Стихотворение «Сосед зашёл» открывается посвящением Игорю Николаеву, русскому десантнику, который и зашёл ко мне с двумя бутылками повспоминать.

И замираешь: русский десантник, русский обычай повспоминать... И веришь, что стихотворение есть чистейшая достоверность, документ эпохи, новейшей истории. Она, эта история, совсем рядом, живёт сейчас в 15-й квартире, и как замечательно, что есть кому её услышать и облечь в художественную форму. Потому что продолжает жить лишь то, что воплотилось в искусстве. Через него лежит попытка шагнуть в вечность. А время принимает к сортировке. Это мы читаем здесь и сейчас то, что волею судьбы легло перед глазами. Но глаза всегда, конечно, можно отвести, да и времени на всё не хватает, и много разных причин, но... Посвящение исполнено беспроигрышно! Останавливаешься и читаешь, заранее выдавая кредит доверия автору, даже если не знаешь имени. Но имя известно — Дмитрий Кастрель!

 

 

Первая же строфа активно идёт в атаку на читателя. Это и жажда, понятно, души, которая в условиях боевых действий неутолима, и уже с третьей строки мы понимаем, что тут не про курорт — про Афган — попали...

Узнаваемый стиль Дмитрия: свободное интонирование, непринуждённая передача живого разговорного языка при мужской лаконичности и виртуозной точности — никаких сомнений в том, что хотел поведать нам художник. Тот самый случай, когда передать надо то, что передать необходимо, без вольностей. А сделать это Дмитрию помогает вольный ямб, которым он владеет мастерски.

 

 

Топос и время точные. У ребят — Игоря и Пашки — есть часок, который они проводят за шахматами...

Корректное (в целом) поведение после разъяснения командиром задачи говорит о многом, а брошенная фраза... Да что там! Заставляет сердце остановиться. Вот так и приходит судьба."Спасибо, что не сразу..."

 

 

Это даже не строчка-строфа — это живая говорящая цезура... В которую нас вынесло на камень ритмической волной. И нет никаких сомнений, что это есть запись живого чувствования.

 

 

Ребята уходят навстречу смерти. Молодые ребята, которые хотят жить. У них есть матери-отцы, любимые, возможно, жёны. Приказы не обсуждаются. Они уходят убивать, и дай бог, чтобы хватило боезапаса.

 

 

По-русски, на дорожку, на посошок-рожок...

 

 

Портрет Алексея, в прошедшем времени... Богатырь, в русском стиле, хошь в практическом, хошь в лексическом... Царствие небесное.

 

 

Валентин... Царствие небесное.

 

 

Валерий... Сокол... Царствие небесное.

 

 

За упокой. В раю ребята, по определению... Господи, какие мужики... Вспоминаю «Триста спартанцев», когда «на верную смерть» брали тех, у кого уже есть по двое сыновей, потому что род прерываться не должен... Но

 

 

Без комментариев. И только перед глазами памятник героям-афганцам, что стоит на Поклонной горе над Красноярском. Из Сибири много ребят туда уходили... Наше поколение мальчиков. Ровесники...

 

 

***

 

 

Легко рассуждать, не будучи... На картины глядя, буквы читая... Вечная, тяжелейшая, никогда не разрешимая коллизия долга и сердца. То, что называется судьба. Не всем выпадает, но тем, кому выпало, это уже люди иного порядка. И без судьбы не просто жить в мире, а в ней... Нескончаемый подвиг, потому что человек подвинут самой жизнью и вернуться в исходное состояние ещё никому не удавалось.

 

 

Намеренный сбой ритма, действительно, заставляет встать... А далее ритм усиливается, переходя в апофеоз.

 

 

Господи! Даруй им Любви, ибо только она и может быть утешением...

В финале страшные слова. Не для мирной жизни. Карма воина — особое состояние сознания, которое постигали с рождения, и она помогает жить среди людей. Но фактически вернувшиеся ребята предоставлены сами себе, считай, на произвол судьбы. Суровая правда жизни. И кто-то должен правду эту держать, сохранить. Хорошо, что Поэт выпавшую ему миссию воспринимает как долг, вкладывая весь свой талант в исполнение — невозможно иначе...

 

Произведение сотворено в уникальной форме абсолютно свободного ямба с произвольным рассечением на строфы размером до одной строки. Это тот самый случай, когда поэтическая речь, с одной стороны, удивительно приближена не просто к разговорной — к исповедальной, и мы чувствуем себя рядом, невидимыми, за тем же столом, и приоткрыта завеса смерти для нас, непосвящённых, и для посвящённых тоже. С другой — стихи поднимают рассказ русского десантника на должную высоту события и восприятия. Произведение имеет точную привязку к новейшей истории и оно же параллельно вневременное. Воспоминание о невернувшихся товарищах... О том, что судьбу не воротишь, не развернёшь. Об уделе. Человеческом.

Много, очень много добротных рифм — сплошь, как и положено в вольном стихе. Много усиливающих мелодичность промежуточных рифм и созвучий, анафоры весьма уместны. Особенно понравились экспрессивностью и уникальностью привязки к конкретному событию следующие находки: с ним — разъяснил; репу — корректно; Налили — выпили; муде — бороде — эРДе; массе — трассер; "Ала-амбал" — метал — попадал; жил — ножи; засранец — упражняется — по яйцам; ультра-си — вносил; "Сокол" — сбоку; кровать — прикрывать; критерий — Потери; привык — клык; сам-то — десанта; омут — Любому.

Хотелось бы ещё отметить интонацию, которая сама собою возникает при чтении произведения. Особенно при чтении вслух. Голос интонирует сам. Его направляют и синтаксис, и лексика, и ритмика, и графическая разбивка, и сама семантика. Это тот случай, когда остаться безучастным невозможно. Потому что искренне. Потому что по-русски, по-настоящему. Потому что Дмитрий Кастрель.