...Я шёл за молчаливым, казавшимся малость перепуганным провожатым к видневшемуся невдалеке замку. Лошадей пришлось оставить на попечение хозяина ближайшего трактира – едва на фоне темнеющего неба показались силуэты башен, они вдруг безо всякой причины заволновались, напрочь отказываясь идти дальше, что, впрочем, совершенно не удивило моего спутника. А меня, напротив, насторожило ещё больше. И без того странно всё складывалось, а теперь мне будто передалась ещё и тревога упирающихся, хрипящих, как от дикого страха, лошадей.

В самом деле, с наёмными убийцами обычно стараются переговорить где-нибудь на стороне, по возможности даже не открывая своего имени, а тут меня сопровождали прямо в замок к пожелавшему нанять меня человеку. Да ещё и плату за предстоящую работу посыльный передал сразу всю, а не задаток, как это обычно бывает...

Пройдя через пустынный двор, мой провожатый отпер дверь чёрного хода, жестом приглашая меня войти. Миновав несколько тёмных коридоров и лестниц, он распахнул передо мной тяжёлую дубовую дверь внутренних покоев и, сделав тот же приглашающий жест, торопливо удалился, не дожидаясь даже, когда я войду в комнату. Подавляя в себе редко посещающее меня и невесть откуда взявшееся теперь желание осенить себя крестным знамением, я шагнул за порог.

В высоком кресле напротив двери сидел худощавый мужчина лет сорока или чуть меньше. Его лицо можно было бы назвать благородным, если бы в нём не чувствовалось что-то неуловимо хищное. Он молча смотрел на меня, и от его взгляда мне стало немного не по себе – уж слишком он был пристальным и, одновременно, лишённым каких-либо эмоций. Глупо, но я почувствовал себя так, будто попал в логово дикого зверя и теперь его хозяин остановил на мне свой по-звериному прямой и непроницаемый взгляд. Мне очень хотелось нарушить молчание, но я впервые поймал себя на мысли, что не знаю, как это сделать. И тут он заговорил сам.

-Итак, я могу рассчитывать на твоё хладнокровие?

Голос у него был тихий, довольно мелодичный, но всё же и в голосе, и в самой манере говорить мне почувствовалось что-то странное, но я не мог уловить – что.

-Мне нужно знать лишь место, где я могу встретить интересующую вас особу и подробное описание внешности...

-Это я.

Встретив мой непонимающий взгляд, он болезненно усмехнулся.

-Не пытайся сделать вид, что не понял.

-Вы хотите сказать...

-Я уже сказал всё, что хотел. – Он сжал подлокотники кресла так, что мне показалось, будто сейчас дерево в тисках этих обманчиво изящных пальцев хрустнет и разлетится веером щепок.

-Но... как так?! Почему?..

-Тебе это важно? – Тонкая бровь изогнулась в надменном изломе, голос звучал презрительно. – Считай, что... – Он замялся и, странно усмехнувшись, продолжил. - Считай, что я болен и это способ избавить себя от ненужных мучений.

-Я понимаю, но... Нет, просто странно! Люди в таких случаях лезут в петлю, глотают яд и всё такое... Но чтоб так!

-Моё тело не всегда подвластно моему рассудку. Я не могу поступить как люди... как другие люди. Кстати... – Он резко поднялся и одним движением оказался напротив меня. Я видел вблизи его лицо и снова мне показалось в нём что-то странное. – Кстати, если бы мне понадобился собеседник, я позвал бы кого-нибудь другого. Понимаешь?

-Понимаю. – Я непроизвольно попятился. – Ваша воля распорядиться своей жизнью и не моё дело задавать вам вопросы.

-Вот именно. Делай то, за что тебе заплачено.

-Воля ваша, - повторил я. - Вы уйдёте без боли. Обещаю.

Он кивнул и, медленно повернувшись ко мне спиной, сделал несколько шагов. Я воспользовался возможностью достать кинжал так, чтобы он не видел этого, однако заметил, как он слегка вздрогнул и неуловимо напрягся – видимо, какое-то неподвластное логике чувство заставило его угадать моё движение. Так же медленно он достиг стены и, развернувшись, прислонился к ней спиной. Теперь его лицо находилось в тени, я не мог видеть его выражения и почему-то это вызвало во мне смутно-неприятное ощущение. Его движения были какими-то странно медлительными и вместе с тем чёткими, скупыми и абсолютно бесшумными – на память снова пришло сравнение с диким зверем. Было в нём что-то...

Я направился к нему. Рука с кинжалом выглядела расслабленно повисшей вдоль тела, лишь кисть чуть заведена назад, чтобы не было видно клинка.

