глаза, она уже во всю гремела посудой и что-то готовила к завтраку, чуть слышно напевая одной ей известную мелодию.

Тихонько вылезаю из спального мешка, чтобы никого не разбудить. Рановато ещё, пусть поспят, день обещает быть не из лёгких, перегон будет длинный. Иду на речку умыться. Утро ясное и солнечное, спускаюсь по тропке к реке. Полья здесь мелкая и узкая, воды лишь до колена, сполоснулся и назад в избушку. Брр, брр, вода ледяная, быстро к столу за чашкой кофе, а потом можно и сигарету.

- Игорь Михайлович, может пора будить ребят, всё уже готово, а то остынет и снова разогревать, да и время уже восемь утра.

- Ну, что же, пора так пора. Буди, Аннушка.

- Сони! Подъём, завтрак стынет, - зашумела Аннушка, - лежебоки, да проснитесь же вы, наконец.

Услышав, что завтрак стынет, орлы, как один сиганули из своих спальников и, похватав полотенца, унеслись к реке. Через минуту, проснувшиеся и умытые, дружно уплетали поданную еду.

И вновь надсадно гудят моторы, лязгают траки, а по сторонам мелькают ели и сосны. Мы с трудом пробиваемся вверх к вершине перевала Дьяволоиз, почему он так назван, не знаю, но это факт. Всегда тут случаются, какие нибудь заковыки. Потом крутой, очень крутой и извилистый спуск в долину реки Маньи, и вдоль неё пойдём до устья ручья Яроташор, где лет десять назад старательская артель добывала золото. Сейчас уже от Яроташора после лихих старателей остался ''лунный пейзаж'', ручей полностью сменил русло. Горы мёртвого песка, галечника возвышаются там и сям, ни единого кустика или клочка травы. Ради золота человек неоправданно рушит природу, о чём горько потом будет жалеть.

И вот мы вырвались на плоскую вершину перевала Дьяволоиз, далеко внизу в дымке извивается ленточкой Манья, а с запада подступают ещё в снегу белые вершины седого Урала, красиво – аж дух захватывает, только нам некогда любоваться природой, всё ещё впереди. И вездеходы с опаской начали спуск к реке. Осторожно, крадучись, ведёт Валерка машину, неверно отжал педаль или передёрнул рычаги - и понесёт гружёную машину вниз, ничем не остановишь. Но ничего, сползли потихоньку и рванули по накатанной дороге вдоль реки, только траки забрякали, оставшиеся километры до избушки пролетели незаметно, лихой вираж и вот она, родимая наша изба стоп, машины!

Это вообще-то и не изба, а остаток бани старателей, вернее сохранившийся предбанник, а баня уже полуразвалена. Всё здесь в запустении, остовы мехмастерских, складов и даже было тепличное хозяйство, было всё и даже свой аэродром, где садились самолёты АН–2. Ничего не скажешь, с размахом трудилась артель, а сейчас всё поросло бурьяном и мелким березняком.

В избушке сыро и пахнет плесенью, давненько сюда уже никто не заглядывал, но ничего, подтопим печурку, и запахнет жилым духом.

Всё тем же порядком: груда спальных мешков, рюкзаки, продукты, растопленная печь, ужин.

Подготовили машины к завтрашнему дню и разбрелись по углам. День прошёл на удивление, без поломок и удачно, завтра будет посложнее. Бросок в верховья Хальмер-ю, где трудится тоже артель, но наша доморощенная - Саранпаульская, хотя и хрен редьки не слаще, как говорят. Дорога пойдёт по вершинам гор, изредка ныряя в распадки и долины, по расстоянию вдвое больше, но не будет ни болот, ни тайги, мох да камень.

Утром поднялись рано, по машинам и вперёд. Вечер застал нас перед спуском в долину Хальмер-ю почти на вершине горы. Где на плоскотине несколько домов и загон для оленей, по зиме здесь оленеводы проводят забой оленей, а весной вакцинацию, от этого кораля дорога ведёт к реке, спуск пологий и мы без проблем уже катим по берегу Хальмер-ю. Ещё немного и нас встречает своими огнями посёлок геологов. Одно название - посёлок три домика, баня да пяток вагончиков-балков, правда есть мехмастерские и пилорама, а на горе склад ГСМ, где мы должны дозаправиться, чтобы бензина хватило на весь наш маршрут.

У входа в свой домик нас уже встречает начальник артели Гена Манин - старый знакомый и хороший друг.

- Вот, бродяги, как снег на голову, могли бы, и предупредить, оркестр бы собрали, с музыкой и шампанским бы встретили.

- Да, Геша, шампанского вы и сами здесь год не видели, так что не смеши.

- Что, правда, то правда, Игорь, давай своих ребят в столовую, а через час будет баня, я уже команду дал, ну как?

- Лучше не придумаешь, и когда ты всё успеваешь, Ген?

- Не успевал, не был бы начальником, так-то. А ты проходи в хату, поговорим, повспоминаем, спиртяшки по стопарю с малосольным харьюзком. Давай, давай, шевелись.

- Идите, ребята, в столовую, там говорят, нас уже ждут. Вот, Аннушка, и выходной тебе сегодня. Столовая вон в том последнем домике, поужинаете, подходите сюда же, определимся с ночлегом.

Мест свободных оказалось достаточно. Ботвинских поместили в домике, а ребят в пустовавший вагончик, так что всё устроилось как нельзя лучше. А мы с Геной просидели до утра, вспоминая прошлые годы – ушедших из геологии и из жизни друзей. Много нужно прожить, много протопать таёжных километров и побывать во многих местах, чтоб было о чём вспоминать всю короткую весеннюю майскую ночь.

- Неплохо, Гена, мы поболтали, пора и собираться, поднимать ребят. Сегодня хотя бы до чума Егора добраться, а завтра уж будем на месте, на Балабантах.

- Несёт же вас, чёрт знает куда, видишь, я же остепенился, не тянет в палатки.

- Врёшь, Гена, ещё как тянет, да скрываешь. Да еще, пожалуйста, зарезервируй нам пол тонны бензина на обратную дорогу, добро?

- Лады, иди, собирай свою гвардию, ни пуха…

Собирать, в общем-то, никого не пришлось, все были в сборе и ждали только меня.

- Ну, что, ребята, вперёд!

- Все готовы, Михалыч, поехали, - зашумела толпа.

И вновь заревели моторы вездеходов, зазвенели гусянки по щебню, и снова наш путь лежит строго на север, пока вдоль Хальмер-ю, а потом через перевал в верховья Балабан-ю. Всё ближе и ближе к намеченной цели – озеру Балабанты, и забираемся всё выше и выше в горы.

Сегодня к вечеру мы должны добраться до чума Егора, где он с сыновьями пасёт стада оленей.

Валерка сосредоточенно правит машиной, а мне остаётся только дремать, бессонная ночь всё же даёт себя знать. Иногда Валерка будит меня и спрашивает, куда сворачивать, но, в основном колея одна, и он меня не беспокоит.

