Аметист - камень редкий

 

Вся эта история началась с самой малости. Всё бы может и ничего, да вот случись оказия, коза, наша – Зойка, привредная живность, с вечера домой не заявилась. Где надумала колобродить, лешак её знает. Так вот ни свет, ни заря, когда самый сладкий сон привиделся, - как мы нашей учителке по арифметике, Настасье Петровне, лягушку в сумку её подсунули. Вот крику – то было бы! Из закутка раздался голос бабки Матрёны:

-Митяй, а, Митяй, Зойки – то нетути, сходил, что ли бы, поискал её, где гулёну черти носют, кормилица же наша, хоть стакан молока и то добавка к еде.

Пропал сон, даже жалко стало, чем всё закончилось бы. Хочешь, не хочешь, а один глаз приоткрываю. Что творится за окном? А там солнышко вовсю припекает, день погожий, однако будет. Бабка, ужас какая вредная, если прицепится, то своего завсегда добьётся, такая уж она и есть. Во всю уже гремит чугунками, на стол собирает, а там ведомо что, картоха варёная, краюха хлеба да кружка молока, вот и вся еда.

А, как не хочется вставать, а придётся. Бабка Матрёна всё равно, своего добьётся, для неё коза самое заглавное. А то, что уже почти лето на дворе и солнышко вовсю припекает это ей не интересно.

-Баб, а баб, поди, рано ещё?

-Како рано! Вставай, Митяй, подкрепись, да иди, чево ждать – то. В школу всё равно не итить, каникулы, поди, начались. Вставай, горюшко, ты моё, еда уж на столе, сиротинушка одним словом.

-Какой, баба, сиротинушка? Мамка есть, батя тоже. Сама же говорила, воюют где-то. Вон у Гришки, так нету, с сиротского дома он, - эвакуированный, и у Валька, отца нет, так он у него с фронта не возвернулся, одна похоронка пришла.

-Ладно, балаболка вставай, пора уже итить, а ты всё валяешься.

Дважды звать за стол меня не нужно, а на столе и взаправду полная миска отварной картошки, пара солёных огурцов да луковица и краюха хлеба, а молока и нет, раз Зойка, где- то затерялась понятно дело, откуда ему взяться. Кое - как протёр глаза, сполоснул руки и за стол. Картошка оно понятное дело, основная фрукта, а другого в эту пору и не видали. Скоро правда появится и зелёный лук, а вскорости и первые огурчики, тогда заживем, а пока ладно хоть и это есть. Вдосталь натрескался картохи, с запасом набил пузо и вывалился из - за стола.

-Ты, шибко далеко не шастай, эта шельма по тальникам вдоль Пескарихи, всё больше норовит, там её и ищи, да вот, тебе, Митяй, ещё покушать, вдруг изголодаешь. Ну, иди, иди.

Картуз на голову, и я за порогом! А на дворе и взаправду благодать, солнышко вовсю светит, ветер тёплый и не единой тучки. Первым делом, конечно, шуганул от крыльца задиру Сеньку – петуха, ну, а куры понятно дело сами, кто куда. Так…, а дальше куда? Ну, ясно на Пескариху, речка она так себе, не шибко широкая, крутится по тальникам, да кустарникам всяким. Когда жарко шибко, коровы и вброд её переходят, а где омуты, то глубоко там, сколь не ныряй дна не достанешь. А рыба, рыба одна – пескарь, другой от роду не водилось, потому и назвали её Пескарихой. Только навострился я к берегу податься, как тут из – за угла соседней избы, где дед Михей живёт, Гринька появился.

-Митяй, это куда ты в такую рань снарядился? С сёднешнего дня мы не учимся.

-Сам кого лазишь? Дрыхнул бы, - откуда взялся этот рыжий. Вот ещё на мою голову попался. По всему околотку теперь разбрешет: Митяй, козу потерял! Вот смеху то будет. – На Пескариху подался, посмотреть рыба есть, аль нету. Картоха надоела, жарёхи бы поесть.

-А меня возьми с собой? Всё одно делать нечего.

-Нет. Ты, Гринька, сбегай до Ёжика, - так Валюху мы зовём, - коли, спать будет, подними, и ждите меня, я скоро буду.

Растолковал я ему всё толком и добавил кое - что от себя, чтоб не приставал больше, и быстренько направился к реке. А рыжий – он и есть рыжий, волосы, как огненные и сам конопатый, одним словом – рыжий.

Бегом скатился с яра по песчаной осыпи к самой воде, потрогал зачем - то воду пяткой и чуть не подпрыгнул, знаю ведь, что не прогрелась и ещё ледяная, а всё равно лезу, вот недотёпа, а ещё в пятый класс перешёл. Да, а погодка просто шик – блеск, как Ёжик говорит. Солнышко вовсю припекает, неслышно струится Пескариха, в которой пескарей наверняка ещё нет. Вот, вода тёплой будет, тогда и пескарь появится, а пока ищи свищи его по реке. На речке хорошо, так бы и полежал на тёплом песочке, но меня отправили искать эту вредную Зойку, хочешь, не хочешь, а надо топать. Натянув поглубже картуз, отправился берегом вверх по кустарникам и тальникам. Где и может блудить Зойка, то только там, где появляется, первой сочная трава и начинают зеленеть на солнечной стороне кустики.

