Однажды, в пятницу, он не спеша возвращался с работы домой и молча радовался жизни. Следующие два дня были выходными, которые он всегда ждал. Было пасмурно. Но даже в такую погоду они создавали сегодня прекрасное настроение самого лучшего вечера недели, потому что он дарил ему целых два свободных дня. - Я провожу вас, ибо одному мне страшно - сказал он ей, просто так, в шутку, как иногда говорил незнакомым девушкам, чтобы поприкалываться. Сказал потому, что она тоже шла не спеша, и на минуточку оказалась рядом. Он не хотел знакомиться, он просто сказал. Девушка остановилась, вся повернулась к нему, удивлённо посмотрела, потом приятно улыбнулась и ответила. - Я вообще-то живу рядом, прогулка вряд ли получится увлекательной. - Да… рядом, это не совсем увлекательно, - согласился он в надежде, что они, ещё не познакомившись, разойдутся сейчас по своим пятницам в разные стороны. Ему почему-то расхотелось провожать. - А вы, наверное, неблизко? – спросила она. - Что неблизко? – переспросил он, почувствовав её настроение. - То, что прозвучало от вас со словами – «страшно одному». - Нет, вы не подумайте, что я… - Что вы одиноки? Это и так видно. - Одинок, но… - Вы, не бойтесь, я с вами, давайте, лучше я провожу вас, - предложила она. Это неожиданное предложение застало его врасплох. На лице читалось вместе с удивлением, робкое уважительное несогласие…, без креатива. Оценив это по-своему, девушка решительно сказала: - И все же я вас провожу. И проводила…, и спать уложила…, и разбудила…, и накормила…, и на работу выпроводила…, и…, даже женила. - А потом, что было потом? – спросил его кто-то, голосом приглушенного эха, издалека. - Потом…, потом всё было замечательно, а дальше – просто хорошо, и несколько позже – неплохо, но до следующего потом, когда всё стало плохо. - Почему? – всё те же вопросы, и так же, как прежде - издалека. - Сначала я не замечал ничего такого, что могло мне не понравиться - ответил он в себя, туда…, поглубже…, где было что-то, которое не видно, но оно всегда рядом и мешает быть самим собой. - И когда ты это заметил? – спросило оно. - Когда не стало пятницы. - А что стало? - Когда я это заметил, стал приглядываться к ней. Она уже делала, как-то всё не так, и, главное, чем дальше – тем чаще делала всё по-другому, а потом всё больше и больше, и уже в таком количестве, что в результате, все последние годы с ней я, как бы, не жил, а проматывал дотла. - Что ты имеешь ввиду? - спросила всё та же хрень. На этот раз ему показалось, что это спрашивает она. - А то, что вечера долгожданных пятниц исчезли, их больше не стало. Стало грустно и одиноко, потому, что свободные вечера пятниц не появлялись. Пропали, и, кажется, они больше не вернутся никогда. Теперь я молча хожу и даже молча молчу... Живу, словно тень в одиночестве… - В одиночестве... - Живу, словно тень со своим тяжким бременем. - И со стонами, которые я слышу от тебя каждый день, да? - сказала она, неожиданно появившись из-за спины. - Не со стонами, а со стоном в груди… я, как проклятый кем-то всё это по жизни влачу без конца, - сказал он, неловко отвернувшись от неё. - Бедняга, - сказала она, - я стала для тебя проблемой… - Я понимаю, - перебил он её, - что и сам в чем-то виноват, но всего лишь настолько, что, позволил тебе однажды себя проводить. - Как так? – удивилась она, впервые услышав от него такое, - неужели ты всё это время жалел, что встретил меня? - Я жалею, что не решился тогда, в тот первый наш вечер, сказать тебе - «спасибо, мне больше не страшно…, одевайся, пошли, я тебя провожу». Вот и всё, что нужно было сделать. А я не сделал. - Понятно, - сказала она. Он, вдруг понял и пожалел, что несправедливо обидел её. И теперь, впервые за всё время, он услышал от нее то, что так долго и мучительно больно она держала в себе. Её горькие слова обиды проникали в его пробудившееся сознание: «… И вот, в оправданьях своих запоздалых, - говорила она, - ты в порывах раскаянья, молишься, просишь прощенья за грешные помыслы и поступки, которые ты последнее время неосознанно разбрасываешь на своём пути повсюду, и при этом, теряя себя, даже не раскаиваешься в них. Изменяешь мне, врешь. И слова, и дела, - всё расходится с тем, чего сам бы хотел. И при этом, боишься проступков своих и речей недостойных, глупых помыслов, и всего, что теперь вместе с тобой, где-то там, глубоко... Где болит, словно рваная рана…» - Прости меня, - вырвалось у него. Она подошла к нему ближе. «Господи, преклони милосердьем душу его, защити его сердце, Творец, от пороков и зла. Сделай так, чтобы каждую пятницу снова, он с таким же желаньем, как раньше, возвращаясь с работы домой, одинокий, уставший, но гордый, мог спокойно, и просто сказать: - Я провожу Вас, девушка, ибо мне уже больше ничего не страшно». - Прости, - сказал он, обняв её за плечи, - я не знаю, что на меня нашло. Она говорила с чувством, не спеша произнося каждое слово, как очень важные для них обоих. - Глупый, я же люблю тебя, и всё, что ты не приемлешь во мне идет не от нас. Это будни, с проблемами мелкими, раздраженье и мелочь обид, затмевающих главное – жизнь… с чувством веры в прекрасное, в ожидании праздников и наших желанных двух дней-выходных после пятницы. Это чувство заботы с осознанной ежедневной потребности друг в друге – то, что чаще всего отодвинуто в угол, куда-то в чулан, в общем, в скромный задвинутый план. Распрями свои плечи, вдохни в себя радость, счастливое детство и уверенность в завтрашнем дне. А я… я всегда буду рядом - с тобой, дорогой. - Прости, я не хотел тебя обидеть, - сказал он, - ты во всём права. - Ты любишь меня? – спросила она, слегка облокотившись на него спиной. - Я люблю тебя, - ответил он. - Поцелуй меня, - сказала она, повернувшись к нему. Он поцеловал её и крепко прижал к себе. Словно наказанные, они простояли весь оставшийся вечер пятницы в объятиях друг друга, не замечая, как в никуда уходят их счастливые минуты. |