Пляжные размышления джинна Провалявшись на пляже среди брюхоногих существ, понимаю, что мне не хватает обзора. Вот бы влезть на высокий, надежный и прочный насест, и смотреть широко на залив и на горы! Если жарко и тесно, то хочется снежных вершин, крепкой плеши Атланта и плеч Гулливера, – алым дымом взлечу, и прощай, Сулейманов кувшин, принимай мой полет, атмосфера! И, по древнему слову, песчинкой предстанет Земля, засвербит в уголке воспаленного глаза, и слеза океана зальет города и поля, и вскипят облака ядовитого газа… Мне такого не надо! Я лучше спокойно взгляну сквозь стеклянную линзу на крошку в ладони, и увижу судьбу, и внезапно пойму глубину, где застыла Вселенная в тихом поклоне. Там летят по орбитам лазурные искорки звезд в нерушимых чертогах алмаза и кварца, там единой гармонией дышат цветок и погост, и не плачут во сне ни младенцы, ни старцы. За решеткой кристалла найти бесконечный покой, и уснуть? Но зачем, я и так засыпаю… Между Солнцем и атомом тает беззвучной строкой, догорает над морем заря золотая. Дуновение бриза уснувшие глади рябит, а эстрадные ритмы скользят мимо слуха. Не имеют значенья размеры светил и орбит в поле зрения Духа. *** От острова Пи-Пи до острова Кхе-Кхе по золотым пескам и рощам тамариска под мерный шум валов пропрыгать налегке, и никаких забот, и счастье близко-близко, и бесконечна даль, и влажен горизонт, и тени облаков, как полусон, летящий над пеной теплых вод, и кажется все чаще, что учишься дышать с приливом в унисон. Глядишь в полуприщур на белопенный риф, где, может быть, вчера смеялись лотофаги, и собственная жизнь, как этот сладкий миф, рассказана волнам, и не нужна бумаге, и ты, как Гулливер, распластан на песке, вокруг тебя следы и норки лилипутов, на долгие часы растянуты минуты, и океан сокрыт в каури на руке. Сейчас и навсегда – ты молод и влюблён, ты дышишь и живешь бездумно и бесстрашно! Так дети на песке возводят Вавилон, висячие сады, ступенчатые башни, так пляшет на волне бумажный галеон, идя на абордаж кокосовой скорлупки, и крабик-Одиссей в своей кирасе хрупкой спешит, блестя клешней, в поход на Илион. Счастливый грошик Подайте квотер (мы на Бога уповаем!), счастливый грошик, неразменный никель, и повезет меня слоноволикий Ганеша на летающем трамвае, и станет небо звездным ипподромом, и будет квотер ставкой в одинаре, и сменит Ной Харона на пароме, и контрамарку выдаст каждой паре. И угостит рука дающего плодами смоковницы из гефсиманской кущи, и сущее откроется грядущей любовью в оживающем Адаме, и пусть меня умоет медом Один, рождая звоны серебра из глины, и летний ветер, сладок и свободен, повеет зверобоем и малиной! Счастливый грошик, братик солнечного диска, китайским яблочком блеснет в ладони, а если тень луны его догонит, минутой позже золотые брызги прорежут сумрак, и откроет Брахма свой третий глаз, и отвернется демон, зардеет серп, и, не успеешь ахнуть, как ветхий мир окажется Эдемом. |