Домашние меня называют Далли, но если точнее, то я немецкое пианино марки «C.Dally.» А Рита, когда не хотела заниматься, правда, это бывало очень редко, ворчала: «Дался вам этот Далл! Хоть бы он скорее совсем рассыпался!»

 

Почему я вдруг решил рассказать эту историю? Потому что, вот здесь, рядом с нотами, на моей крышке лежит телефон Риты. Он недавно звонил. Около меня, на стареньком крутящемся стульчике сидит расстроенная Елена Павловна. Рита скоро придёт, и я очень волнуюсь за них обеих. Но, всё по порядку.

 

Немного о себе. Елена Павловна, бабушка Риты, очень уважительно ко мне всегда относилась и сейчас уважает. Только всегда вздыхает, когда садится играть или пыль с меня вытирает: «Ах, милый-милый Далли, что-то нам с тобой не везёт, всё как-то не так получается.» А Виктория, дочь Елены Павловны – мама Риты, ничего про меня никогда не говорила. Нет, сказала однажды: «И когда мы этот ящик выбросим!?» Но я не обижаюсь, у Виктории жизнь совсем не сложилась, уж мне-то это видно. Она несколько раз бутылку с вином в меня прятала, представляете! А Елена Павловна назвала её Викторией в честь знаменитой пианистки Виктории Постниковой, а она, жизнь-то, вот как распорядилась – вино в меня прятать. Грустно это, очень грустно. Откуда я всё знаю? Так я же в гостиной стою уже много лет, а если посчитать… Да, в этой семье я нахожусь уже пятьдесят два года.

 

Меня привезли ещё в маленькую комнату в большой квартире, где было много комнат, в каждой комнате свои хозяева. Такие квартиры называли коммунальными или на подселении. У меня там даже подруга была, Домра. Её хозяин приходил с ней к отцу Елены Павловны, и мы вместе играли. Правда недолго, потому что остальные соседи начинали стучать в стенку, потом в дверь, а потом громко ругались и кричали: «Здесь вам не театр! Идите играть свою музыку на улицу!» Отец Елены очень расстраивался и грустно так говорил: «Ну как же я с пианино на улицу пойду? Ах, люди-люди, нет в вас полёта, стремления к прекрасному нет.» Очень тонкий, интеллигентный человек, хотя и не был профессиональным музыкантом. Он на почте работал, а научился играть на пианино сам, по самоучителям. Видимо музыкальный талант, абсолютный слух у Елены Павловны от него. Она-то училась играть серьёзно, с пяти лет её взяли в музыкальную школу. Отец говорил: «За талант приняли раньше семи лет. Вероятно, будет знаменитой пианисткой, а может быть даже композитором. Ну, а если не получится стать знаменитой, пусть играет для себя, для своих детей, для нас с Машей."

 

Маша – мама Елены. Очень серьёзная, ответственная была женщина, работала в руководстве города. Дома об этом никогда не говорили, работу ни её, ни отца никогда не обсуждали. Обычно за ужином смотрели телевизор, иногда немного про политику говорили, ну, и конечно, много внимания уделяли учёбе Елены. Даже перевели её на домашнее обучение, чтобы она больше времени уделяла музыке. Елена и консерваторию закончила с отличием и в большой оркестр её сразу взяли. Но тут она влюбилась. Удачно влюбилась — в пианиста Альберта Моисеевича Викельмана.

Он тоже был талантлив, тоже играл в оркестре, его очень ценили, квартиру ему дали, правда маленькую и далеко от центра, но буквально через год его родители уехали за границу, а мы переехали сюда, в большую, трёхкомнатную, в самом центре города. Альберт Моисеевич человек очень хороший, талантливый, больше всего на свете он любил классическую музыку и, как бы это помягче сказать, любил физические отношения с женщинами. Это бы ничего, но он любил эти отношения с разными женщинами. И Елену он очень любил. Я слышал, как она подруге говорила. Вот здесь, за этим столом они сидели, пили чай, а Елена говорит: «Ну и что, ну ходят про Альберта разные слухи. Он же человек творческий. Может быть ему нужны взлёты, влюблённости, а я же просто жена, каждый день меня видит, какая тут романтика. У него такта хватает не афишировать похождения, не хвастаться победами.»

