Он часто бывал здесь холодными вечерами. Стоял и смотрел неподвижными, тоскливыми глазами на суету ночного города. Глазами настолько пустыми и холодными, что само отчаяние, только взглянув в них, тут же убежало бы прочь, неловко сутулясь и пошаркивая облезлыми ботинками, унося с собой весть об удивительном человеке с глазами холодными, как ледяные глыбы, что стоят посреди бушующего океана. Иногда он давал волю слезам, оплакивая своё горе. Грустил он то ли оттого, что прожил свою жизнь не так, то ли оттого, что прожил и вовсе не ту жизнь, не свою, чужую.Он всё пытался понять, отматывая прошлое назад, как это произошло? Как он мог так жестоко обмануться? Ведь он встречал много людей на своём веку: плохих и хороших, ответственных и легкомысленных, влюбчивых и не очень. Люди вообще казались ему невероятно странными и непредсказуемыми существами. Но он любил их. Особенно он любил женщин. Да, он был их великий ценитель и знаток. Он вспоминал, как от женщин всегда пахло цветущей яблоней, корицей и слезами вперемешку с робкими поцелуями. В их глазах он видел море, а в душе сотканную из тончайших нитей сладостных мгновений и грёз пелену нежности. Он понял, что захлёбывается в собственных мыслях, жадно хватая из последних сил куски прошлого, последние жалкие крохи воспоминаний. Но он так и не мог вспомнить черты той, кто, словно дешёвое барахло, всучила ему в тот день чью-то жизнь, завёрнутую в потрёпанный холщовый мешочек, в обмен на жалкий карточный долг. И всё это казалось тогда такой нелепостью, такой блаженствующей улыбкой фортуны: взять да и пожить денёк чужой жизнью, а свою запрятать в тот самый холщовый мешок, накрепко затянуть и вложить в сюртук цвета вороньего крыла, в тот самый карман, у самого сердца. Вот только сюртук ни на следующий день, ни через месяц, ни через год так и не нашёлся. То ли сам потерял в ту ночь, одурманенный вином её поцелуем, то ли украли его, то ли и не было всего этого вовсе. Вот только спать он с тех пор не может, разве что забывается в тоскливой предрассветной дремоте, и опять ему снится всё та же девушка, убегающая в тревожную дымку тумана, с тем самым холщовым мешочком да с тем самым сюртуком цвета вороньего крыла под мышкой. |