Так почти всю дорогу я и прокемарил, окончательно пришёл в себя, когда подъезжали к округлому, как чаша, озеру, на берегу которого белым конусом выделялся чум.

Собаки встретили нас дружным истошным лаем, взбудоражив всю округу, не часто они встречают вездеходы. Из чума первыми, откинув полог входа, сыпанули ребятишки, потом степенно вышли трое оленеводов. Егор заметно выделялся среди других – высокий, белоголовый, крепкий, как корень кедра.

- Кого я вижу? Сколько лет, сколько зим, однако года четыре уже прошло, ай, яй, яй. Как быстро летит время. Игорь, что встали, прошу в чум, гости дорогие. Гость в дом – радость в дом.

- Здравствуй, Егор, правда, давно не виделись, в других местах работал, где только не был.

Поочерёдно здороваемся со всеми, подходят все наши ребята, и заходим в чум.

В чуме темновато, крашеные полы, посередине очень большая железная печь и два стола по разные стороны печи, по кругу чума расстелены оленьи шкуры, на которых лёжа покуривают и сидят оленеводы.

Левый стол сноровисто накрывает всякой снедью Марфа – жена Егора. Чего тут только нет, но всё же основная еда оленевода – это мясо, варёное, сушёное, или вяленое. Все примолкли, пока идёт приготовление стола, наши ребята тем более, потому что в чуме они впервые и всё им в новинку. Наконец Егор приглашает всех к столу, все чинно рассаживаются. Стол, как говорится, накрыт под завязку: паром исходит отварная оленина, здесь же куски копчёной и вяленой рыбы, а так же жареный хариуз, всякое варенье, конфеты и чай. Как фокусник откуда-то Марфа извлекает поллитровку и отмеривает всем ровно по сто граммов, отказов здесь не принимают, у оленеводов это не принято. Да и народ это особенный, бесхитростный и очень радушный и гостеприимный. Годами они кочуют со стадами оленей, лишь изредка появляются в посёлке пополнить запас продуктов да навестить своих подрастающих детей – это уклад и образ жизни, другой они просто не приемлют.

Егор поднял рюмку, приподнимаясь над столом,

- За встречу, за успех.

- Да, Егор, за успех и за нашу встречу. Паси рума, как говорят.

Все подняли рюмки, даже Аннушка, которая не переносит спиртное. Выпили, разобрали куски мяса, рыбы – кому, что по душе. Потом Марфа разнесла кружки обжигающе горячего чая.

Пришла пора и разговорам, оленеводы так редко встречают гостей, что им интересно всё, особенно последние события в посёлке, что, где и как. За разговорами незаметно пролетел угасающий день, и нам расстелили оленьи шкуры, где мы и расположились на ночлег, последний ночлег под крышей в кругу друзей, в тепле, а дальше нас ждут палатки, отсыревшие спальники, вечера у костров и все прочие прелести походной таёжной жизни.

Егор, как мы его и просили, поднял нас рано утром, едва солнце поднялось над горами. Сегодня мы наконец-то должны добраться до места нашей стоянки.

Все жители стойбища вышли нас проводить в дорогу, последние рукопожатия и вновь наши вездеходы с шумом и грохотом устремляются к горам и последнему перевалу к озеру Балабанты.

Как и прежде, Олежка восседает на верху машины, сжимая своё ружьишко в руках, но похоже недолго им с Александром удастся быть вперёдсмотрящими. Уже с утра небо хмурится, заметно сильнее поддувает ветер, и с первыми струями дождя им придётся перебраться в тесноту кабины. А пока по едва заметной дороге мы продвигаемся вперёд, и всё чаще, Валерка спрашивает куда сворачивать и двигаться дальше. Да и дороги практически нет, то катим по берегу, то пробиваемся прямо по мелководью посреди реки или с косы на косу, но всё равно движемся вперёд. Совсем некстати небо затянули тяжёлые лохматые тучи, так всегда бывает на Севере, откуда ни возьмись, верхушки елей и великанов лиственниц окутывают серые ''свинцовые'' тучи, и всё вокруг закрывает сумрачной пеленой дождя. На минуту встаём, в кабины втискиваются Олег с Александром, и снова вперёд и вверх, к перевалу. На перевал мы не подъехали, а подкрались, дорогу ни черта не видно. Дворники не успевают сметать с лобовых стёкол изморось. Дождю кажется, нет ни конца, ни края. Но и на верху, на перевале оставаться нельзя. Здесь нет ни дров, ни леса и негде укрыться от пронизывающего ветра и холода.

Уже ни зги не видно, всё укрыто плотной пеленой тумана и струями дождя. Приходится доставать плащ и, натянув капюшон, выбираться под дождь, и идти перед машинами, показывая дорогу по крутому спуску к озеру.

Негромко поуркивая, вездеходы осторожно сползают вслед за мной в долину, но вот и долгожданное озеро, правда, сейчас оно пасмурное, укрытое туманом и пеленой дождя. Священное озеро ханты, по окружающим вершинам озера расположены многочисленные капища, которые всегда находятся под присмотром охотников и оленеводов. Дорога ведёт нас дальше, вдоль озера к впадению ручья Балабан - Шор, на устье сухая чистая поляна, там мы и поставим свои палатки.

К сумеркам мы успели установить свой небольшой палаточный лагерь – три жилых палатки, столовая, камералка и одну поставили под баню. Дождь всё так же моросит, но хоть нет такого ветра, как поверху. Поставили с Олегом раскладушки, перенесли вьючные ящики с топографическими и геологическими картами по участку работ. Растопили небольшую печурку, и в палатке стало тепло и уютно.

- Олег, ты пока раскладывай вещички, обустраивайся, а я пойду в столовую посмотрю, как там дела.

- Почти всё уложено, Михалыч, я вот только не знаю где у нас проводка и лампочки. Валерка с Николой уже установили электростанцию, скоро заведут, и будет свет.

- Да, вся проводка в зелёном ящике в Колиной машине.

В столовой во всю кипит работа. На газовой плите у Аннушки, что-то кипит, шкварчит. Саня тут же чистит картошку.

- Как с ужином, Аннушка?

- Через полчасика, Игорь Михалыч, вот Саня картошку дочистит и всё. В восемь ужин будет готов.

- Сань, а что-то ты сегодня невесёлый?

- Да уж, весёлый, дальше и некуда. Михалыч, погода вон видишь, какая? Как будто осень, а если лето будет такое, из палатки не вылезешь.

- Ой, подождите, впереди столько немереных километров, не раз ноги собьёте. Всё впереди, Саня, поверь мне.

- Просто сырость надоела. Дождь, дождь и дождь.

- Аннушка, а кофе ещё есть у нас?

- Кофе, сколько хочешь, в белом чайнике кипяток, а в том чай.

- Спасибо, Аннушка, я, пожалуй, налью кружку кофе и возьму пару бутербродов. Ужинать не приду, не хочется что-то. Пойду в палатку.

В палатке тепло и сухо, правда темновато, скорее бы уж запустили станцию, тогда можно будет при свете ещё раз просмотреть намеченные маршруты, уточнить по аэрофотоснимкам геологию района. А пока остаётся последовать за Олежкой и завалиться на раскладушку и подремать.