-Ещё не поздно. Одно ваше слово, и...

-Делай свою работу. – Голос звучал теперь глухо и... как-то не совсем внятно. Я подошёл почти вплотную. Его глаза были закрыты, но я видел, как дрожат веки. Теперь мне было достаточно одного движения, в котором я никогда ещё не ошибался – клинок должен войти чётко между рёбрами в сердце. В этот момент его глаза внезапно широко распахнулись и я на миг оцепенел – они были янтарно-жёлтыми, с узкими вертикально вытянутыми зрачками. Глаза дикого зверя. Верхняя губа вздёрнулась, обнажая острые клыки... Отработанным за годы движением я выбросил вперёд руку с кинжалом, уже видя, как стремительно меняются очертания его тела, и почувствовал, как рука погружается в густую жёсткую шерсть, тут же ставшую липкой от крови. Я попытался выдернуть клинок но, не сумев, едва успел отскочить – кинжал зазвенел о каменный пол, а на то место, где я только что стоял, опустился на передние лапы, едва не подмяв меня, огромный волк.

Пресвятая Дева... Оборотень!

Я попятился к двери, пока не упёрся в спинку попавшегося на пути кресла. Зверь не двигался и не спускал с меня взгляда, клыки – каждый в половину моего кинжала – оскалены, левый бок залит кровью... Для обычного волка он был слишком крупным – голова на уровне моей груди; я чувствовал на себе горящий взгляд янтарных глаз, видел, как напряглось состоящее из одних мускулов тело и внезапно понял, что стоит мне сделать ещё одно движение – и он бросится на меня. Я осторожно нащупал сзади спинку кресла, моля всех святых, которые, возможно, ещё не отвернулись от меня, чтобы у меня хватило сил поднять его... Зверь едва заметно пригнулся и сделал стремительный рывок, в тот же момент я опустил на его голову тяжёлое кресло и выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь, тут же содрогнувшуюся под ударом огромного тела. Не ожидая, пока она рухнет, я наугад бросился по незнакомым коридорам, лишь бы уйти подальше от взбесившегося от боли зверя, лишь бы оттянуть момент, когда волчьи клыки сомкнутся на моей шее...

Сзади раздался громкий хруст, грохот и почти человеческий вопль боли. А дальше - только мои собственные шаги, только моё собственное тяжёлое дыхание... Смерть в образе огромного волка неслась за мной неслышно, но отчаянно обострившимся каким-то шестым чувством я ощущал её приближение. Изредка я выскакивал в пустые тёмные залы, холодея от страха попасть в тупик, слыша, как двери не выдерживают и с оглушительным треском рушатся, пропуская обезумевшего зверя. Казалось, он уже не чувствовал боли, ломая собственным телом толстые дубовые доски.

Изгибы коридоров закончились, выведя меня к лестнице. Не раздумывая я бросился вниз. Лестница становилась всё уже и круче, кажется, последние пролёты вели в подвал... Ступеньки наконец закончились – это действительно подвал, передо мной всего одна низкая дверь. Захлопнув её за собой и закрыв на засов, уже не внушавший мне никакой надежды, я осмотрелся... Теперь это действительно был тупик. Судя по видневшимся в темноте очертаниям бочек, мешков, висящих на крюках туш – погреб. Чувствуя, как спина покрывается холодным липким потом, я ждал тяжёлых ударов в дверь, уже представляя, как она трещит, как отлетает в сторону засов, как показывается в проломе оскаленная волчья морда...

Мгновения растягивались, падали тяжёлыми каплями – одно, другое... Ничего не происходило. За дверью было тихо. Понимая, что совершаю глупость, но будучи не в силах больше переносить это ожидание, я осторожно отодвинул засов и, слегка приоткрыв дверь, выглянул наружу.

Он лежал чуть поодаль на каменном полу, неловко изогнув шею, бока судорожно вздымались и опадали, морда была вся в крови и страшные клыки в безвольно приоткрытой пасти выглядели бессильно и оттого беззащитно, как клинок в руке умирающего.

Внезапно бархатистое ухо дрогнуло – видимо, на звук приоткрытой мной двери, - и зверь пошевелился, с трудом пытаясь подобрать передние лапы и приподняться. Я отпрянул назад, но успел заметить, как очертания тела волка словно подёрнулись рябью, это было похоже на потревоженное отражение в воде... Я ошалело смотрел, как пышная волчья грива удлиняется, скрывая морду, как отрывается от пола волчья лапа, но длинные волосы отбрасывает назад уже человеческая рука, и уже с человеческого лица...