 

Вот так и жили. Головокружительной карьеры у Лены не получилось – может быть таланта не хватило или просто жизнь так сложилась, но мечта о великой пианистке у неё осталась.

Когда Виктория родилась, Елена всю себя отдала воспитанию дочери, особенно её музыкальному образованию. Как бы Вика не сопротивлялась, но музыкальную школу она закончила, но ни особого таланта, ни безоглядной преданности музыке у неё не было. И после окончания обычной школы она поступила в институт лёгкой промышленности. «На модельера», с гордостью говорила Елена Павловна. Но модельера тоже не получилась и работала Виктория мастером на обувной фабрике. Но это после института, по распределению, а потом столько профессий сменила, даже все и не знаю. К тому времени Альберт ушёл от Елены. Нет, не к другой женщине. Просто уехал к родителям заграницу. Елена объясняла это очень кратко, даже показывала уважение к такому решению мужа: «Альберт понял, что семья его сдерживает, не даёт возможности использовать его таланты в полной мере. Ему нужна свобода для творчества. «Я хочу пожить один», — он мне сказал, и я его поняла.» С тех пор я и не слышал, чтобы кто-то говорил здесь об Альберте Моисеевиче.

 

Виктория замуж вышла, должна была родится Рита. Елена Павловна очень переживала, волновалась всю беременность дочери. Виктория даже сердилась: «Мам, чего ты так волнуешься, у меня всё нормально, я здоровая женщина, а ты прямо места себе не находишь.» А когда Викторию увезли в роддом, Елена Павловна вообще повела себя странно. Одела старенькое пальто, на голову тёмный платок надела, деньги в сумку положила, вызвала такси и уехала. Было это часов в девять утра, а вернулась часа в четыре дня. Не раздеваясь села на стульчик около меня, руки на коленях сложила и молчит. Потом говорит: «Знаешь, Далли, не кому мне рассказать, не с кем поделиться, не с кем порадоваться, что родилась у меня внучка. Хорошая, здоровенькая девочка. Я очень рада. А была я всё это время в церкви. Хоть и не верующая я, а молилась. Свечки всем святым поставила, особенно молилась Богородице – она ведь тоже мать, должна меня понять. А молилась я, Далли, о том, чтобы ребёночек родился талантливым, и чтобы смогла я из этого ребёнка вырастить настоящего музыканта. Знаешь, я до сих пор мечтаю, как я могла бы я вставала из-за белого рояля, вслед за мной вставал бы большой симфонический оркестр и зал, весь зрительный зал тоже вставал и аплодировал мне. Так мне всё это описывала мать, если я стану великой пианисткой. Но, не получилось. У Виктории не получилось. Но я приложу невероятные усилия, чтобы на сцене, около белого рояля стояла моя внучка.»

 

Года два было Рите, когда Виктория в очередной раз вышла замуж и ушла жить к мужу. А Риту Елена Павловна не отдала. Конечно никаких скандалов не было! Так, потихонечку, аккуратно, где хитростью, где лестью, Елена Павловна забрала внучку себе. Виктория с мужем только на выходные и виделись с девочкой, а потом они на Север уехали, и бабушка с внучкой остались вдвоём. Елена все силы отдавала девочке, всё для неё делала и не зря. Внучка оказалась не только талантлива, музыкальна, но и ребёнком была замечательным – умной, послушной, серьёзной не по годам.

 

Рите было двенадцать лет, когда у нас появился Фёдор Петрович. Квартира большая, трёхкомнатная, вот кто-то и посоветовал Елене сдавать одну комнату и порекомендовал Фёдора Петровича. Он инженер, интеллигентный, любит музыку, литературу, сейчас на пенсии. Комната у него есть, но в пригороде, а он по каким-то обстоятельствам хочет жить в городе. Ах, если бы заранее знать эти обстоятельства! Фёдор Петрович занял маленькую комнату и месяца через два-три они с Еленой собрали самых близких друзей и объявили, что любят друг друга и будут жить вместе, пока в гражданском браке, а потом посмотрят. Вот что значит, люди старой закалки! Могли бы и не объявлять, но нет, не хотели, чтобы разговоры-пересуды про них пошли. Жили мы все хорошо, дружно, Елена и Фёдор очень любили друг друга, и Рита относилась к дедушке Феде с уважением. Часто ездил Фёдор Петрович к своей дочери на другой конец города, говорил, чтобы внука навестить, но внука не привозил, не знакомил. Но однажды вернулся поздно, очень расстроенный. Вечером сидели они вот здесь, за этим круглым столом, Фёдор держал в своих ладонях руки Лены и рассказывал.