Я и не заметил, как заснул, видно постоянное напряжение в дороге сказалось таким образом. Зато проснулся очень рано, бодрым и выспавшимся.

На столе так и стоит полная кружка с кофе, рядом пара бутербродов. Кофе, правда, холодный, но с сигареткой вполне ничего. Допив кофе и докурив сигарету, выбираюсь из палатки. Всё так же моросит мелкий дождь, серая мгла туч клубится над понурыми елями и сникшими берёзками. Балабанты притихло, не плеснётся рыба, не вскрикнет печально гагара. Озеро всё же большое, около семи километров в длину и два в ширину, есть, где разгуляться волнам в ветреную погоду, а сейчас успокоенное, убаюканное туманами озеро дремлет в своей первозданной тишине.

Тишина царит и в нашем палаточном городке. Пусть поспят от души, спешить никуда не нужно, мы на месте.

Стараясь не шуметь, пробираюсь в столовую, включаю обе газовые конфорки, так в палатке быстрее согреется, ставлю чайник на газ, кружка дымящегося янтарного чая как раз к месту. Но не успел ещё закипеть чайник, откинув полог, появились в палатке Аннушка с мужем.

- Вот это да, а мы думали, будем первыми.

- Ничего, Саня, присаживайтесь. Уже и чайник закипает.

- Михалыч, вам кофе?

- Нет, Аннушка, мне чай и покрепче.

- А тебе, Саша, тоже чай?

- Лучше кофе, Аня, по утрам кофе как-то приятнее и включи, пожалуйста, какую-нибудь музыку, приёмник у тебя под рукой.

- Аннушка, спасибо за чай. Сань, ты уж поухаживай за женой, помоги ей с дровишками и водой, пока молодёжь отсыпается, а я пойду, нужно рацию включить и сообщить на базу, что мы прибыли на место.

Трое суток полоскал дождь наши промокшие палатки, притихшую тайгу и загрустившее озеро. И лишь на четвёртый день к вечеру небо стало проясняться. В разрывах между тучами проблёскивают первые звёздочки, вселяя надежду, что погода изменится.

И, правда, утро было ясное и солнечное, куда подевались сырость и серость прошедших дней. Изумрудом в таёжной оправе сверкало святое озеро Балабанты, на берегу которого под лучами жаркого солнца прямо на глазах обсыхали наши палатки. И именно с этого дня вокруг нас стали происходить странные вещи.

Неожиданно заболел Валерка – поднялась температура под 39, трясёт всего, как в лихорадке. Мы ничего не могли понять, да и наши скромные запасы медикаментов, а тем более наши скудные познания в медицине, не оставляли времени на размышления. Тут же утром по рации запросили санборт. Вертолёт прилетел через три часа, и мы проводили Валерку к вертушке, который и увёз его в посёлок, в больницу.

Унылые побрели мы в большую палатку, где у нас и столовая и камералка, и склад и всё остальное. Первым не вынес тягостного молчания Олежка:

- Михалыч, а как мы без водителя останемся?

- А никак, ты в прошлом сезоне управлялся с газоном и в этом придётся, да и Саня, по-моему, разбирается в технике. А Никола у вас будет инструктором.

- Я-то разбираюсь, да одно дело рычаги дёргать, а ремонтировать совсем другое.

- Ну, вот я и говорю, Сань, инструктор у вас подходящий, всё вам подскажет. А пока давайте-ка, позавтракаем, и мы с Олегом пройдемся, посмотрим вокруг, где, что и как, а завтра начнём работать.

Налегке с Олежкой покидаем наш лагерь, Саня с Николаем, забрав спиннинги, решили порыбачить, а Аннушка, как всегда, остаётся на кухне.

- Михалыч, а куда пойдём сегодня?

- Наверное, пойдём по Балабан-шору вверх до истоков, выйдем на вершину, немного там походим и домой.

- Погода сегодня чудесная, только топай и топай, нет ни мошки, ни комарика.

- Это точно, раннее лето и поздняя осень - самое лучшее время в тайге. Смотри, Олег, после ненастья всё ожило, забегали букашки всякие, муравьи зашустрили, не только людей гнетёт непогода.

- Михалыч, а почему озеро это считается священным?

- Священное озеро, говоришь, да, наверное, потому, что хранят до сих пор эти места древние капища ханты и манси. Недоступны они для незнающих и случайных людей, слишком далеко Балабанты от обжитых мест, две-три сотни километров непроходимой тайги и болот.

- Подожди, Михалыч, а тот сезон помнишь, ты ещё говорил, когда на лодке спускались по Хулге, что рядом Балабанты.

- Ну да, где я тебе показывал, в Хулгу впадал ручей Балабанты-виз, этот ручей единственный вытекающий из озера, а другие только впадают. Так вот от этого места, от устья ручья до озера около трёх километров. И, не зная, где озеро, вряд ли его найдёшь. А в те, не так далёкие времена лодочных моторов и в помине не было, а на шестах не всякий решался забираться так далеко вверх по реке. Это не то, что сейчас, нажал кнопку, и мощный мотор потащит дюральку вверх по реке.

- Всё понятно, Михалыч, с этим всё ясно, может, чайку попьём? Вон из тех курумников, похоже, и начинается ручеёк, а дальше его и не видно. Где воду тогда найдём?

- Олежка, давай у этой валежины, и разведём костёр, сбрасывай рюкзак.

Костерок занялся быстро, немного бересты и сухих веточек, а сверху дровишки покрупнее, и всё. Весело потрескивают искры, разлетаясь в разные стороны от огня, в котелке прямо на глазах забурлила – закипела вода, пора и снимать котелок.

Пока Олег возится с банками тушёнки, завариваю чай, нарезаю хлеб, вот и наш обед, быстро и сердито.

- Михалыч, тебе тушёнку разогреть? А я буду холодную.

- Нет, я тоже с тобой поем холодной.

Доели тушёнку, запив янтарным купеческим чайком, не спеша, выкурили по сигаретке и засобирались снова в путь, снова вверх в горы.

Внимательно осматриваю и простукиваю молотком все встречающиеся на пути скалы и обнажения. Но ничего похожего на эклогиты не встречается, да и наивно было бы предположить, что в первый же день бешено, улыбнётся удача. Так не бывает в жизни, только в хороших добрых сказках.

Не так уж и высоко остаётся нам подняться в горы, а там чуть-чуть пройдём и в низ. Через полчаса выбрались на плоскую вершину, покрытую мелким редким березняком, а впереди засеребрились, засверкали белоснежной голубизной вершины основного хребта Урала. Там в горах лежит снег. Странно, здесь лето, а там ещё снег.

Снег в горах начнёт таять в конце июня, вновь забурлят горные речушки, вздыбится вода и хлынет вниз, затопляя поймы и луга. Половодье будет похлеще, чем весной, большая вода будет долго держаться на одном уровне, в горах снега не меряно, когда всё стает? А пока только радуют глаз безмолвные иссиня - белые вершины далёких гор.