Добрался до широких раскидистых полян и зелёных склонов, когда солнце во всю припекало над головой. Значит уже полдень, пора и перекусить. Пристроился у самой воды. Вынул нехитрую снедь, что положила бабка Матрёна. И, размечтался, глядя на узенькую, здесь Пескариху, синющее небо, без единого облачка, а на солнце и не глянешь, аж глаза щиплет, до того яркое. Каникулы, слово - то какое хорошее, ничего не надо делать, хошь спи целый день, али на речке бултыхайся, ни тебе уроков, ни школы, ни тебе Настасьи Петровны – красота одним словом. Только вот баба Матрёна: Митяй – туда, Митяй – сюда, то на огород картоху полоть, то вот Зойка, привреднющая - поди, ищи её, ветра в поле. Пока я так раздумывал, не заметил, как и проглотил солёный огурчик с отварной картошкой, и хлеба то осталось чуть – чуть, самую малость, а без корочки Зойку заразу ничем не заманишь домой, больно охоча она до краюшки. Не заметил я, и как Зойка появилась, ну как приведение, аж, напугался. Стоит зараза, и глаз не сводит с остатнего хлеба, ну и нюх же у энтой животины. Все хорошие мысли враз улетучились, собрал котомку, за плечо и вперёд до дома, Зойка глаз не сводит с кусочка хлебного, и как на верёвочке семенит спереди. Для ускорения движения выломал прут из талины, и Зойка поняла, что со мной лучше не шутить и припустила рысью в сторону дома. Обратная дорога показалась намного короче, чем шёл вначале, хоть и Зойка путалась под ногами, норовив шмыгануть в сторону, при виде клочка ярко зелёной свежей травки. Но прут талины в моей руке вёл её строго к дому, ни шагу в сторону. И только перед самым крыльцом хаты я отдал остаток хлеба Зойке.

-На, ешь, ты заслужила поощрение это тебе за хорошее поведение, сунул краюху Зойке и на всякий случай перетянул прутом, - а это тебе за то, что я за тобой мотался цельных полдня.

-Ты, пошто варнак козу бьёшь? – неслышно появилась Бабка Матрёна,- рази её можно бить? Она нас кормит, супостат ты этакий.

-Кто её бьёт? - взвился я, - я же для пользы, для ума её, чё ей во дворе не сидится, всё блудит, где попало. А я потом ищи её беспутную.

-Будет, будет Митяй, не кипятись, а то ещё ошпаришься ненароком. Тут тебя Гришутка, спозаранку разыскивал, а зачем не говорит. Сходи лучше к нему, а я покудова с козой управлюсь.

Интересно, зачем это я конопатому понадобился, ко мне всё чаще Валёк забегает, да и где рыжего в такой день найдёшь. Однако лучше к Вальку пойду, и живёт он поближе, к тому, топай-ка на саму окраину.

Валька он нашёл за избой в огороде, тот что-то мастерил из ржавого хлама, то ли велосипед, то ли самоходную какую-то телегу.

-Чой-то ты мудришь, Валька, самокат или что?

-Сам ты самокат, машина это, и летать она должна, вот раму собираю, а потом мотор искать буду.

-Интересно, а без крыльев, как она полетит? крылья непременно нужны. Птица и та с крыльями. И самолёт возьми, тоже без крыльев никуда. Нет без крыльев, энта штука никуда не полетит.

-Много ты разбираешься, полетит, не полетит, увидим, когда сделаю. А ты Митяй, Гриньку не видал? – наконец то привстал от своей железяки Валька, - он тебя что-то спозаранку искал.

-Нет, ещё не видел, к тебе вот и пошёл, думаю, может, ты чего знаешь. Зачем я ему нужен, чего он удумал?

-Не, он мне ничего не сказал. Только шибко торопился, дык он завсегда шибутной, никогда спокойно ходить не может, как наскипидаренный. А, забыл, он сказал: что будет ждать на берегу Пескарихи, в нашем балагане. Пойдёшь, Митяй, али как? Ежели пойдёшь я с тобой.

-Идти надо, вдруг что-то срочное. Ежели пойдешь, то собирайся, ждать некогда.

Вальку дважды просить не приходится. Быстренько забрякал железяками, складывая всё в кучу, шмыганул носом, смачно сплюнул, подтянул штаны и заспешил:

-Пойдём, Митяй, а вдруг и, правда, что-то интересное удумал рыжик. Впереди цельное лето, вот жизнь то начинается, ни тебе уроков, ни двоек, ни классной, вообще ничего. Айда, пошли пошустрее, он же ждёт нас.

-Куда это ты так разогнался, то сидишь, как мыша в железяках копаешься, и нос не кажешь, то, как энтот самый самолёт норовишь улететь.

-Никуда улетать я не собираюсь, а поспешать надо, умоется Гринька на Пескариху али в тайгу и не найдёшь его.

-Ладно, пойдём, не тарахти как телега. Ещё полдень на дворе никуда Рыжий не денется.

Через огород Валька выбрались на околицу и задами, подальше от глаз, стороной двинули на Пескариху. Где в верстах в пяти от посёлка мы соорудили свой балаган. Даже и не балаган, а почти настоящая избушка, даже печка есть, правда буржуйка, но греет хорошо. Особенно осенью в мокреть и сырость, когда в лесу промозгло и идёт дождь, подтопишь печурку, и сразу становится тепло, как в хате. А ёжик достанет кисет с самосадом закрутит “козью ножку“ и давай смолить. Аж глаза щиплет, а ему хоть бы что, щурится да посмеивается:

-Чо, салаги слабо? На, Гринька, тягни разок, а Митяй слабак, куда ему ещё курить, он бабки страсть боится.

