Дверь на балкон была открыта, и легкий ветерок слабо колыхал тюлевые шторы. В дверном проеме, точно гимнаст на трапеции, висел узкий полумесяц. Елена лежала в темноте на измятой постели и не могла уснуть. Обычно, после телесных бурь она засыпала быстро, но сегодня ее душу разрывало на части тяжелое чувство отчаяния. Во время близости с Максимом, когда он медленно водил ладонью по контуру ее тела, она пронзительно и ясно почувствовала, что он искал в этой линии схожесть с чем-то более желанным. О его измене она знала давно, но терпела. Улыбалась, делала вид, что ничего не замечает, что очень счастлива и верит в то, что он ее любит. Не сегодня-завтра она ждала, когда он покается и сам все расскажет. Но нет. В лунном свете со стаканом виски Максим стоял на балконе и погруженный в свои думы, будто ничего не видел и не слышал. Елена догадывалась, его мысли и его тоска сейчас не о ней. Как это обидно и больно! В полусонном воздухе, накатываясь откуда-то снизу, носились звуки ночного города. Визжали на поворотах и сыпали искрами последние трамваи, испуганно шарили прожектора автомобильных фар. На потолке и стенах дрожали тени. Самое горькое для Елены было то, что она ничего не могла сделать. Хоть лоб разбей, хоть закричи, но добрый, ласковый, хороший Максим принадлежал уже не ей одной. Лучше об этом не думать, но как?! Сердце готовое выпрыгнуть колотилось у горла. Она судорожно, со всхлипом дышала, готовая вот-вот зарыдать. Нельзя. Он не должен услышать, узнать, понять. Но все же, как хочется плакать! Оглядываясь назад, Елена вспомнила те, уже далекие времена, как обрывки счастливых снов, маленькие фрагменты, от которых ей стало так хорошо и на глаза вновь накатились слезы. В той нежной и прекрасной поре, когда все ново и радостно, когда еще нет воспоминаний, которые только томят, обманывают, будто было счастье, непонятное и неиспользованное, она жила счастливая, бездумная, покорная, и казалось, что уже никогда ничто не сможет их разлучить. Это была первая любовь, и она настолько владела всем ее существом, что Елена ничего не видела, кроме Максима, думала о нем постоянно, и, открывая утром глаза, словно девочка-школьница радовалась, что он рядом. Она любила его больше жизни, и он тоже ее любил. Был нежен и заботлив. Ему было с ней хорошо. И он очень не хотел ее потерять. Как-то посмотрев в ее честные и преданные глаза, он спросил: - Кем ты хотела стать, когда была маленькой? - Твоей женщиной, - не задумываясь, ответила она, и, растроганные, они упали в объятия друг другу, две души, две песчинки в этом огромном мире. А теперь он хочет принадлежать другой. Сердцу, говорят, не прикажешь. Чтобы это вытерпеть и не закричать Елена до боли закусила губу, прокусила до крови. Неужели без него будут проходить дни, проходить ночи, - думать о подобном, было невыносимо. Елена не могла представить, что вот так она будет сидеть одна в четырех стенах, - и первый вечер, и второй, и сколько-то еще вечеров, - и ничего ей не останется. Только вздох, стон, всхлип. И очень холодные ладони, и боль внутри, прямо под ребрами, так, что трудно вздохнуть, от мерзлоты и одиночества, которые прошьют насквозь все, и будет хотеться тепла, просто человеческого тепла, искренности и привязанности, и негде будет взять, не у кого. Вокруг пустота. И как только Елена представила все, что увидела своими глазами, те картины, которые нарисовала себе, - земля поплыла у нее из-под ног, от обиды закружилась голова, - она была не готова с этим мириться. Неужели можно легко и просто отказаться от того что было между ними? Когда мурашки по телу, а поцелуи как в последнее мгновение жизни! Разве забудешь прохладу этих губ, упругость разгоряченной кожи и тайный блеск глаз?! Она хотела быть «его» женщиной, и он называл ее «своей». Как вернуть ту далекую, настоящую и прекрасную любовь? Елена болезненно ощутила, что отныне, только прошлое будет принадлежать ей безраздельно, оно навсегда останется с ней, его никто не изменит и никто у нее не отнимет. А настоящее, в одночасье с будущим лопнуло как мыльный пузырь. Всем своим естеством она понимала, что лучше было бы с Максимом расстаться, что нельзя прощать предательство, что прежних чувств уже не вернуть - они иссякли и пересохли. Лучше сразу покончить с этим, чем продолжать жить с человеком, который лишь терпит ее присутствие, засыпает и просыпается рядом, в одной постели, фальшиво улыбается, а сам не задумываясь, все отдал бы на свете, чтобы посвятить свою жизнь другой женщине, если бы только та другая ему позволила. Знать и терзаться мыслью, что теперь не она его желанная и что он всегда будет сравнивать. Елена все понимала, но в то же самое время ей вдруг казалось, что она еще могла бы что-то исправить. Раскрыться еще больше, стать к нему еще ближе, еще лучше, отдать себя полностью, быть милее, нежнее, ласковее. Тогда бы он снова ее любил. Иначе не могло и быть. Елене хотелось в это верить. Ведь иногда иллюзия работает. Так было бы правильно. Но так не случится. Почему? Почему так?! Лицо горело и стучало сердце. Такая беспомощная, маленькая девочка. Слишком слабая, чтобы не реагировать. Слишком сильная, чтобы плакать. Наивно. Глупо. И она, уже не в силах сдерживать слезы, плачет. Бледная, как белая простыня, приподнимается на острых локтях. Максим задумчиво курит на балконе и не обращает никакого внимания. «Господи, - шепчет она. - Неужели все это закончится?!» - Ты что-то сказала? - вдруг, поворачиваясь, спрашивает он. - Нет. Ничего. Тебе послышалось… |