- Пора и спускаться, Олежка. По времени мы и так уже задерживаемся.

- Спускайся, Михалыч, я ещё к той скале сбегаю и догоню.

По мелкому сосняку спускаюсь вниз, где-то сзади ползёт Олег, обшаривая по пути все останцы. Постепенно редкий сосновый бор переходит в тёмный густой и сумрачный кедрач, ноги сами несут по пологому склону. Дорога одна, только вниз, и думать особенно не о чем. Думай, не думай, но, когда поднял глаза от земли, ноги сами затормозили и стали, как свинцовые. Передо мной в десяти шагах стоял хозяин тайги, огромный бурый мишка, похоже, так же ошарашенный неожиданной встречей. Видно и он увлёкся чем-то, не услышал шагов приближающегося человека. В памяти осталось только то, что я следил за его глазами и огромной головой, которую он медленно поворачивал то вправо, то влево, а глазки его пронзительно следили за мной.

На моё счастье он, видимо, был в хорошем настроении и совсем не хотел кушать, а ему надо-то два прыжка, чтобы снять мой скальп. Вспомнив рассказы бывалых охотников не раз встречавшихся в тайге с медведями, мол, надо попросить хозяина уступить дорогу и он уйдёт в сторону, но не тут-то было. Я его просил и по-русски, и по-хантейски, чтобы он топал своей дорогой, чтобы ушёл в сторону. А он, зараза, как стоял, так и стоит, только глазки его хитрющие крутятся в разные стороны. Вот тут-то я и запаниковал, не хочет хозяин уходить. Ну, думаю, попробую тихонько стянуть с плеча ружьё, а там видно будет. Медленно-медленно левой рукой пытаюсь снять ремень с ружьём, но как всегда бывает, поверх ружья на плече болтается полевая сумка. Здесь я и отвлёкся на миг от медведя, а когда посмотрел вновь, то увидел лишь удаляющуюся задницу мишки, и только спустя какое-то время понял, что рядом со мной стоит Олег.

- Михалыч, ну ты и даёшь, как тебя угораздило нос к носу с медведем сойтись?

- А что-то задумался, очухался, а вот и он стоит. Куда бежать?

- Не знаю, меня бы кондрашка хватила.

- Всё прошло, Олежка, хорошо, что ты вовремя подошёл. Мишка тебя и испугался наверно, решил, что двое слишком много и ретировался. Пошли, а то нас уже заждались.

К лагерю подходили уже в сумерках. Из столовой вкусно пахло жареной рыбой и луком, и тихо наяривала музыка. Не выдержав таких запахов прямиком, оставив ружья на улице, завалили в столовую.

- Где вы запропали? Второй раз уже разогреваю ужин, - выговаривает Аннушка.

Кратенько пересказываю сегодняшнюю встречу, и вообще больше по одиночке в тайгу ни шагу и даже рыбачить на озеро только вдвоём.

- Всё понятно?

- Угу, - раздаётся из угла, где Никола и Саня рубятся в шахматы.

- Давайте, ешьте, мы уже поужинали, - подаёт нам сковороду с жареной щукой Аннушка.

Да, вкусна свежая рыбка, да ещё с лучком. Умяли мы с Олегом целую сковородку жареной щуки, даже в сон потянуло.

- Пойду, ребята, я спать, устал что-то с непривычки. Завтра определимся, чем будем заниматься. Спокойной ночи.

Прихватив ружьё и сумку, пошёл в палатку, в сторонке чуть слышно застрекотал движок, и в палатке вспыхнула лампочка. Докурив сигарету, забрался в спальник и моментально заснул, даже не слышал, когда пришёл Олег, и, выключив свет, тоже лёг спать.

Ночью дважды просыпался в холодном поту, всё снилось, как я удираю от хозяина тайги в самый последний момент, когда уже кажется, что вот-вот мишка сгребёт меня в свои объятия, а я каким-то чудом спасаюсь.

В тайге так-то я частенько с медведем встречался, но нос к носу не приходилось. Из палатки вылез сонный и вялый, кое-как сполоснулся в ручье, поставил чайник подогреться, засмолил сигарету. Следом за мной в столовой появился и Саня, вот по кому не скажешь – не выспавшийся, всегда бодрый и энергичный.

- Что, Михалыч, будем завтракать?

- Да нет, подождём всех, а сейчас, может, кофейка?

- Аннушка сейчас подойдёт, у ручья пока марафет наводит.

- Ладно, давай чайку-кофейку, ты вовремя подошёл, чайник закипает.

По ложке ''Чибо'' заливаем кипятком и кофе готов, пока расправляемся с обжигающим напитком, в палатке друг за другом появляются и все наши засони.

- Ну, что, орлы? Доброе утро и с праздником!

- Какой ещё праздник, Михалыч?

- Ну что ты, Колюня, посмотри утро действительно доброе, а праздник? Трудовые будни праздники для нас, сегодня первый рабочий день.

- А…, а я - то подумал, что, правда, какой-нибудь праздник. Может и по сто грамм?

- О водочке забудь до Саранпауля, - поддержала меня Аннушка.

- Кто будет завтракать? Есть вчерашняя щука и колбаса со спагетти.

Пока ребята разбирались с завтраком, я разбирался с топокартами. Один экземпляр Ботвинским, другой нам с Олегом, а аэроснимки и всякие разные геологические всем по экземпляру.

- Коля, ты остаёшься один в лагере, так что будь повнимательнее. Пусть орёт радио, и вообще шуми побольше. И вы, Сань с Аней, не забывайтесь. Мишка где-то рядом бродит. Чем чёрт не шутит. Пошли, Олег, собираться, и на выход.

Пустеет наш палаточный лагерь, Саня с Аннушкой ушли, а мы с Олегом немного задержались. Будрин уже крутится около техники. Всё же любит он машины, всегда найдёт время, чтобы что-нибудь подкрутить, смазать и почистить. За него я спокоен, и механик он отличный, а охотник - так это от природы. В тайге он вырос, и ружьё для него, как для другого ложка, так что здесь беспокоиться нечего.

- Михалыч, ну что тронули?

- Пойдём, пойдём, дай докурить минуту. Ты всё собрал, Олежка? Не забудь пулевые патроны прихватить, с медведями шутки плохи, да он их и не понимает.

Прошло две недели упорных поисков, пунктиры на карте наших маршрутов, частым гребешком прошерстили отроги седого Урала на запад от Балабанты. Но результаты, как говорят, нулевые.

Засиделись как-то вечером у костра, в палатки расходиться вроде бы и рановато. Крутили-вертели, обсуждали наши делишки, что сделано и что впереди.

- Вот что, орлы, я могу предложить вам: похоже, наши поиски пока не приносят результатов, давайте неделю ещё ''побегаем'', а затем мы с Олежкой на одной машине перебросимся к ручью Парус-шор. От этой стоянки мы сможем отработать на север до Тыкотловы

- Михалыч, а водитель с вами уедет или как?