А сам то Валёк всего на год старше нас, а учится в нашем же классе. Из-за войны он от школы и отстал. Гринька то покуривает иногда с Вальком, а мне вот совсем не нравится, и вовсе не из-за бабки Матрёны я не курю. А так, просто не хочу и всё.

Рыжий затянулся разочек и поперхнулся. Мигом зашёлся кашлем, аж того и гляди, все конопушки с носа слетят, вмиг забыл и с какого конца цигарку курил.

-Ну, ты даёшь, не хуже Митьки, ладно давай самокрутку, докурю. На кой ляд-то звал, или чо случилось? – со смаком затянулся, как заправский куряка, Валёк.

-А, ты не торопи меня, дай отойду от твоей отравы. – Рыжий ещё долго кашлял и вытирал выступающие на глаза слёзы, и только минут через пять, очухавшись, продолжил: - намедни вечером, у колодца, когда за водой ходил, слышал, как дед Афанасий байки травил. Мол, в старые годы, до войны ещё на дальней заимке, в верховьях Шатун - ручья клад запрятан. Да сколько не бились, не смогли сыскать его, а что клад есть это точно. Мол, в горах где-то в старых выработках он в штольнях запрятан. И золото там и камни разные.

-Как это клад есть? - чуть не подпрыгнул с лавки Митька, - утром виделись, а ты не чего мне не сказал?

-Дак, я же просился с тобой на Пескариху, а ты меня к Вальке отправил.

-Ладно, Митька, чо пристаёшь, пущай дальше рассказывает, - вступился, Валёк.

-Может чо дельное скажет. Не зря же в такую даль тащились. – Курнув последний разок, аккуратно притушил окурок. – А чо ещё сказывал дед Афанасий? Туда, однако, и дороги то никто не ведает.

-Дорога то до заимки, всё по тропе, а там вдоль по ручью, почти до самых гор. Далековато правда, но зато там клад есть. Вдруг подфартит, и найдём, вот деньжищ то, сколько будет, на всех, поди, хватит. А чо дед Афанасий не врёт, это точно, он сам всю жисть горщиком по шурфам да штольням проробил. А про дорогу он мне все, поди расскажет. И то место заветное знать даст, как найти.

-И чо, Митяй, ты веришь ему?

-Кому - ему? Деду Афанасию, что ли? А чо дедок хороший, и вовсе не болтун какой. Всё равно у нас каникулы, только отпроситься надо. Гриньке то хорошо, отпрашиваться нет надобности. А тебе, Валёк, да и мне всё равно придётся сказать.

-Да, ты что, Митяй, в тайне всё надобно делать. Скажем на рыбалку, мол, на три дня, а сами смоемся. Главно харчишек поболе прихватить и всё путём.

-Вот – вот, скажете, что на Пескариху за рыбой, а сами в горы мотанём. И погода, вон какая стоит – теплынь. А дед говорил, что на заимке и избушка ещё целехонькая. Значит и крыша над головой будет. Не пропадём.

-Ладно, Рыжий не пой песни. Всё надо толком обсудить, а потом решать.

-Чо обсуждать и так всё ясно, Митька вон не против, он согласный,- засуетился мигом Гринька, возьмём еды поболе, фуфайки само собой, а у Ёжика и фонарик даже есть, трофейный. Верёвку непременно надо взять.

-На кой ляд ещё верёвку? - не выдержал напора, Валька.

-Как на кой? в книгах вон пишут, путешественники всегда с верёвками в странствия отправляются.

А как потом окажется, прав был Гринька, ах как он был прав. И еда пригодилась и верёвка, нас не единожды выручала. Долго ещё мы сидели и до хрипоты спорили, доказывая каждый свою правоту. Не одну “козью ножку “ скрутили и выкурили Ёжик с Рыжим, прежде чем мы вывалились из балагана на свежий воздух сгущающихся сумерек.

Домой я добрался, когда уже стемнало и в небе искрились россыпи далёких звёзд. Спать забрался, конечно, на сеновал, а то в избу не успеешь зайти, как шум поднимется:

- “Где лешак тя черти носют никакого покоя, ни сна, гля ночь уже на дворе. Люди добрые спят все. Один ты колобродишь, с энтими охальниками “. – Так бабка обзывает всех моих друзей, а то ещё похлеще, что ни будь, придумает. И будет зудеть до той поры, покуда сама не захрапит. Так что на сеновале куда спокойнее. Вкусно пахнет перепрелым прошлогодним сеном, где - то в углу чуть слышно скребётся мышка, немного душно и темно, а через дырки в крыше подглядывают синие звёзды. Прям и не замечаешь, как совсем незаметно закрываются глаза, и улетаешь, на другую большую – большую звезду. Там попадаешь в другие страны, где всем хорошо. Нет никаких войн, и совсем - присовсем другие люди, и живут хорошо, не хавают цельными днями картоху, да драники. Всего у них вдосталь и дворцы белокаменные, и библиотеки, и ходют во всём белом, и нужды нет никакой. Али приснится, как мы с Рыжим да Ёжиком в Африке гуляем, а кругом львы и тигры рычат, вот жуть одна, да ещё эти папуасы - лилипутики вокруг с луками кругалями бегают всё копьём норовят шурнуть. А мы от энтих папуасов всё прячемся, то где - то под пальмами, то в кустах, так рази от этих пигмеев, где спрячешься, мигом находют и всё луками да копьями стращают. Страх один, вот тут - то обычно я и просыпаюсь. И всё так же, где - то попискивает мышка, удушливо пахнет прелым сеном, а через дырки в крыше пробиваются тонкие лучики, как стрелы, солнечные зайчики.