— Дочь с мужем у меня бизнес держали, ну и недавно прогорели. Пришлось квартиру продать, уезжают они — в посёлок к родственникам зятя. А внука, Сергея, я им не хочу отдавать. Мальчишка проблемный, запустили они его со своим бизнесом, даже на учёте в милиции состоит. Хотя мальчишка неплохой, интересуется многим, но попал в плохую компанию. На год старше Риты. Не хотел я вас вмешивать в свои проблемы, но сейчас положение безвыходное. Могу я его увезти к себе в комнату, но тогда я вас с Ритой потеряю. Ты будешь разрываться, я не смогу часто у вас бывать, что это за жизнь будет.

— Ты предлагаешь взять Сергея сюда? — Елена Павловна была настолько расстроена, растеряна, что не смогла это скрыть даже в таком простом вопросе.

— Да, Лена. Ты подумай, дети одного возраста, очень хорошая школа в центре города, мы будем рядом, оба не работаем — вот и вытащим парня.

— Федя, дай мне подумать, хотя бы до утра.

Всю ночь я слышал их тихий разговор в спальне. Под утро всё затихло. «Ну и ладно, значит договорились» — облегчённо я вздохнул, мне даже показалось, что мои натянутые как нервы у людей струны, слегка расслабились. Но я рано радовался.

Утром, проводив Риту в школу, Елена и Фёдор собирали вещи Фёдора Петровича.

— Федя, ты должен меня понять. Я столько сил вложила в Риту, у неё впереди очень трудное время – старшие классы в двух школах, подготовка в консерваторию и, не забывай, у неё тоже начинается переходный, подростковый возраст. А два совершенно разных подростка в одной квартире — это взрывоопасная смесь.

Вот так, честно, Елена и сказала своему любимому мужчине.

 

Он уехал к себе, а Елена к нему ездила, бывало и с ночевкой, и он сначала бывал у нас и на ночь оставался, когда Сергея забирала другая бабушка.

И опять всё нарушилось. Вернулась однажды Елена от него вечером сама не своя. Сестра её у нас была, за Ритой присматривала. Елена разделась, едва до стула дошла, села и говорит: «Уехал он вместе с внуком. Я приехала, а он на меня и не смотрит, вещи детские собирает. Сказал: «Уезжаем мы. Меня не ищи, я потом сам тебе напишу». Что у них случилось не знаю. Я пока ехала домой, всех его родственников обзвонила – все говорят, что ничего не знают. Что-то у меня с ногами. Я их не чувствую».

И пролежала Елена в больнице почти месяц. Врачи сказали, что это на нервной почве случилось. Прошло уже семь лет, а Фёдор Петрович так и не объявился. Хотя, откуда мне точно об этом знать. Может и звонил, но Елена никому об этом не рассказывала.

 

Поступила Рита в консерваторию, да ещё и в Петербурге. Два года уже учатся там. За квартирой присматривает сестра Лены, иногда дочь с зятем приезжают в отпуск. Жизнь в Питере дорогая, дочь, конечно, помогает деньгами, но Елена же хочет, чтобы у Риты было всё самоё лучшее, а лучшее требует немалых денег, поэтому вот что она придумала. Рассказывала Елена всё это сестре, ну а я, конечно, слышал. Не подумайте, что я подслушивал, я слышал, потому что я стою здесь и потому что я почти член семьи.

— Снимать квартиру в Питере очень дорого, отпустить Риту в общежитие, сама понимаешь, для меня это невозможно, я знаю, что в этих общежитиях твориться, даже среди людей искусства. Вот я и попросила знакомых, у которых мы временно остановились, помочь мне найти обеспеченную семью, куда требуется прислуга или домоправительница, но с условием, что мы с Ритой там будем жить, а оплата за мою работу может быть совсем небольшая. И, представь себе, как нам повезло! Достаточно известный музыкант, представляешь, музыкант, с двумя мальчиками искал помощницу по хозяйству. Жена у него недавно умерла. Меня порекомендовали, мы с ним встретились, друг другу понравились и вот мы с Ритой живём в коттедже, среди музыкантов и музыки. Я думала, что нам сказочно повезло, но оказалось я опять на нас проблему повесила. Мальчики у музыканта хорошие, одному шестнадцать, другому девятнадцать лет. Но к музыке они отношения не имеют. Младший ещё в школе учится, от музыкальной школы отказался уже лет пять назад, а старший так вообще решил стать геологом! И возникла у этого геолога с нашей Ритой симпатия, да ещё и взаимная.