- Нет, Саня, Николай будет у вас, да и до Парус-шора всего пятнадцать километров, так что мы ещё не один раз прибежим к вам.

- А продукты как будете брать?

- Примерно на месяц, а там видно будет, Аня.

И ещё пролетела неделя наших бесплодных поисков, нет никаких зацепок за алмазоносные породы, правда, не совсем поиски были и бесплодны.

Как-то уже вечером вернувшись из маршрута, торжественно Саня занёс в камералку и выложил на стол казацкую саблю в ножнах, а Аннушка поставила рядом три огромных металлических банки с чаем.

- Вот это да, - взревел от восторга Никола, выдёргивая саблю из ножен, - гля, и не поржавела даже, а наверно древняя.

- Древняя не древняя, а с гражданской войны, поди, осталась. Вон смотри, чай байховый ''краснодарский'' купца Игнатьева, - крутит в руках банку чая Олежка.

Чай и, правда, выпущен чайной фабрикой купца Игнатьева в 1912 году, но, похоже, вполне пригодный для употребления спустя почти 90 лет.

В металлической банке в фольге, вощёной бумаге и ещё в чём-то, выглядит вполне съедобно.

- Нет, ребята, не будем экспериментировать, хватит. Хозумова отправили санрейсом, и он еще в больнице. Так, что эту тему оставим, а саблей любуйтесь сколько хотите. Собрал банки с чаем и унёс в палатку, а то кто-нибудь надумает и правда заварит чайку.

Пораньше с утра начали собираться в дорогу. Грузили в машину продукты, спальники и ещё кучу всякой мелочёвки.

- Олег, ещё раз просмотри, всё ли погрузили, а я пока с Саней намечу ему маршруты.

- Хорошо, я подготовлю список, потом сам ещё раз проверишь.

- Ладно, занимайся, я пошёл.

В камералке, на столах Ботвинские уже разложили карты, ждут, попивая чаёк.

- Михалыч, мы уже вас потеряли, посуду, и продукты я вам уже приготовила, да и завтрак давно стынет.

- Там машину Олег с Николаем сейчас догрузят, позавтракаем и поедем. А пока давайте разберёмся с объёмами работ. Вы, Саня с Аннушкой, будете уходить на юг до Балабан-ю, как дойдёте до реки, так и закончите с маршрутами – это вам вплотную недели не три работы, а если пойдут дожди, то и за месяц не управитесь. Ну, а мы от Парус-шора также будем идти к вам, работы тоже дай Бог.

Пришла пора расставаться, прощаться с чудесным озером Балабанты. Возвращаться наверняка придётся поздней осенью с мутными осенними дождями, круговертью жёлтой листвы и жаром багряных рябин. Каким встретит нас озеро? Таким же пасмурным и угрюмым, каким мы увидели его впервые, или же таким, какое оно сейчас, лазурное, ласковое, так и плавится в лучах яркого июньского солнца, вскипая у берега бисером брызг от стай мелкой рыбёшки. Как сложится наша работа, что ждёт нас впереди?

- Вот вроде бы и всё, ждите нас в гости. Ещё раз не забудьте ровно в восемь связь с базой, ежедневно, а так же внимательнее с мишкой, он так и бродит где-то рядом, а тебе, Колюня, под охрану лагерь и всё остальное.

- Всё понятно, счастливо, Михалыч, до встречи Олег!

- Пока, пока! Трогай, Олежка.

Мотор взревел, вездеход рванулся и заглох. Не выдержал Никола такого издевательства над машиной: - Ты, что так дёргаешь, не на телеге же. Давай на первой и сцепление плавно отпускай.

Со второй попытки вездеход всё же стронулся с места, и мы, не торопясь, покинули обжитой наш лагерь. Дорога заняла не так и много времени, через четыре часа мы уже установили палатку на берегу шумного, но не глубокого ручейка Парус-шор. Уютно задымил костерок, разгоняя первых комаришек.

- Михалыч, жердей нарубить на нары или лапником обойдёмся?

- Лучше всё же нары кое-какие сладить, пойдут дожди, всё промокнет без нар.

- Пожалуй, и правда, - говорит Олежка, направляясь с топором в мелкий березняк.

А я тем временем подвесил чайник на таганок и пошёл к ручью начистить картошку на суп.

Весело потрескивал костёр, расшвыривая по сторонам искры. Чайник уже закипел и преет, чуть в сторонке от жара, доваривается и суп. Практически ужин готов.

- Михалыч, ты что загрустил, - подсаживается к костру Олежка, - я уже и нары в палатке смастерил и стол маломальский, так что жить можно.

- Да вот, что-то, думаю всё, Олежка, не везёт нам в последнее время. И это ведь началось после той поездки за голубыми камешками – помнишь?

- Конечно, помню, как не помнить все те кошмары.

- Ну, уж и кошмары, это ты загнул. Всё было нормально, слышь, Олежка, а ты, почему в институт не поступаешь, всё тянешь. Пора и самостоятельно начинать работать. Вон в Свердловском горном, в деканате нормальные таёжные кореша есть, с поступлением - никаких проблем.

- Даже и не знаю, Михалыч, если только на заочное, не знаю, может и попытаюсь.

- Хорошо бы этой зимой поступил, а мы бы тебе подмогли бы, а, Олежка? А пока плесни-ка мне шулемки, давай поедим, да и спать пора.

Утро на новом месте встретило нас проливным дождём. Холодный ветер порывами тянул с гор тяжёлые набухшие грозовые тучи. Тугие струи воды беспрестанно барабанят по брезенту нашей палатки. Хотя вчера ещё ничего не обещало непогоды, светило солнышко и закат был чудесный, но Север есть Север – погода меняется непредсказуемо, быстро.

Ничего не остаётся делать, как выбираться из спальника растоплять печурку, сыро, мерзко, брр.… Загудела, раскаляясь, печурка, вместе с теплом заполняя палатку давным-давно забытым домашним уютом и запахом кофе, и дымом сигарет. Даже Олег не остался равнодушным к растекающемуся теплу, аромату кофе и табака. - Ох, и благодать, какая, Михалыч, тепло, светло, а кофе в постель? Как или никак?

- Будет тебе кофе, будет, - наливаю и подаю Олежке кофе, - а сигареты на столе, сам достанешь.

И день сегодня для работы пропащий, пускай Олег поваляется, почитает книжки, не так и часто у нас случаются выходные.

Но, как я уже и говорил – Север есть Север, к обеду утих проливной дождь, и прояснило небо, даже солнышко скромненько подглядывает сквозь разрывы ещё хмурых туч.

За палаткой, ломая сучки, бродит Олег, охота ему по сырости лазить.

- Что ты там гремишь, Олежка?

- Дык, костёр надо развести, всё жилым духом будет пахнуть в этом Богом забытой глухомани беспросветной.

- Ну, это ты зря, Олежка, это кусочек природы, ещё не тронутый человеком, а как их мало остаётся, их беречь надо, а ты?

Умно изрекаю я, выбираясь из палатки. Нещадно, не желая разгораться, дымит костёр, а Олежка упорно подталкивает под отсыревшие сучья бересту.