А в этот раз я что - то долго уснуть не мог, задурил мне напрочь голову, этот Рыжий, со своими приключениями. Долго я ворочался, а сон всё не шёл. Может всё же и прав Гришутка, есть где – то клад старинный, только поискать хорошенько надо, да и каникулы впереди. Всё одно делать нечего, да и цельное лето впереди. А на заимку посмотреть хочется, ни разу там не был, а вдруг и взаправду клад найдём – вот красота будет, и нос этому Андрюхе утрём, а то всё выхваляется: и батька дома, и достаток, всё есть, и велосипед ему нынче купят. А у нас такого никогда не было. С такими хорошими мыслями я и заснул. В этот раз, ни на какие другие звёзды я не летал и не шарился в Африке, а всю ночь искал клад, а Гринька с разбойниками всё пытались меня словить и карту, где клад указан, отобрать у меня. Только карту я так запрятал, что им было ни в жизнь не сыскать, а потом я и сам её не смог найти, от этого я и проснулся, со слезами от обиды на глазах.

Солнце вовсю светило скрозь дырочки, в крыше слепя глаза. Значит, день давно начался и пора сползать с сеновала и подаваться в избу, где на столе как всегда ждёт меня завтрак и бесконечное ворчание бабки Матрёны. К которому я уже давно привык, как привыкают, к необходимости есть и пить.

Бабка Матрёна только прищурено посмотрела, но ничего не сказала, да она и знает, где я могу ночевать, на сеновале конечно не на улице же.

-Сидай, Митька, вот молока попей, да сейчас яичню пожарю, поди, картоха надоела, всё одно, прости господи, когда жить то будем по-людски.

Не успел я забраться на лавку, как на столе появилась чугунная сковорода с яичницей и жареным луком. Не долго раздумывая над тем, почто бабка так расщедрилась и нажарила цельную сковородку свежих яичек в один присест, сметал всё и вдобавок корочкой хлеба до блеска протёр сковородку, ажно вспотел от усердия. А когда выцедил кружку козьего молока, понял, что именно сейчас и можно закинуть “удочку“ про рыбалку.

-Баба, а баба, мы тут с ребятами на рыбалку собираемся сходить на Пескариху, может на ушицу, чо наловится.

-Кака, така рыбалка? сам говорил намедни, чо тама никакой рыбы нет.

-Так энто когда было, а счас толкуют есть.

-Ну, так идите. Сытый, покушал и ладно. Иди, кто вас держит.

-Так мы то хотим с ночевой идти, - ненароком пытаюсь обхитрить бабу Матрёну, - рыба в верху толкуют есть, а туда шибко далеко.

-Далеко, так дома сидите, вона в посёлке сколько дел, - раскусила мою хитрость, баба Матрёна, - жили без рыбы и ещё поживём. А с кем это ты снарядился на рыбалку, охальник ты этакий, а Митяй?

-С кем? конечно с Гринькой да Вальком, - ну думаю, поворчит, поворчит да отпустит,

- мы же баба только маленько рыбки подловим, да домой, погода вона какая стоит, теплынь.

-Ладно, ладно балаболка, знаю ведь не отговоришь тебя, весь в отца, такой же упрямый. Собрались дак идите, всё одно делать ничего не заставишь.

Дважды уговаривать меня не нужно и я выскользнул из-за стола, а через пять минут уже галопом нёсся в сторону Валькиной хаты. Валёк, как всегда ковырялся в своём ржавом хламе, весь чумазый, и лохматый. Он даже и не заметил моего появления и только когда я брякнул железякой, он нехотя оглянулся.

-Ну, как Ёжик дела? ты с маманей разговаривал?

-Про чо? - и тут только до него зачем я здесь, - а… про клад, што ли. Говорил я ей, што мы завтра на рыбалку собираемся, так она ничего. Иди грит, всё одно дома жрать нечего. Так что я свободен, - по привычке шмыгнул носом и стал аккуратно складывать ржавые железяки в кучу, - пойдём к Рыжему што ли?

-Пойдём до него. Надо договориться, кто чо с собой брать будет.

Гришку мы нашли около клуба, где он с другими пацанами играл в орлянку, крутили в воздухе монету и перекладывали деньги из одного кармана в другой. Увидев нас он махнул рыжим чубом, мол сейчас, и правда через минуту продув остатки денег появился перед нами.

-Пойдём куда нибудь здесь шибко народу много.

Обойдя кругом клуб, нашли пустую скамейку, на ней и устроились, чинно и мирно. Оглянувшись по сторонам, Валёк достал кисет с самосадом и сноровисто закрутил самокрутку.

-Вот теперь можно и потолковать, - ещё разок пыхнув дымком, блаженно сощурился,

- ну, чо, орлы? к завтрему наверно соберёмся и с утречка двинем. Погода стоит клёвая, даже и ночью тепло, не замёрзнем. А ты Ёжик сёдни обязательно с дедком ненароком поговори, попытай его про дорогу от заимки по Шатун – ручью, где клад то схоронен. Не скажет дед Афанасий, и ничего мы не найдём.

