Любовь – главный способ бегства от одиночества, которое мучит большинство мужчин и женщин в течение почти всей их жизни. Бертран Рассел Сильный, стройный, чемпион завода по бегу, а еще по прыжкам и метаниям, он, тридцатилетний инженер, имел много друзей и подруг. Подруг было намного больше, чем друзей, ведь он потенциальный жених, и каждая предполагала свой шанс, видя доброжелательное и внимательное его отношении к себе, не желая замечать, что он такой со всеми. И все же с одной из подружек, Татьяной, его видели чаще, чем с другими. Она была настоящей красавицей, ростом и фигурой утверждающей эталон женской гармонии, выведенный еще древними греками. Изумительное по красоте смуглое лицо с большими черными глазами выдавало ее южное, а может, и цыганское происхождение. Многие парни неровно дышали по отношению к Татьяне, но она не замечала никого, кроме него. Иногда они вместе обедали, а на соревнованиях она всегда была рядом и даже ходила на тренировки, где надевала спортивный костюм, разминалась и порой пыталась за ним угнаться. Он отзывался, явно тянулся к ней, демонстрировал знаки внимания, но отношения их не развивались, и это почему-то знали все. Как-то в отделе появилась молоденькая чертежница, совсем не красавица, маленькая, с точеной изящной фигуркой, и тихая, как мышка. Казалось, что ей не больше пятнадцати, и внешне это была настоящая нимфетка. Случилось невероятное. Целый месяц с работы он провожал только ее. Однажды они всем отделом поехали на экскурсию. Он сидел на переднем сиденье автобуса, конечно, рядом со своей нимфеткой и чувствовал себя очень неуютно, сидел как на иголках, время от времени оглядывался назад и каждый раз на мгновение замирал, встретившись взглядом с черными пронзительными глазами Татьяны. Через месяц после этой поездки он женился на нимфетке. Храм иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Каждое воскресенье на Литургии в одном и том же месте в правом крыле храма у колонны стоит высокий мужчина с седой бородкой и усердно молится. Он посещает службы уже не один год и всегда чувствует себя здесь комфортно и умиротворенно. В правой части церкви молятся мужчины, а в левой – женщины. Мужчин здесь много – верный признак того, что в храме хороший Батюшка. С особенным нетерпением он всегда ждет проповеди священника и не перестает удивляться тому, что Батюшка каждый раз отвечает на самые важные, волнующие его вопросы. С какого-то времени он стал ощущать во время службы сначала беспокойство, а потом замечать на себе взгляд женских глаз. Он еще не знал, что за дама смущает его покой, но чувствовал, что эти глаза не чужие. Однажды, выходя из храма, поймал на себе этот взгляд, они встретились глазами, и сердце его сладко заныло, дыхание перехватило: это была, Татьяна! Как же она изменилась! Прежние только глаза. Красота осталась, но приняла другую, зрелую форму. Они молча обнялись и замерли надолго. Когда снова посмотрели друг на друга, их глаза были полны слез. Как по команде достали носовые платки и рассмеялись. – Ты такая же красивая, как прежде, – прошептал он. – А ты одинок, – сказала она. – Откуда знаешь? – Я это знала еще тогда, в автобусе. – А ты? – А я замуж так и не вышла…. Но у меня есть дочь. Очень хотела ребенка, родила и сама вырастила. У него снова перехватило дыхание. Хриплым голосом сказал: – Прости, Танечка! – Что ты! Что ты! За что? Наверное, так было надо. Ничего случайного в жизни нет. Вот же мы встретились. – Значит, и это наверняка не случайно, – уже улыбаясь, сказал он. Оба были растерянны и напряжены, как на первом свидании. Как-то быстро и неуклюже расстались, правда, обменялись телефонами и договорились встретиться в следующий выходной на Литургии. Последнее время он все чаще и чаще ловил себя на том, что невольно размышляет на одну и ту же бесконечную тему жизни собственной и вообще жизни человека. Он все пытается разобраться, что сделал в ней, в этой жизни, не так. За что и почему он, природный семьянин, семьи оказался практически лишен и так рано остался совсем один. И что это – наказание или награда? Эти размышления постепенно привели к какому-то пониманию. Сначала перекапывались все внешние факторы сопутствующие его женитьбе. Да! Он знал, что дважды не поступившая в институт и заневестившаяся двадцатилетняя нимфетка была расчетливо отправлена родителями чертежницей в КБ за мужем в виде перспективного инженера. Не сразу, но понял, что это нормально, так было всегда, и так будет. А насторожило только то, что отчетливо вспомнил молодого человека с друзьями, стоявшего у Дворца бракосочетания и слишком уж внимательно рассматривающего его во время их выхода. Да, конечно, неприятно было оглядываться назад и видеть, что его кто-то использовал в этой жизни. И все же во всем виноват только он сам, ведь силой никто не тянул. В конце концов, он пришел к тому, что неудача в личной жизни связана в большей степени с ним, с его неадекватным восприятием женщины, и заложена, как мина замедленного действия, еще в глубоком детстве. Так получилось, что мать невзлюбила его с младенчества, воспринимая как помеху в ее жизни. Танечкой был очарован, но фигурой она слегка напоминала мать, и именно это помешало сделать самый важный шаг. Нимфетка внешне ничем не напоминала мать, но внутренне, характером, складом ума оказалась ее копией. Пожалуй, в его судьбе случилось роковое совпадение: он был выбран на скорую руку, чтобы кому-то что-то доказать, а сам не доверял всем, кто хоть слегка был похож на мать. Самое неприятное в этих размышлениях было то, что как только он вспоминал то время, в сознании всегда невольно появлялся образ Татьяны, ему становилось неловко, и он гнал его от себя. После этого каждый раз долго мучился от горького осадка в душе. Дома, несмотря на приподнятое настроение от встречи, он тут же вернулся к своим размышлениям и сразу понял, что сегодня судьба подарила ему шанс все исправить. Следующая мысль испугала его. Он почувствовал, что в одно мгновение стал другим и без Танечки не доживет до следующей Литургии, а ведь последнее время не только легко преодолевал одиночество, но даже находил в нем некоторые прелести. С проворством юноши он кинулся к шкафу, из внутреннего кармана пиджака достал записную книжку, куда записал ее телефон и стал лихорадочно набирать номер. Хриплым, сбивающимся от волнения голосом произнес: - Танечка! Милая! Я не могу жить без тебя! Я хочу видеть тебя сегодня! Если скажешь нет, то до завтра не доживу! Он стоял, судорожно сжимая трубку в позе изображающей одновременно отчаяние и знак вопроса. Спустя некоторое время, которое ему показались вечностью, произнес: - Почему молчишь! – и снова замер в томительном ожидании. На лице его появилось выражение испуга. С удивлением шепотом произнес: - Ты плачешь…. Почему? Наконец она отозвалась: - От радости, дорогой. |