- Да плесни ты солярки, так не разожжёшь.

- Соляру грех в тайге палить, сам же учил нас, Михалыч.

- Учил, учил, - соглашаюсь я, пристраиваясь поближе к разгорающемуся костру, - завтра день будет хороший, возьмём самый дальний маршрут, сегодня нужно всё приготовить, чтобы пораньше выйти.

- Всё у нас и так практически готово. Заварим кастрюльку супчика, чтобы хватило на вечер и ладно.

Утром пораньше, прихватив ружья, ушли вверх к Тыкотлове, в горы. Потянулись однообразные дни выматывающих маршрутов, возвращаемся поздно и часто затемно, что-нибудь похлебаем, и спать, чтоб с раннего утра уйти в горы.

И только через пару недель появились обнадёживающие находки. Первые серо-зелёные камушки эклогита, невзрачные, но столь долгожданные, отыскал, конечно, Олежка, когда, закончив маршрут в истоке ручья, в самых горах, уже собрались возвращаться, сели на корягу перекурить.

- Смотри, Михалыч, это что такое, - ковырнул носком сапога булыжник из - под ног. Камень, как камень, которых не счесть на склонах гор и по берегам горных рек. Треснул я его молотком, а он возьми и засверкай изумрудной зеленью на свежем сколе, я ахнул. - Олежка, так вот он и есть этот эклогит, который мы упорно ищем уже два месяца. Чёрт подери, под ногами валялся. Завтра придём сюда, вот удача-то.

 

- Олег, вынеси на карту место находки, а я пока замаркирую образец и запишу в пикетажке.

- Всё готово, - щурится довольный Олежка, - что теперь, домой?

- Да, сейчас с чистой совестью можно возвращаться в палатку.

Не торопясь вдоль ручья двинули домой, после радостной находки ноги бегут сами, не чувствуя усталости, ещё бы, после двухмесячных бесплодных поисков такая удача.

Удача-то удача, но когда пришли в лагерь, от удивления чуть не сели. На месте не оказалось нашего вездехода?!

- Смотри, Олежка, вся палатка разодрана в клочья.

- Нет, кто-то её ножом исполосовал, видишь следы порезов на брезенте. А продукты гады пораскидали.

Олежка от возмущения аж начал заикаться, а у меня просто подкосились ноги, и я сел на корягу у так недавно уютного кострища.

- Кому всё это нужно, ну не звери ли? Олежка и связи нет с Ботвинскими, что делать?

- Смотри-ка, и спальные мешки упёрли и продукты подчистили. Нет, Михалыч, это оставлять так нельзя, нужно их догнать.

- Догнать-то мы их по бездорожью догоним, а что потом, Олежка? И куда они направляются? На Север, но там нет дорог. Ничего не пойму.

- Чёрт с ними, Михалыч, давай устраиваться с ночлегом, натянем брезент, разведём нодью, и утро вечера мудреней, как говорится.

В эту ночь долго не спалось, хотя и устал изрядно. Только зацепились за эклогиты и на тебе! Кому это надо? Уму непостижимо - угнать газон, разгромить лагерь, за что? Варвары какие-то. Спал или не спал - непонятно.

Едва забрезжил рассвет, заварил покрепче чайку, поднял Олега, наскоро поели и засобирались вдогонку за бандитами.

След вездехода, вихляя, тянул вдоль гор не Север, в необжитые, совершенно безлюдные приполярные урманы. Неожиданно впереди Олежка притормозил и встал, вращая головой.

- Где-то гудит, вертолёт что ли?

- Какой ещё к чёрту вертолёт, может, это газончик?

- Слушай, Михалыч, во…

И точно, с каждой секундой всё отчётливее слышен нарастающий гул вертолёта.

- Точно, Олежка, ну и слух у тебя. А куда это он шпарит? Смотри, как высоко забрался.

Далеко в стороне еле заметной точкой прогудел вертолёт, и вновь нас окружает первозданная тишина, лишь надоедливый крик кедровки сопровождает нас и действует на нервы.

- Смотри, Михалыч, как катит аккуратно газон, ни разу не врюхался в болота, заранее уходит в сторону и не выезжает на чистовины.

- Однако у них и проводник есть, кто знает эти места. Наверно местный кто-нибудь.

- Ладно, догоним, там разберёмся.

- Никуда в тайге они не денутся, Олежка, впереди ещё Тыкотлова и Дзеляю. Они наверняка хотят пробраться к речке Хайма-ю, это единственное место, где они смогут через перевал уйти на тот склон Урала, а там и Кожим, и Инта, да и железная дорога.

- Значит, Михалыч, мы должны перехватить их до Хаймы.

- Да, если упустим за перевал, то не догнать. Километра через три мы выйдем на Тыкотлову. Пора уже и пообедать, наверняка и их следы там будут.

- Михалыч, да какой обед, время уже сумерки, скоро и темно будет.

- И правда, не успеем засветло дойти до Дзеля-ю, видно придётся ночевать здесь.

Умотанные и уставшие наконец-то выбрались на берег Тыкотловы, след вездехода выныривает на той стороне реки и скрывается в густых тальниках.

- Давай, выбирай место для ночлега, а я пока дров натаскаю. Смотри, Олег, вот и наших бандюг стоянка, а костёр-то они прятали в густом ельнике, со стороны и не увидишь.

- Здесь некому и подсматривать, Михалыч, кроме кедровок никого и нет.

- Как знать. Вон и тушёнку нашу лопали, три пустых банки валяются, чай кипятили – пили, видно повалялись немного и рванули дальше.

- Значит их – трое.

- Трое и три ствола, не так уж и мало.

- Поживём – увидим, давай лучше устраиваться на ночлег – вон на той поляне, там и костёр разведём.

- Олежка, а у тебя удочки случаем нет? А то бы рыбки поели.

- В рюкзаке должна быть, обычно я таскаю её всегда с собой.

Пока Олежка бродил по перекатам с удочкой, я успел развести костёр, заварить душистого чая и разогреть пару банок консервов. Рыбак вернулся не с пустыми руками, принёс пару довольно крупных рыбин, решили подсолить харьюзов, а завтра можно будет слопать их малосольными.

Поели без настроения и, как стемнело, устроились у костра спать. Ночь прошла без особых происшествий, если не считать отгоревшего рукава у Олежкиной телогрейки и нескольких дыр от искр костра у меня на штормовке.

На рассвете проснулся от грохота котелка. Олежка уже проснулся и пошёл к реке за водой, но поскользнулся на камне, и котелок с грохотом полетел по камням в одну сторону, а Олежка с матом в другую. Всё же водрузили на таганке котелок с водой, подкинули сухих валежин и в ожидании чая задымили сигаретами.

- Михалыч, а как ты думаешь, когда мы сможем догнать вездеход.

- Ты понимаешь, Олежка, получается, что они едут по ночам, пряча следы в мелколесье и предгорьях, а мы идём днём. Ночью не разгонишься и скорость у нас наверно одинаковая. Они две ночи уже в пути, а сейчас наверняка залегли на Дзеля-ю. Придём на Дзелю, там увидим, прав я или нет. Давай пить чай, да пойдём, тянуть резину нам не с руки.