-Скажет, скажет, - зачастил Валька, - непременно скажет, вот прям счас и пойду до него. Он там у себя в огороде копается, я уже видел.

-Ежели так, то ладно, а ты Митька у бабки отпросился, или как? она у тебя ужасть какая вредная.

-Ничего она не вредная, даже хорошая, и отпустила она меня. Всё равно грит от вас шелопаев проку никакого.

-Ну, это она правильно грит. Каникулы у нас законные и мы отдыхать обязаны, а не ишачить на огороде. Вся жисть у нас впереди, так, што успеем. А клады не кажный день находят. Так вот, ты Митяй счас домой, и приготовь всё к завтрему. Картохи побольше гребани, луку и соль не забудь, одёжку запасную надо взять вдруг чо случится. Для виду надо и удочки прихватить, по дороге припрячем, а ты Валёк фонарик непременно прихвати да спичек надобно брать с запасом. Вот вроде бы и всё, сёдни вечером ещё соберёмся и решим когда выходить будем. А пока разбегаемся, как будто по своим делам, чтоб не заподозрили, чо мы сматываться собрались.

Утром спозаранку на берегу Пескарихи сошлись почти все одновременно, правда как всегда припозднился немного Гринька, да и то на несколько минут. За плечами у всех туго набитые сидора, только у Ёжика настоящий армейский рюкзак. С вечера все уже были готовы к походу, а Рыжий принёс даже компас, грит вчера в карты выиграл. Так что всё приготовлено было ещё вчера с вечера. День обещал быть погожим, поднявшееся солнышко уже вовсю припекало, роса выпавшая на рассвете успела обсохнуть и идти было одно удовольствие.

Первым, выбирая дорогу шёл, как всегда Ёжик, поскольку он на год нас старше, потом Рыжий, а я плёлся позади, замыкая наш маленький отряд. Тропинка петляла вдоль Пескарихи, то прижимаясь к самому берегу, то ныряя в вековую тайгу в тень великанов кедров и золото сосновых боров. Всё чаще мы стали делать привалы, усталость даёт себя знать. Гришка хоть и ерохорится, но он послабее чем Ёж или даже я, всё же с приюта он, а там известно какие харчи. По правде сказать мы все порядком устали, а до заимки топать и топать. Дед Афанасий грит вёрст двадцать с гаком будет, ладно ежели к вечеру доберёмся. Привал и отдых решили сделать в полдень, когда солнышко будет над головой. Поэтому всё чаще поглядываем на небо, когда же солнце поднимется на самую верхотуру, а оно как на - зло не спешит, прилипло где - то сбоку. Наконец даже Валёк не выдержал, самый здоровый из нас, всё же он постарше будет.

-Всё труба. Перекур и костерок запалим исть охота до чёртиков, а когда энтот полдень будет, кто его знает, часов то ни у кого нет.

В ту послевоенную пору, часы были большой редкостью и мало кто мог похвастаться наручными часами, да ещё трофейными. Часы, как и велосипеды больше привозили отцы после Победы, а их так мало вернулось в наш посёлок с фронта.

Ёжика поддержали все, и молча стянули с уставших плеч свои отяжелевшие котомки. Костерок развели на небольшой полянке на берегу Пескарихи, на таганке подвесили котелок с водой для чая, а сами попадали рядом, всё же все притомились, даже есть никто не стал. Первым зашевелился Гринька, хоть и худой зараза, а самый выносливый, правду грит Митяй – шебутной рыжий, как кузнечик, на месте не усидит.

-Эй, лежебоки подъём, котелок вовсю запузыривает. Вставайте похаваем, чо есть да двинем, хоть до заимки сёдни добраться надо.

-Дык, доставай у меня в рюкзаке хлеб бери, картошку вон варёну, да пару луковиц бери.

-А у меня сахар в мешочке, колотый наложен, - с трудом приподнялся Митька от земли и присел на корточки, - ох, ох спина болит ноги как деревянные, ещё бы часок поваляться. Да тама в туеске ещё яички варёные есть.

Быстро на траве у прогоревшего костерка выросла внушительная горка варёной картошки, несколько головок ядрёного лука, на тряпице аккуратно высилась горка сероватой соли, да пяток в крутую сваренных яиц.

Уставшие и проголодавшиеся ребята мигом расправились с разложенными харчишками и блаженно попадали на траву, щурясь под лучами яркого солнца.

-Вот развалились, прям чисто курорт устроили, пошли айда, заимка ждёт нас, - загоношился, как всегда нетерпеливый Гринька, - валяйся не валяйся, а топать надо.

-Ну што с энтим Рыжим делать, передохнуть минуту не даст, вот Митяй загонит он нас, помяни моё слово, - со стоном поднялся Ёжик на ноги, - ладно пошли так пошли.

Ещё раз внимательно расшурудили кострище, не остался ли где тлеющий уголёк, забросив за спины котомки, двинулись в сторону заимки.