Ты представляешь: геолог и пианистка! Это же понятия несовместимые! Тут самая великая любовь испытания разлукой, постоянной разлукой, не выдержит. А если он уедет? Он собирается уехать после института в какой-то маленький уральский городок потому что там: «Очень интересная разработка новых минералов». Рита, что там будет делать? Преподавать в детской музыкальной школе! Разве я её к такой карьере готовила? Банальности говорить не буду: «Я ей всю жизнь отдала, всё ради неё делала». Это был мой выбор. Я Риту на каникулы сюда привезла, хотя в Питере могли остаться. Думаю, на расстоянии их юношеская любовь поутихнет, так нет! Сейчас расстояния не помеха, они по телефону, по интернету общаются даже чаще, чем в реальной жизни. Сейчас наш геолог уехал на практику и вот уже месяц от него весточек нет. Рита вся извелась, а я думаю: «Ну и слава Богу! Может рассорятся, да разбегутся. В Питере я другое место для нас найду или сюда, в Новосибирскую консерваторию, переведу, у нас тоже преподаватели замечательные. Вот такие дела у нас, сестрёнка. Времени на решение у меня осталось совсем немного – две недели. Геолог не объявляется, а Риту я отвлекаю как могу – театры, концерты, знакомимся с интересными людьми, с музыкантами».

Вот такая история опять получилась у Елены Павловны. И что ей так не везёт – постоянно какие-то препятствия, а цель у неё такая хорошая — дать миру великого музыканта!

 

Ещё вчера вечером Рита уехал к подруге на дачу, а телефон дома забыла, вот здесь, у меня на крышке лежит. Позвонила с чужого Елене, предупредила, что телефон забыла, и чтобы бабушка не волновалась, если ей не дозвонится. Она скоро уже должна вернуться. И вот сейчас, минут пять назад, телефон её зазвонил – СМС пришла. Елена прочитала, села и задумалась, а телефон в руке держит. Ну я заглянул, а там написано: «Любимая, прости, что долго не писал – были очень далеко в горах, там связи не было. Люблю, жду от тебя весточку сегодня. Обязательно сегодня. Завтра опять ухожу в горы».

Елена Павловна сидит, молчит, а мне её так жалко. Я же знаю о чём она думает: «Если я сейчас удалю сообщение, у них может всё разладится, мы с Ритой останемся в Новосибирске, она продолжит учиться в консерватории и, может быть, эту первую, почти детскую, любовь будет вспоминать с улыбкой. А может быть они всё-таки встретятся, и она узнает, что я удалила это сообщение, тогда я потеряю её навсегда – с её щепетильной честностью, она мне этого не простит. А может быть она посчитает молчание этого юноши предательством и на всю оставшуюся жизнь, перестанет верить людям? А что если через много-много лет они всё-таки встретятся и узнают, кто сломал их жизни?»

Может быть я не очень хорошо знаю Елену Павловну, и она просто вспоминает всю свою жизнь, ищет ответ только на один вопрос: «Стоит ли вся жизнь белого рояля на сцене, овации зала и пустой квартиры, где тебя ждёт только старый, верный Далли?»

Она должна решить: нажать кнопку «удалить сообщение» или положить телефон обратно на мою крышку.

Осталось совсем немного времени, я слышу, а слух у меня всё ещё очень тонкий, я слышу, как стучат каблучки Маргариты по каменным ступенькам нашего дома. Стучат очень быстро и весело, слышите, как они выстукивают в такт: «Он позвонит, я знаю – позвонит, а может быть напишет! Я знаю он напишет!»

Спросите, зачем я это всё рассказываю? А я и не рассказываю, я думаю. Я разложил всю эту историю по всем свои струнам, повесил вопросы на колки, изо всех сил стянул трещину деки, чтобы звук получился замечательным, если Рита сядет играть любимого Моцарта. Маргарита всегда играет сонату номер шестнадцать, когда ей радостно, когда она счастлива.