Как я и думал, выйдя к берегу реки, нас ждала брошенная стоянка. Разбросанные банки из- под тушёнки, мятые окурки сигарет и догорающий костёр.

- Михалыч, ты смотри, уехали совсем недавно, даже гады костёр не затушили.

- Торопятся ребята, очень спешат. Ты видел, Олежка, вертолёт и сегодня кружил над тайгой, наверняка это за ними. И если засекут их следы, то выловят с вертолёта в момент. Потому-то и прячут следы, двигаясь по ночам. И если мы утром с рассветом выйдем, то должны их встретить где- то на Хайме засветло.

И едва посветлело небо на востоке, мы с Олегом были уже в пути. Зная точно, куда ведут нас следы мы уже не шли зигзагами по следу вездехода, а выбирали по карте путь покороче и полегче. Так мы почти вдвое сократили расстояние и к Хайме подходили, когда было ещё светло.

Вездеход мы увидели издалека, машина стояла в густом ельнике и сверху абсолютно невидима. Тишина стояла необыкновенная даже не слышно крика вездесущих любопытных кедровок и даже шума горной Хайма-ю.

Подаю знак Олежке и шёпотом:

- Отползай немного назад и жди меня, в ружьё заряди пулевые патроны, а я попробую подобраться поближе и посмотрю, чем они занимаются.

Не спеша, прячась за густыми елями, подкрадываюсь к стоянке. Не дымит костёр, ни чего не слышно и не видно. Спят, что ли?

Обхожу вокруг вездехода – никого. В кабине пусто, пусто и в кузове. Машу рукой Олегу, чтоб неслышно подходил. Олег появился бесшумно, как тень, сжимая в руках свою старенькую двустволку.

- Ну, что, - шепчет Олег.

- Пока ничего и никого, - так же еле слышно говорю Олежке, - смотри котелок с чаем у костра, тушёнка открыта, а людей нет.

- Да, тишина, только комарьё звенит в ушах.

- Олег, покарауль у машины, а я пройду к реке, посмотрю, что там.

Осторожно между елей пробираюсь к реке – всё та же тишина, на берегу никого не видно, только чуть слышно Хайма несёт свои воды по мелям и перекатам к Хулге. Оглядываясь по сторонам, выхожу на берег реки, Хайма прокладывает своё русло сквозь завалы глыб и скальных обломков, уложенных в своём первозданном беспорядке, ни песка, ни галечника лишь одни глыбы громоздящиеся друг на друга и вода, в беспрестанном круговороте струящаяся сквозь хаос диких завалов.

Здесь было бы не просто на газоне перебраться на ту сторону реки. А может, они его бросили и уходят к перевалу пешком? Не может такого быть, а котелок с недопитым чаем, а банки с тушёнкой, оставленные у потухшего костра. Всё так непонятно. Оглядываясь по сторонам, чуть не свалился, перелазил через очередную глыбу, на лежащего ничком здоровенного детину! Чуть кондрашка меня не хватила, я так и замер на месте, забыв про висевшее на плече ружьё.

Камуфляжный костюм, болотные сапоги… Кто только сейчас не обут и одет в такую форму. Детина в камуфляже тоже замер, но, похоже, надолго, если не навсегда. Лежит, полусогнувшись на животе, голова чуть склонена на бок, глаза вытаращены от ужаса, в диком крике оскален рот, пальцы рук в последний миг судорожно вцепились в острые края глыбы гранита. Просто не верится, что так может быть. Картина не для слабонервных, а я не могу похвастаться крепкой нервной системой, поэтому задом слез со злополучной глыбы и, не оглядываясь, припустил к Олежке – вдвоём всё же не так жутко. Олежка так и сидел, притаившись за ёлкой, где я его и оставил, когда я рассказал об увиденном на берегу, Олежка только ахнул, вытаращив глаза:

-А кто его грохнул?

- Никто, никаких следов, Олежка.

- Сам помер, что ли? Значит, их должно остаться двое.

- По нашим расчётам – да, но где остальные? Давай, Олежка, пошаримся, походим вокруг, может, найдём ещё что-нибудь. Скоро стемнеет и нужно знать, что может случиться, чего ожидать.

- Пошли, Михалыч, а то я уж засиделся.

Долго искать не пришлось, метрах в пятидесяти в такой же судорожно скрюченной позе с застывшим в глазах ужасом, вцепившись скрюченными пальцами в корни векового кедра, лежал лысый мужик, причём изрядно в годах – вот так.

- Олежка, что уже второй, а где же третий? Видно и он далеко не ушёл. Смотри внимательнее.

Незаметно на тайгу опустились сумерки, и мы прекратили поиски.

- Олег, нам нужно как можно больше дров на ночь натаскать. Спать будем по очереди и костёр должен гореть всю ночь, как в пионерлагере.

- Мне тоже не очень то нравится провести ночь в окружении мертвецов, я и так, Михалыч, не усну. Пойдём дрова готовить.

Пока совсем не стемнело, тащили к костру всё, что может гореть и давать свет. Оглядев набранную кучу валежника, коряг и всяких гнилушек, Олег авторитетно изрёк:

- На ночь хватит, а вообще то надо в канистру набрать литров пять бензина на экстренный случай.

- Давай действуй, Олежка, а я покурю у костерка да вздремну, совсем вымотался.

Укрывшись Олежкиной сожженной телогрейкой у жаркого костра, провалился в тяжёлый глубокий сон. Проснулся от холодрыги – костёр совсем утух, еле пробивается дымок. Отважный страж, мирно посапывает сидя у потухающего костра, крепко обняв своё ружьишко. На часах три пора и вставать.

Подбросил свежих сухих дров в затухающий костёр, на тачанке повесил котелок со вчерашним чаем, растормошил Олега.

- Вставай, ''охрана'', так и сапоги снимут и упрут, иди, ложись, поспи – моя очередь дежурить.

Не особо упираясь, Олежка занимает моё место у костра и уже через минуту раздаётся его богатырский храп.

А мои мысли возвращаются к событиям трёхдневной давности. Как дела у Ботвинских на Балабантах? Хорошо, что у них есть рация, в крайнем случае, вызовут вертолёт и им помогут. Уходя из лагеря, мы им оставили записку, если и нагрянут к нам на ручей, прочтут и всё поймут. Вроде бы здесь всё правильно. Но не вписывается ни в какие правила страшная трагедия, разыгравшаяся на берегу Хаймы.

Ничего, взойдёт солнце, ещё раз всё внимательно, без суеты осмотрю. Всё равно, какие то следы должны остаться, хотя это и дело криминалистов. Но мне важно знать – зачем угнали машину? Что их так могло испугать, что здоровые и крепкие мужики лишились рассудка, а потом и жизни.