Пескариха, чем дальше уходили ребята, становилась всё уже, и в некоторых местах её можно было перейти не замочив ног, прыгая с камня на камень. А день расходился в полную силу, солнце забравшись на самую верхотуру нещадно палило, согревая проснувшуюся тайгу. Вся живность тайги безоглядно впитывала щедро струившееся тепло стараясь про запас набраться живительной силы, для себя и продолжения рода. В природе всё предусмотрено и распланировано, когда чему и какой черёд, и ничего не делается с “бухты-барахты“, как у человеков. Вот так нам и втолковывал дед Афанасий, а ему то видней, он вон сколько годов прожил, всего повидал.

Речка вилась и петляла пока не вывела на вольготно раскинувшуюся поляну, где на отшибе скособочившись притулилась одинокая избушка, да на пару ей по соседству высился огромадный кедр.

-Ура! Вот она заимка, значит правду нам толковал дедок, не обманул, - с удивлением заорал Валька, вот она изба, тут и заночуем, дале завтра пойдём.

-Митяй, ты шибко устал наверно, я тоже притомился, - присел прям на дорогу Гринька, даже не скинув с плеч котомки, - энто Валька, как лось-сохатый прёт и прёт, ну да ладно, пришли всё же.

Не заходя в избушку скинули котомки, присели на полу - развалившуюся лавку немного перевести дух и оглядеться, куда же они забрались.

-Валёк, а дале куда, где энтот Шатун – ручей, пошто его так обозвали? – скинув картуз, обглядев всё вокруг, заполошился Рыжий, - дале то куда? куда идти?

-Куда – куда, счас маленько передохнём, и я всё перескажу куда дале пойдём.

Пока Гринька с Вальком препирались я заглянул в избушку. Дверь со скрипом отворилась и изнутри пахнуло сыростью и нежилым духом, пахло плесенью, несло каким – то смрадом. Не без опаски я шагнул в полумрак догнивающей избушки. Окошка – то в избе не было, потому и темно так, в углу были грубо сколоченные нары, а напротив стояла целехонькая печка – буржуйка, а посреди был стол, вот и всё, что я успел рассмотреть, как с улицы позвали: Митяй, ты где запропастился, мы уж подумали, не утёк ли ты до дома.

Опять этот шебутной Рыжий, никакого спокоя от него нет. Всё то он видит, всё знает.

-Тут я, - вот избушку хотел посмотреть, страх божий, в ней ночевать, ужас один, того и гляди на голову свалится. Я лучше на улице спать буду.

-Спи, коль хочется, а мы печурку протопим сырой дух выгоним, на нарах то лепота одна, нешто на земле гнуться, - дымя своей махрой, ухмыляется Ёж, - иди сюда, вон Гринька толкует, што до клада рукой подать, ручей мол недалеко совсем.

-Да, дед Аафоня говорил, что ручей недалеко за избой протекает, он из гор текёт, а горы вон они рукой подать, холодом от них даже досюда тянет. А ночевать, Митяй на улице совсем не климат, от гор такой холодрыгой ночью потянет, што околеешь, даже и не думай.

Прав был конопатый чёрт, с опустившимися сумерками с гор сполз туман и стало зябко и холодно. Пока было светло мы облазили всю округу вдоль и поперёк, но ничего интересного не нашли. Всё поросло бурьяном и лебедой, кругом трава и кусты, давненько тут никого не было, ни следочка, ни чего. С вечера протопили печурку и правда в избушке совсем даже ничего. Валька прихватил из дома свечки, а когда запалили свет как – то уютно и по - домашнему стало. На стол выложили весь наш припас и поделили на три ровные кучки, это на три дня, что мы будем здесь. А домой пойдём налегке, быстрее добежим.

На улице быстро стемнело, ничегошеньки не видать, тишина - ни звука, всё вязнет в густом и липком тумане. Стоило нам раскидать свои фуфайки на нарах, как Ёж задул свечу и засмолил свою самокрутку, аж дым столбом, а Гринька, как всегда начал травить свои нескончаемые байки.

Гринька много поколобродил по стране, много повидал и много знает, о чём мы с Вальком даже и не слыхивали. После войны он сбежал с интерната и пробрался в свой городок, где жил с родителями и сестрой, но от городка грит ничего не осталось, совсем ничего, даже и спросить не у кого про родных, один большой пустырь, да останки изб и построек разных. Ни единой живой души. Вот с тех пор и носило Рыжего по стране, как перекати – поле, пока не осел в нашем таёжном посёлке. Как уж он сюда залетел и чем приглянулся ему наш махонький посёлочек, он не говорит, держит в тайне.

А пока лёжа на нарах в кромешной темноте, травит всякие ужастики, от которых по коже мурашки ползут, и хочется куда нибудь спрятаться, или дома очутиться, на печке, на огромном жарком дедушкином тулупе и слушать бесконечное поскрипывание за печкой сверчка. Гринька рассказывает, как он был в Питере, как с жульманами в картишки играл и какие деньжищи у него были. Как от милиции прятался по чердакам и как вольготно тама жилось.

-Да, хорошо было в Питере. Но всё равно словили на чердаке, под облаву попал и не успел смыться, замели и в участок, а там знамо дело, снова в интернат, я и оттуда утёк и подался в Ташкент, зима уже наступала, а в Ташкенте говорили мол яблоки на улицах прям растут, вот где жизть-то. Туда-то с корешком мы и ломанули, но вот не доехал я до Ташкента, только об энтом потом, спать хочется.