Я снова пошире приоткрыл дверь. Он, окончательно приняв человеческий облик, сидел на ступеньках лестницы, привалившись спиной к стене и одной рукой комкая окровавленную одежду на боку, а другой ухватившись за голову – из-под пальцев продолжала течь кровь. Я сделал несколько шагов из своего укрытия и остановился, совершенно не зная, что мне делать.

-Не бойся... – Он отвёл руку от лица и взглянул на меня с презрительной усмешкой, но тут же скривился от боли. Да плевать я хотел на его презрение, видел бы он себя со стороны ещё совсем недавно! Я подошёл ближе и склонился над ним. Вид у него был совершенно истерзанный – если уж для волчьего тела удар кинжалом, опущенное на голову кресло, да выломанные грудью двери не прошли даром, то человеческому теперь приходилось совсем уж несладко.

-Ну... что делать будем? – Редко в своей жизни я чувствовал себя так неловко, как сейчас. – Что мне... тебя... того?.. Или перевязать?..

-Убийца из тебя никудышный... - Он снова попытался усмехнуться, но гримаса вышла скорее страдальческая, чем издевательская. – Думаешь, лекарь лучше получится?

А это меня уже разозлило.

-Знаешь, если тебе ещё раз придёт мысль покончить с собой, есть же более простые средства! Волчьи ямы, например, или егеря с арбалетами... А моё ремесло – не травля волков! Хотя, если ты настаиваешь... – Я выдернул из-за голенища нож. Он следил за моей рукой совершенно отрешённым взглядом, я почувствовал, что ему сейчас на самом деле безразлично, что я сделаю. Я оттолкнул его руку, прижатую к боку, разрезал ткань и осмотрел рану. Вместо того, чтобы войти точно в сердце, клинок пропорол ему бок и уткнулся в ребро. Я разорвал на себе рубаху и попытался перевязать – получилось не особо хорошо, но всё же лучше, чем никак. Он терпел, только иногда чуть морщился – верхняя губа вздрагивала, обнажая зубы, даже отдалённо не напоминающие человеческие. И тут я понял, что в самом начале показалось мне странным – он говорил со мной, стараясь не сильно размыкать губы, чтобы не были видны волчьи клыки, а они, оказывается, оставались у него такими даже в человеческом облике. Вот уж...

-Наклонись! – Он послушно склонил голову. Череп, понятное дело, цел, просто сильно ссажена кожа надо лбом, потому и крови много. Пожалуй, ничего страшного. Я опустился рядом с ним на ступеньку, прижавшись спиной к прохладному камню. Ну и оборот!

-Слушай... я сейчас глупость спрошу...Ты всё-таки человек, или...

-А ты кого видишь?

-Да, но... вот только что...

Он резко вскинул голову, кажется, забыв о боли. Карие глаза сверкнули жёлтым отсветом, зрачки на какой-то миг вытянулись в две узкие щели. Молниеносным движением он подался вперёд и с неожиданной силой прижал меня к стене так, что я чувствительно приложился затылком о камень. - Как же вас всех интересует моё проклятье...

-Пусти... Я... просто я не подумал... Ну прости! Не каждый день, сам понимаешь... Да отпусти ты меня!.. – Он убрал руку и отстранился, устало опустив голову. Я облегчённо вздохнул. – Прости, но всё-таки это не причина, чтобы хотеть расстаться с жизнью. Я столько всякого насмотрелся... старые, больные, немощные – и все просили пощадить. А ты... ну почему ты решил, что это – проклятье?

-Пойми! – Его тонкое лицо болезненно передёрнулось. – Я у всех вызываю только ненависть и страх пополам с брезгливостью... Тварь, оборотень!..

-Да ладно тебе... Я бы вот только радовался, если бы мог – как ты...

-Ты просто не знаешь, что это такое.

-Не знаю, ты прав... Зато знаю точно, что налегке по жизни идут только дураки и блаженные.

-Тебе бы не убийцей быть, а священником!

-Ага. Тебя в нужный момент рядом не было, чтоб подсказать!

Он повернулся ко мне, пристально взглянул мне в лицо и неожиданно расхохотался – болезненно морщась, но совершенно искренне, как-то по-детски, или... да, если бы звери умели смеяться, они бы делали это именно так – беззаботно и неуместно.

-Эй!.. Ты чего?

-А ты представь!.. – проговорил он сквозь смех. – Нет, ты... со стороны посмотри!.. Жертва сама приглашает убийцу!.. нет, не могу... А потом убийца своей же жертве рану перевязывает!..

...Мы сидели на холодных каменных ступенях и до слёз, до боли в горле хохотали...