Так медленно тянется время, во рту першит от выкуренных сигарет и крепкого чая. Рассвет не спеша, превращает угрожающе-сказочных чудовищ в обычные ели и кудрявые кедры, и только таинственный туман стелется вдоль долины Хаймы. Стараясь не шуметь, подкладываю крупных сучков на костёр и отправляюсь на поиски, не зная чего.

В начале вездеход – с ним вроде бы всё в порядке, в кузове небрежно смотанные лежат наши спальники, топор и всякие мелочи. В кабине по приборам сверяю запас топлива – есть, до озера хватит. Интересно, а что это в ногах у пассажирского сидения? Мешки, какие то и под пломбами.

Обойдя машину, открываю дверку и вытягиваю один мешок. Маленький, зараза, а тяжёлый: Ба! Так это же золото! Пять стандартных опломбированных мешков по десять килограммов каждый. Значит это золото Манина, его артели на Хальмерю – вот это да! Издалека же они тащили золотишко, то-то вертолёт каждый день кружил над тайгой, уволочь месячную добычу золота артели это тебе не хухры - мухры.

Ладно, с этим всё ясно, но где третий? Или убежал, или разделил участь своих напарников. Сколько не бродил и вдоль реки и в береговых тальниках, в еловых зарослях, нет следов третьего, как и не было. Но зато совершенно случайно наткнулся рядом с костром на песчаном пятачке на следы босоногого человека, но какие следы - длина ступни около полуметра и ширина двадцать с лишним сантиметров!!! Неужели? Сколько уже лет прошло с той далёкой встречи с гуманоидами на берегу Хулги.

Ети – так почему-то зовут его почти повсеместно, где с ним встречались. Вторая встреча и такая неожиданная в безлюдных краях. Аккуратно заравниваю след на песке, незачем ещё кому-то знать о том, что здесь был загадочный и неуловимый Ети. Живи спокойно, снежный человек.

Наконец-то взошло и солнце, и жить стало веселее. Ушли, отступили куда-то страхи, всё стало обыденным. Сходил к реке принёс свежей водички, Олег проснется, заварим свежего чайку, что-нибудь пожуем, и будем ждать вертолёт, должен же он облетать тайгу и сегодня, пятьдесят килограммов золота это не шутки.

- Ох, Михалыч, комары заели, житья не дают.

- Вставай, соня, чай скоро готов будет, да и работёнка подвернулась.

- Какая ещё работёнка, хотя бы пару дней отдохнуть, в ванной помыться и с пивком.

- Размечтался, иди, посмотри, что в кабине лежит, и в ванну не захочешь.

В котелке забулькала, закипела вода, заварил чай, к огню пододвинул открытые банки с тушёнкой, вытащил из рюкзака ложка, кружки, сухари, вот и всё, чем мы богаты.

- Вот это да!!! – Раздался Олежкин рёв от машины, - Михалыч, я в жизни столько золота не видел, вот деньжищ то сколько, тут на всех хватило бы.

- Размечтался. Иди, кушать подано. Нам, Олег, надо разложить костры на косе – где река поворачивает, чем больше, тем лучше, соляры приготовить, а как услышим вертолёт, подожжём – должны увидеть. А где ракеты от ракетницы, мы хоть брали их с собой?

- Патроны то, да они в большом кармашке рюкзака, в полиэтиленовом пакете – пять штук.

- Пять штук – это хорошо, Олежка, пять штук хватит.

Горячка погони, и неизвестность ушли в сторону, всё стало на свои места – золото! Власть жёлтого дьявола сгубила людей, как говорится - люди гибнут за металл.

- Ну ладно, Олежка, поели и пошли.

На большой каменистой косе, на берегу реки натаскали кучи дров, на два огромных костра. Приволокли канистру с соляркой и всякую мазутную ветошь, чтоб было больше дыма, и дело осталось за малым – дождаться вертолёт. И только около трёх часов дня вдалеке услышали жужжание так ожидаемой вертушки.

- Олег, давай запаливай костры, не жалей солярки!

Столбы огня и чёрного дыма взметнулись к небу, а мы как сумасшедшие метались, вокруг подливая солярку и накидывая сверху свежий еловый лапник, который нещадно коптил и ел наши глаза. Звук вертолёта, то пропадал, то возникал вновь. Не видят они, что ли? Но вот звук выровнялся, и вертолёт взял курс на наши костры.

- Давай, Олег, три красных ракеты шарахни, - и в небо, одна за одной ввинтились три ярко красных цветка.

Вертолёт не вихляя взял прямиком курс на вспышки ракет и буквально через считанные минуты, громыхая лопастями и сметая тугими струями воздуха, песок и всякий мусор, аккуратно примостился на кромке косы вдалеке от костров. Не успели остановиться до конца винты, как по трапу из вертолёта выпрыгнули трое военных в камуфляже с автоматами и чуть не бегом припустили к нам.

- В чем дело, ребята, что случилось? – подлетел к нам видно старший по званию.

- Да вот какая ерунда, - и я кратенько всё рассказал: как угнали вездеход, как мы трое суток гнались за машиной, а, догнав, нашли двух мёртвых людей. – Олег, сходи, покажи, где лежат двое людей, а то вон и Манин бежит.

- Беда, Игорь, беда, - запричитал, подбежав, Генка. - Варнаки – убили сторожа и забрали месячную намывку золота артели.

- Беда, что сторожа убили его уже, Гена, не вернёшь, а золото твоё вон в кабине лежит. Все 50 кг – пять мешков опломбированных.

- Что ты говоришь, Игорь, а мы уже всю надежду потеряли. На юг все дороги перекрыты, Север, что Север, тут и дорог нет – ищи свищи ветра в поле. Это прям счастье, какое, вернуть металл, столько трудов артельщиков я думал впустую.

- Хватит, Гена, подожди. Вон и вояки с Олежкой идут, что они скажут.

Как я и предполагал, всё так и случилось, нам ''предложили'' лететь в Берёзово, в райотдел и Манину конечно с золотом тоже. Двое суток нас промурыжили с объяснительными, кучу, бумаги исписали, и с превеликим наслаждением покинули Берёзовский РОВД. На следующий же день нас вертолётом забросили на Парус-шор, где нас уже ждали Ботвинские с Николой. До поздней ночи горел костёр, и не было конца и края всем разговорам.

Пока мы с Олежкой гонялись за вездеходом и были в Берёзово, Саня с Аннушкой проследили россыпи обломков эклогитов и нашли приличный скальный выход алмазоносных пород на Дзелянюре.

Всё же полевой сезон, можно сказать, прошёл удачно. Геологическое задание мы выполнили и даже вернули Манину пятьдесят килограммов золота, за что он клятвенно обещал заправлять бензином наши вездеходы днём и ночью под самую завязку и непременно по сто граммов чистейшего спиртяги.

А загадочная трагедия на Хайме так и осталась загадкой. На теле у погибших ни единой царапинки, врачи только руками развели, с такими случаями они не встречались. Да нашли ведь и третьего, был он. Нашли его на другом берегу реки и тоже мертвый. А встречи загадочного Етти, был ли он, или не был? Хорошо, что я убрал все его следы – пусть о нём никто и ничего не узнает.