Незаметно пришёл сон, и снова мне снились какие-то чудеса, и где-то я летал в неведомых краях, пока не проснулся от какого-то скрипа. Валёк со скрипом приоткрыв дверь исчез на улице, а на улке уже светло и светит солнышко. Пора и вставать, только Гринька ещё сладко посапывая, что-то бормочет во сне, стараясь его не разбудить выбираюсь потихоньку на улицу.

-Ёжик, ты, чо в такую рань соскочил?

-Какое рано, солнце уже вон куда поднялось, Рыжий-то пусть поспит ещё, устал он сильно, а я так ничо.

-Наверно ты прав, давай приготовим чо нибудь похавать, а потом пойдём к горам, полазим по штольням, их пропасть тама, говорят.

Не успели мы сварить картоху, как из избушки показался заспанный Гришутка.

-Во, гля и тумана нету испарился весь, день хороший будет, однако. Сёдни точно клад найдём, во сне всё это точь в точь видел.

-Ты, как Вещий Олег, вещие сны смотришь, давай лучше к столу, во время подошёл.

-А чо, Митяй, и взаправду иногда сны у меня сбываются, вот как-то было… .

-Ладно, пророк садись к столу, похаваем и в путь, - не выдержал Валька, - тебя не переслушаешь. День-то вон в самом разгаре, пора уж и к штольням подаваться, а мы тута лясы точим.

Позавтракали без спешки и основательно, когда мы теперь вернёмся к избушке, неизвестно и что нас ждёт впереди тоже. Решили что уходим налегке, берём только кайлушку, лопату, моток верёвки и всё. В первый день просто осмотрим ручей и штольни если мы их найдём. Ручей мы надыбали ещё с вечера и сегодня напрямую вышли к каменистому руслу.

Тропинки вдоль ручья и в помине не было, идти было трудновато, нас спасало то что мы весь груз оставили на заимке и шли налегке. Ручей не петлял, как Пескариха, а ровно стрелой прошил тайгу от самых гор до заимки. Как всегда впереди топал Валёк, за ним шёл Гринька, а я замыкал наш отряд. Прыгая с камня на камень мы медленно поднимались по ручью, теперь понятно почему его нарекли Шатун-ручей, пройдёшь по нему версты две и зашатает тебя, как колодезный журавель.

К первым штольням мы подошли где-то в полдень, уставшие и голодные, как бобики, какого же было наше удивление, вход в штольни был завален и туда ну никак не пробраться, вот дела, а вдруг именно в этих штольнях и запрятан клад?

-Вот это фунт изюму, удивился Ёжик, чо делать если все штольни завалены.

-Нет, дед Афанасий говорил про них, мол первые штольни завалены, искать дале надо. Выше в горах те штольни, клад точно там, а тута пусто, так дедок мне толковал, туда и пойдём, много тута потайных мест искать только надобно.

-Пойдём, неча тут время терять, как всегда заторопился Гринька. Чем больше пройдём, тем надёжи больше, что клад сыщем.

Я то молчу, а и чо попусту балабонить, не успели придти как клад им подавай, где энто видано с разгону клад найти. Да и здорово я сумлеваюсь, чо вообще какой-никакой клад тут есть. А может и есть, кто ево знает, если бы кто и сыскал то знали бы об этом.

Посудили, порядили, подымили самосадом и снова двинули вверх по ручью, хорошо что тайга кончилась и перед нами просто пологий каменистый подьём, а с обеих сторон вздымаются крутые горы, на которые не так-то просто и взобраться. Все разбрелися как попало, кто с правой стороны ручья, кто с другой. Идём и выглядываем любые щелки, где может быть какая захоронка, но пока всё напрасно, ничего.

-Вот она! гля вон она! – неожиданно взвился Гринька, - вона, тёмное пятно за тем камнем, видите!

-Видим, видим не ори, как очумелый, - давай туда и двинем, - Митяй, пошли, штоленку Гринька надыбал, проверим чо в ней имеется.

-Счас иду. На этом склоне, вроде тоже какая-то дыра есть. Ну, да ладно тута и потом посмотрим.

Все молча сгрудились у входа старой штоленки, Валька достал из кармана фонарь и мы с осторожкой двинули внутрь штольни. Ширина-то была всего ничего, метра два. Со стен и потолка то тут, то там угрожающе топорщились угловатые булуганы, готовые в любой момент свалиться на башку, а мало не покажется, как муху придавит и пикнуть не успеешь. Валька посвечивая по сторонам фанарём медленно крался по коридору, а мы с Рыжим шаг в шаг, шли следом. Прошли не так и много, как за вторым поворотом оказался тупик – ничего. Возвернулись назад и выбрались на свет божий, как всё же хорошо на солнышке, не давят над душой камни и темнота. Немного передохнув направились к выработке, которую я нашёл. Всё повторилось в точь, как и в первой штольне, поворот, второй и третий, а за ним снова тупик, проход вглубь завален, только из кучи камней торчат поломанные как спички, брёвна истлевшей крепи. Долго мы ещё шарились по склонам прорезанных ручьём, но ничего путнего не нашли. Штолен и правда было много, как в сыре дырок, но почти все они были обрушены или временем, или с умыслом, поди разберись, сколько времени прошло с тех пор.

Ночевали мы на заимке, куда пришли затемно, устали как будто на нас пахали, даже и печурку растоплять не стали, пожевали в сухомятку и попадали на телогрейки в момент и уснули. Даже у Гриньки не осталось сил на трепотню.

День начался, как и вчерашний, пришли на то место, где вчера оставили лопату и кайлушку и двинули вдоль по склонам вверх по ручью. Ручей правда куда-то подевался и воды даже не видно, просто слышно, что где-то журчит ручеёк и всё. Склоны стали намного круче и так просто по ним не полазишь, пробираемся как по какой-то щели, штолен стало встречаться намного меньше, зато они были целее, встречались всякие развилки, где запросто можно блудануть. Почти весь день ушёл у нас в бесполезных поисках и только когда выбрались на самую верхотуру поняли, что мы ни фига не нашли и пора возвращаться на заимку, время уже позднее, если ещё задержимся в горах, то в темноте до избушки не дойдём, ночью по горам шарашиться бесполезно, свернёшь башку. На том и порешили.

Ещё один день у нас прошёл в пустую, признаков клада никаких, одни горы и штольни и чо только люди здесь ковыряли непонятно.

А нашли мы ту заветную штольню совсем не там, где указывал дед Афанасий, совсем случайно мы блуканули в другой распадок, где не было ни какого ручья, а в одном из склонов заприметили невзрачную еле заметную щель у скалы. Валька светанул туда фонариком, а щель-то на глубине стала расширяться.

-Вот она, Митяй, Гринька! нутром чую она это, как пить дать, это она и клад тута больше негде ему быть.

Как чувствовал Ёжик, щель на глубину расширялась и можно было встать во весь рост. Штоленка крутилась и вправо, и влево раздваивалась и снова сходилась, прошли уже изрядно, как вдруг за очередным поворотом увидели пулемёт! Настоящий в масле и блестит как новенький, вот это да, вот это находка почище всякого клада. А рядом цельный ящик с заряженными патронами лентами и гранат полный ящик.

-Пойдём, пойдём дальше, - загоношился Рыжик, - тама ещё чо нибудь найдём, не один же тут пулемёт, ясно это они тут клад охраняли.

Пошли дальше, а за поворотом тупик оказался, вот те на, а где же клад?

- Тихо черти не толкайте, не видите што ли колодец тута, затормозил Валёк. Свалишься и костей не соберёшь. Ну-ка, Гринька, подай верёвку счас глубину смерим, верёвка опустилась на два метра, ну кто полезет, кто смелый?

-Давай я залезу, а то Рыжий залезет , а обратно кишка слаба.

-Ну, спробуй, Митяй, токо далеко не уходи, где потом тебя искать будем.

-Ладно, давай верёвку, - и накрепко обвязываю пояс, - потихоньку спускайте, если чо тяните мигом на верх. Ну я пошёл.

Спустился я мигом, встал на ноги – ничего, земля плотная воды нет, пойдёт. Посветил фонариком, ход идёт куда-то в глубину и не видно конца. Отвязал верёвку и двинул по проходу дальше. Штольня крутила – вертела, сколько шёл не понятно, пока не оказался в большущем зале, метров двадцать не меньше. Посветил на стены и чуть не обалдел. Стены засверкали, синими всполохами – огнями, отражаясь от света фонаря стены заискрились всеми цветами радуги, до рези в глазах, аж больно глазам стало. На секунду выключил фонарь и снова включил, не направляя свет на стены, осторожно подошёл и увидел, что все стены утыканы причудливыми синими кристаллами, которыми был усыпан и весь пол пещеры. Обошёл вокруг по всей пещере, но нигде не нашёл никакого золота, нет клада, расстроился я, нет его одни блестящие камни, на всякий случай сунул пару камней в карман и на выход. Дёрнул за верёвку и на верх, где меня ждали Гринька с Вальком.

-Ну, чо клад есть или нету? не выдержал Валька, - неужто нету?

-Не, клада там нет, вот только одни эти камни и есть.

-А может шибко дорогие они? – не унимается Ёжик, может они кучу денег стоят.

-Зачем, Валёк, клад тебе, вона пулемёт нашли и ладно, продадим кому нибудь, вот тебе и деньги.

-Какого чёрта продашь, посадят ищё, будут тебе деньги.

Вот так и закончились, для нас поиски клада, правда не совсем. Когда вернулись в посёлок, понеслись к деду Афанасию, спросить про клад, а может и про пулемёт.

-Молодцы, - грит дед, увидев наши камушки, - это и есть наиглавнейший клад, это аметист очень редкий и ценный камень, шибко дорого он ценится, видели горы все исковыряны, там и добывался энтот камень, да кончился он, весь вышел, последний схрон однако вы нашли. Много о нём толковали, а где он точно никто не знал, кто знал те погибли ещё в Гражданку, а вот вам счастье выпало сыскать его. Бегите в Совет тама скажут чо делать. Принесли мы и выложили на стол Председателю камни, он повертел – покрутил их и сказал токмо ладно и всё. А через неделю приехали какие-то дядьки и мы снова водили их к заимке, и на ту штоленку. Спускались они вниз всё облазили, обнюхали и пулемёт наверх подняли, и камней много натащили, всё в город увезли.

А после в город нас вызывали, путёвками на месяц в “Артек“ нас наградили и до самой почти школы мы в лагере отдыхали. Когда снова возвернулись меня дома встречали папа с мамой, наконец-то и они домой вернулись. А ещё привезли они мне настоящий велик, правда подростковый, но пока лучше и не надо. Гоняли мы по очереди с Гринькой и Вальком по всему посёлку до самой осени пока грязью улицы не залило.